Десять вопросов по делу Казакевича

Резня в торговом центре «Новая Европа» повергла в шок белорусское общество. Привыкшие жить в спокойной стране, белорусы не ожидали, что средь бела дня в общественном месте может произойти столь циничное и жестокое преступление. Когда стало известно, что нападение совершил 17-летний подросток, вопросов возникло еще больше.

Студент университета, из обеспеченной семьи, пусть замкнутый, но вежливый и спокойный — именно так характеризовали Владислава Казакевича его знакомые и родные. И даже врачи-психиатры, которые два года наблюдали за ним, в суде заявили, что для общества парень не представлял опасности.

Naviny.by проанализировали показания самого Казакевича и других участников процесса, чтобы понять, что стало причиной агрессией и какие выводы должно сделать общество после этой страшной трагедии.

 

1. Если Казакевич хотел устроить массовую резню, почему его не судили за теракт?

Владислав Казакевич с момента задержания рассказывал, что планировал убить как можно больше людей. Сначала он пришел с пилой и топором в университет, где в одной аудитории собрался весь первый курс — более ста человек. Зашел в туалет, чтобы переодеться и завести пилу, но она заглохла, и парень отложил свой убийственный план.

На следующий день он пришел в торговый центр, где совершил убийство продавщицы Елены Александронец. Другие жертвы (три женщины) оказали ему сопротивление — одна убежала, другая увернулась от топора, третья ударила вешалкой. Все они остались живы, хотя до сих пор не могут придти в себя.

«К сожалению, я не выполнил всех своих планов по массовым убийствам. Я вернусь, чтобы закончить начатое», — сказал обвиняемый в последнем слове.

Так почему же его не судили за теракт?

Для данной квалификации в действиях преступника должно присутствовать намерение оказать воздействие на принятие решений органов власти, воспрепятствование политической или общественной деятельности, устрашения населения, дестабилизация общественного порядка. Но у Казакевича таких целей не было.

«Убить ради прикола», — так цинично он объяснил свои действия. У него не было требований к властям, он не хотел, по сути, ничего поменять. «Меня все бесит в этой стране», — говорил он о Беларуси.

 

2. Была ли у Казакевича идеология?

Обвиняемого все время спрашивали, почему он совершил данное преступление и где именно он почерпнул идеи о жестокой расправе над незнакомыми людьми.

Владислав отвечал, что примерно за год до нападения на торговый центр думал расправиться с группой мусульман или китайцев. На вопрос, что плохого ему сделали эти люди, он отвечал: «Ничего». У него даже знакомых таких не было.

И вот что любопытно: с одной стороны, он говорит, что готов убивать мусульман, с другой, говорит, что с удовольствием смотрел ролики, как бойцы ИГИЛ казнят людей. Казалось бы, в чем логика? Но таких противоречий в его словах очень много.

В 2014 году после попытки суицида Казакевич попал на лечение в Новинки. Врачу, который его консультировал, он рассказывал, что мать пытается привлечь его к вере (православной), но ему «не нравятся, когда люди ходят в церковь; ему нравится, когда церкви поджигают». То есть вряд ли у него было четкое понимание, кого ненавидеть — христиан, мусульман, буддистов или атеистов.

Родители Владислава знали от врачей, что сын рассказывает о поджогах церквей. Однако считали, что это проблема медиков — они должны разобраться, в чем причина агрессии.

 

3. Неужели этот парень ненавидел всех вокруг?

Когда у Казакевича спросили в суде, признает ли он иски потерпевших, парень заявил, что те «слишком много просят». Мол, затраты на похороны он готов оплатить, а моральные страдания его не волнуют.

Но когда муж погибшей продавщицы спросил: «А что, если бы в торговом центре оказался твоей отец? Как бы ты поступил тогда?» Этот вопрос заставил врасплох парня. «Он бы меня не узнал, я бы прошел мимо», — заявил он. Обратите внимание: пройти мимо, но не убить.

Когда ему задавали вопросы о родственниках, он всячески пытался уйти от ответа. То же касалось вопросов о тех, с кем он мало-мальски общался (друзей у парня не было). «Я не буду говорить об этих людях, я не хочу, чтобы у них были из-за меня проблемы», — заявлял Казакевич.

Кстати, в торговом центре, когда туда пришел Владислав, было много детей. Но их он трогать не стал. «Детей мне было жалко», — пояснил он.

Мы не пытаемся оправдать его действия. Но важно понимать, что человек, который, с одной стороны, заявляет, что готов убивать всех без разбору, для себя все-таки определяет, кого бы он трогать не стал. Даже лишним словом, когда речь идет о показаниях на суде.

 

4. Если Казакевич лежал в психбольнице, как его могли признать вменяемым?

Когда обвиняемый заявил в суде, что его привлекали убийства и перед уничтожением людей в торговом центре он хотел заказать проститутку, чтобы на ней испробовать бензопилу, а заодно попробовать ее мясо, возник резонный вопрос: как такой человек вообще мог быть признан вменяемым?

Тем не менее, экспертиза гласит, что на момент совершения преступления Казакевич осознавал свои действия и те последствия, которые могут наступить. То есть он понимал, что если ударит человека бензопилой или топором, тот может умереть. И он сознательно совершил преступление именно с этой целью.

Для сравнения можно вспомнить случай по другому резонансному делу в Минске: минчанка выбросила с девятого этажа двух маленьких детей, потому что считала, что таким образом она спасает их от злых духов, и сама тоже хотела прыгнуть вслед, чтобы они все вместе оказались в безопасности. Женщина слышала «голоса», которые велели ей так поступить. В этом случае эксперты признали ее невменяемой. И в качестве наказания ей было назначено принудительное психиатрическое лечение.

Адвокат Казакевича, кстати, просил провести повторную экспертизу. А родители молодого человека убеждены, что тот тяжело болен, и вместо колонии его должны отправить на лечение.

 

5. Можно ли рассматривать резню в торговом центре как расширенное самоубийство?

Именно такой тезис в суде выдвинул адвокат Казакевича. Сам парень все время подчеркивал: он хотел взять заложников, чтобы спецслужбы убили его при освобождении людей.

Но вот что в этой версии кажется странным. Вместе с бензопилой и топором Казакевич купил защитную амуницию: специальную куртку и перчатки — он боялся себя повредить. За два дня до того, как устроить резню в университете, он перестает принимать таблетки против угревой сыпи. Для храбрости молодой человек хотел выпить водки, и ему нужно было время, чтобы препарат вышел из организма, поскольку он беспокоился за свою печень. Еще раз: человек готов умереть под пулями снайперов, как он сам заявлял в суде, но боится повредить руки и беспокоится за печень.

В материалах дела отмечено, что Влад Казакевич четыре раза пытался покончить жизнь самоубийством. В 2012 году он отправил классному руководителю SMS, в котором написал про суицид. Позже он пояснил в больнице: «Хотел посмотреть на реакцию родителей и учительницы». До этого он пытался спрыгнуть с 24-го этажа, но не хватило смелости. Дальше пробовал повеситься, но веревка развязалась.

А когда у него не вышло преступление в родном институте, он расстроился, что его никто не заметил: ведь он пронес пилу и топор, а его даже не остановили. «Было обидно», — пояснил Казакевич в суде.

 

6. Почему за такое страшное преступление ему назначили «всего» 15 лет?

Еще до совершения преступления Казакевич знал, что ему как несовершеннолетнему не могут назначить смертную казнь. Он, во-первых, учился на юрфаке, пусть и на первом курсе. Во-вторых, искал информацию в интернете. В суде он заявил, что даже расстроился по этому поводу, потому что хотел, чтобы его непременно расстреляли.

Но верится в это с трудом, поскольку 18 лет ему исполнилось всего через два месяца после совершения преступления. Не такой уже и большой срок. Тем не менее, Казакевич все время повторял, что для него нет ничего страшнее, чем сидеть в тюрьме.

По приговору суда сидеть ему ближайшие 15 лет. Для тех, кто говорит «всего» 15 лет, хочется напомнить, что по советскому Уголовному кодексу это был максимальный срок лишения свободы. Дальше только смертная казнь. Бесследно это наказание, конечно, пройти не может. И для человека, который очень ценил личную свободу (а Казакевич, несомненно, таков) — это суровое наказание.

 

7. И как Казакевич будет отбывать наказание?

Поскольку Владислав Казакевич совершил особо тяжкое преступление, будучи несовершеннолетним, а на момент постановления приговора ему уже исполнилось 18 лет, то сидеть он будет в колонии общего режима.

Что это значит? Он будет жить в отряде с множеством людей, ежедневно ходить на работу. В год ему предоставят три краткосрочных и три длительных свидания. А также право на четыре посылки и две бандероли. Родители смогут каждый месяц отправлять ему на счет сумму до шести базовых величин, чтобы он мог купить продукты в магазине при колонии.

Но это в теории. Нарушение режима ведет к ограничениям всех вышеперечисленных прав. Кроме того, за систематическое игнорирование правил, неподчинение заключенного могут поместить в штрафной изолятор. А если и после этого он не встал на путь исправления, ходатайствовать перед судом об ужесточении режима — вплоть до перевода в тюрьму. Но основания должны быть серьезные.

Администрация колонии и персонал, который работает с осужденными, еще до их прибытия знает, кто и за что осужден, какие меры предосторожности нужно соблюдать, исходя из индивидуальных особенностей преступника.

Заявление Казакевича о том, что он намерен и дальше убивать, не могут быть проигнорированы правоохранительными органами — ни во время его заключения, ни после его освобождения (профилактическое наблюдение, превентивный надзор).

 

8. Могут ли его раньше выпустить на свободу?

Теоретически Казакевич может рассчитывать на условно-досрочное освобождение по отбытию трех четвертей назначенного наказания, то есть через 10 лет и девять месяцев (полгода он уже отсидел в СИЗО, так что фактически ему назначено 14,5 лет лишения свободы). Однако «может рассчитывать» — не значит, что его прошение (если оно последует) будет удовлетворен, ведь учитываться будет множество факторов: действительно ли он осознал содеянное, изменился, соблюдал режим, возместил потерпевшим ущерб и ряд других оснований, в том числе состояние здоровья.

Если у осужденного появляется или обостряется психическое заболевание, суд повторно рассматривает дело, и может освободить его от нахождения в колонии, но назначить принудительные меры безопасности и лечения. И если такой человек выздоравливает до истечения срока давности исполнения обвинительного приговора, его снова отправляют в колонию — «досидеть» неотбытое наказание (за вычетом времени, проведенного в психбольнице).

 

9. Совершали ли раньше подростки такие жестокие и циничные преступления?

За последние пять лет 29 несовершеннолетних отправились за решетку за совершение убийств. Недавний пример — 16-летний подросток в Гродно убил пятилетнего брата, пытался убить мать и поджег квартиру, чтобы скрыть следы преступления. Его приговорили к 15 годам лишения свободы.

В Минском городском суде сейчас проходит еще один громкий процесс, правда, в закрытом режиме — 16-летнего гимназиста обвиняют в покушении на убийство учительницы. А в Гомеле вскоре начнут судить 17-летнего парня, который из-за денег убил сельскую учительницу.

Иногда страшные преступления совершают даже те, кого мы считаем еще детьми. В начале 90-х в Минской области три школьника решили поиздеваться над четырехлетним ребенком. Сначала мальчика избили, потом изнасиловали, а после этого убили, помочившись на его тело. Поскольку старшему преступнику тогда было всего 14 лет, ему дали 10 лет в воспитательной колонии. А двух его товарищей отправили в специальное учебно-воспитательное учреждение, ведь им на момент совершения преступления было 11 лет.

 

10. Какие выводы должно сделать общество после трагедии в ТЦ «Новая Европа»?

Резня в торговом центре обнажила многие проблемы нашего общества.

Первое — безопасность. В ТЦ, как выяснилось после убийства, не было охраны. Администраторы, которые работали на этажах, услышав, что нужно нажать «тревожную кнопку», закрылись в служебном помещении. Люди не знали, как вести себя в такой ситуации, и действовали интуитивно.

Хорошо, что нашлись смелые и небезразличные ребята, которые пытались остановить Казакевича. Но если бы преступник был лучше подготовлен, при такой системе безопасности жертв могло быть гораздо больше.

Кроме того, на суде прозвучало, что в пиццерии, где Казакевич продолжил нападения, камеры видеонаблюдения не работали больше года.

Второе — взаимоотношения в семье. На суде прозвучало, что Владислав Казакевич с 15 лет жил один. Его родители развелись, когда он еще был ребенком. За полгода до трагедии мать вышла замуж в Германии и, по сути, жила на два дома. Отец жил неподалеку, но все-таки отдельно от сына.

«У Влада всегда были деньги, у него было, что поесть», — подчеркивали родители в суде. Но, наверное, кроме материальных ценностей ребенку нужно что-то большее.

Родители знали, что у сына было четыре попытки суицида, что он комплексовал по поводу внешности, два года парень находился на учете в психдиспансере, у него вообще не было друзей, на все вопросы о проблемах он отвечал: «У меня всё нормально».

Третье — медицинская помощь. Отец обвиняемого настаивает: это доктора упустили болезнь — предложили сняться с учета, не назначали правильное лечение, не распознали опасные симптомы. На суде прозвучало, что визиты к доктору длились всего несколько минут. Парень снова говорил «всё нормально», и такой ответ устраивал всех вокруг.

Тем временем он уже задумывался, как будет устраивать теракты и массовые убийства.

И последнее — отношение в обществе. 1 сентября 2016 года Владислав Казакевич стал первокурсником. 3 октября того же года его отчислили за прогулы. По сути, он вообще не ходил на занятия, хотя сам выбрал университет и специальность, долго готовился к поступлению.

Свои пропуски он объяснил тем, что стеснялся внешнего вида — угревой сыпи на лице. Он ведь даже на преступление пошел в маске — ни для того, чтобы скрыться от милиции, а чтобы увереннее себя чувствовать — с закрытым лицом. До этого начал принимать сильнодействующий препарат, который мог вызвать суицидальные мысли. Цель была одна — исправить внешность, чтобы вписаться в «норму».

Может быть, если мы научимся принимать людей, которые отличаются от нас цветом или качеством кожи, национальностью или языком, религией или мировоззрением, нам удастся избежать новых трагедий.

 

Фото Сергея Балая