Культура

Берлинале-2010: дневник белорусского кинокритика

В Берлине завершился традиционный международный кинофестиваль, в этом году отметивший 60-летие. «Берлинале» давно стоит в первом ряду наиболее престижных и авторитетных кинофорумов. Читатели «Белорусских новостей» имеют возможность увидеть этот праздник кино глазами соотечественника — культуролога и критика, колумниста нашей газеты Максима Жбанкова.

22 февраля

Окончательно прощаешься с берлинскими каникулами утром в день отъезда. Когда становится убийственно ясно, что придется выкинуть из багажа большую часть каталогов и журналов: в твой рейс больше 20 килограммов не пускают. Когда, спустившись в холл, видишь задумчиво глядящего хоккей алжирского коллегу (для прогулок поздно, для отлета рано) — и тихо проскальзываешь мимо: всеми чувствами уже обменялись вчера, на прощальном застолье. Когда твое такси проходит мимо Фридрихштадт-палас — а там еще развеваются красные флаги с желтым берлинальским мишкой, но фестивальная красная дорожка безлюдна. По ней теперь можно пройти лишь в обратную сторону. С сеанса.

Впрочем, эхо феста неожиданно гасит уже на пути в родной центр Европы. В аэропорт Шонефельд, загружаясь в автобус до самолета, натыкаюсь на белорусскую телезвезду, летописца международных кинотусовок. Не виделись лет семь. Посудачив о берлинских призерах и кризисе кино, плавно сворачиваем на тему берлинальского дизайна. «Ну, разве это сумки! — морщится телестар. — С такой никуда не выйдешь. Самые удачные были лет семь назад: черные с небольшой эмблемой. Пару лет назад были хорошие, красные с белым… Хотя в Канне тоже с сумками проблемы». Делает паузу и неожиданно добавляет: «А в Венеции вообще пакетики дают!»

20 февраля

Я люблю возвращаться в Берлин, потому что здесь вещи почти не меняются. И возможно невозможное в Минске: найти на том же месте кофейню, в которой просиживал вечера лет десять назад. Я люблю разношерстную толпу, по утрам резво перебегающую с надземки на подземку и обратно. Мне нравятся киоски-бистро посреди перронов метро (в ассортименте — от сандвича до Johny Walker) и даже Александрплац — призрак старого проспекта Машерова. Здорово, что люди здесь свободны в выборе одежды, музыки, линии транспорта и того, где и с кем им петь и пить. И можно бесконечное число раз переходить контрольный пункт «Чарли», снова и снова покидая советский сектор.

«Берлинале» — как любой правильный фильм — хороша совсем не как процесс ускоренного освоения пачки новой информации (как считают наивные новички-киноманы), а как послевкусие. То, что остается, когда в зале зажигают свет. Фестиваль дает своим участникам право дегустации очень разных продуктов — и оставляет за ними последнее слово. Поэтому список победителей я не привожу: его легко отыскать где угодно. И то, что из тройки фильмов-победителей я смотрел только Поланского (к слову, самый предсказуемый из призеров этого феста), ничуть не грузит и не ломает. Увидеть все на «Берлинале» невозможно. Все смотрит только жюри. А потому его выбор лично мне нельзя ни поддержать, ни оспорить.

Главное в другом: в нашей пестрой компании фестивальных свидетелей — от Берега Слоновой Кости до Новосибирска — все друг друга отлично понимали. И вовсе не потому, что все говорили по-английски. А потому, что с нами всеми однажды случилось Кино. Десять дней берлинского праздника танцев теней на белом экране.

19 февраля

Фестиваль заканчивается не тогда, когда раздают призы. Не тогда, когда он исчезает из новостных программ. И не тогда, когда возвращается на привычные маршруты последний из гостей. «Берлинале» тихо сбавляет ход, исчерпав свою конкурсную программу и опустошив архивы. Пара резких движений вдогонку, вроде вчерашнего злобного нео-нуара «Убийца во мне» от Майкла Уинтерботтома — скорее, вежливая попытка поддержать разговор, когда собеседник мысленно уже пакует чемоданы, чем заявка на призовое место.

Уинтерботтом изготовил кино комнатной температуры, аккуратно изложив старый роман Джима Томпсона про провинциального маньяка-шерифа. Общий бег событий вокруг этого красавчика и садиста выглядит весьма уныло: мой сосед по пресс-показу слева уснул в кресле, откинув взъерошенную интеллектом голову. И даже несколько жестких приемчиков — красотку Джессику Альбу всеэкранно избивают почти до смерти (дама-соседка справа взволнованно выскочила из зала через все наши сумки и ноги) — не меняют сути дела. Знатный берлиналец Уинтерботтом (трижды участник, дважды призер) просто поиграл с хламом из пыльной кладовки. Но оживить его и сделать снова важным так и не сумел.

Публика разбегается по другим делам. Разъезжаются журналистская братия и профессиональные закупщики. Звезды уже не здесь и больше некому каждый день шагать по красным ковровым дорожкам. Фестиваль кончается не тогда, когда раздают призы, а тогда, когда исчерпан его сюжет. Кино в Берлине прошло. Впору запускать финальные титры.

18 февраля

Есть на «Берлинале» поздние шоу — киноманские сеансы под самый вечер, куда обычно собираются те, кто не успел догнать кино днем: эстетствующие офисные кадры, лохматые студенты, заезжие гости столицы с вечной картой метро в кармане, богема в длинных черных пальто с шарфиком через плечо. И, конечно же, мы — летучая медиа-банда в поисках информационных поводов. Собственно говоря, это лучшее время. Потому что есть верный настрой — рабочий день вроде кончился, пора расслабиться и получить свой кайф. Прошлой ночью на таком сеансе я смотрел британское кино про колченогого рокенролльщика Иена Дюри. Название не подкачало: «Sex & Drugs & Rock’n’Roll».

Дебютный фильм Мэтта Уайткросса, бывшего второго режиссера у Майкла Уинтреботтома и клипмейкера Coldplay, хорош точно пойманной интонацией. Ничего общего с героическими байопиками типа «The Doors». Cкорее, бытовая драма. Папа любит маму и спит с другими. Мама жалеет папу и все равно хочет уйти. Малолетка сын живет внутри всего этого джаза и примеряет на себя папину жизнь. А то, что при этом папа играет разухабистый кабаре-рок и красив сумасшедшей красотой отпетого рокмена — существенно, но не принципиально. Он вполне мог бы быть трюкачом. Или клоуном.

Разноцветное кино Уайткросса — про мальчиков, из которых прорастают проклятые поэты. Про вечных артистов жизни, которых эта самая жизнь нещадно лупит старым ботинком по мозгам. И про то, что нельзя всю жизнь проскакать в папиной джинсовке. Хотя очень хочется. Отличный актер Энди Серкис сыграл Иена Дюри так, что хоть в рамочку вставляй — отчаянно, грустно, самоиронично и трогательно. Критики уже зачислили его в список Больших Надежд. И тут явно попали в точку.

«Sex & Drugs & Rock’n’Roll» не попали в конкурсную программу, угодив в более скромную «Панораму». Зато там есть приз зрительских симпатий. И, честное слово, большинство зрителей ночного шоу (о немногих беглецах с сеанса умолчим с презрением) с чистой душой проголосовало бы за британцев.

17 февраля

Новый берлинский приятель – программный директор эстонского фестиваля ужастиков — хлопает меня по плечу: «Ну что ты там программу листаешь? Белорусское кино ищешь? Брось! Вот я точно знаю, что ни одного эстонского фильма на фестивале нет – и совсем не переживаю!» Ну да, конечно. Знакомая тема: успех – суета, призы – тлен, выигрыш – кто кого перекричит… Да только на фесты впору ездить вовсе не для того, чтобы дождаться торжественного назначения Главного Героя. Куда интересней нырнуть в поток глобального кинопроцесса и отыскать пару новых цветных камушков.

Вот и с родным кинематографом та же штука. Дело ж не в том, чтобы против вражеской тачанки свою, расписную выкатить. В кино бодаться «кто главнее?» смешно. И, главное, бесполезно. Всё равно назначенных героев любят лишь до следующего назначения. Если им не удастся из Назначенных попасть в Народные. Но вот тогда уж точно никто не вспомнит, сколько «Золотых пальм» или «Оскаров» урвал их любимец. Индустрия кино стремится производить успех – естественно, в промышленных масштабах. А зритель хочет своего — личного, отдельного флирта с экранным чудом. Индустрия награждает передовиков. Зритель любит своих – отдельных, ершистых, неправильных. Не победительных, а душевных. И тут я с ним абсолютно солидарен. Мне хочется не белорусских кино-триумфаторов. Мне бы нормального свойского кино про то, что с нами происходит. Поверьте, Берлин оценит.

И тут даже малый шаг – почти прорыв. На весь толстенный кирпич полного каталога берлинальского кино пришлось единственное упоминание про мою страну: минчанка Марина Карпова участвует в программе перспектив «Generation» с коротким мультом «Козья хатка». В списке творческой бригады знакомые имена, музыкой и стишками-бормоталками поделилась «Серебряная свадьба»… Симпатичное кино: берлинские детки на сеансе радостно одобрили. Да только приехало оно от России, от славной студии «Пилот». И сработало, как повелось, на славу русского оружия.

«Козья хатка». Режиссер Марина Карпова

Я-то знаю, что это — наши! Да только на исторической родине такое кино – легкое, уютное, красивое и безмятежное — что-то никак не приживется. Мы всё блокбастеры из соломы лепим. Потом отчаянно скачем вокруг. И удивляемся, что вокруг смеются.

А козьи хатки пока потихоньку мигрируют. Туда, где им действительно рады.

16 февраля

В Берлине приезжим киноманам комфортно: в зал пускают без вопросов, уважительно улыбаясь фестивальным бэджикам, загружают под завязку распечатками пресс-релизов и глянцевыми ежедневными Variety и Screen фирменные фестивальные сумки, эспрессо с круассанами подают быстро и ловко. Наши южные друзья удивляются: как это так – транспорт ходит точно по расписанию и приходит именно туда, куда обещал? А вот так! И никак иначе. Знаменитая немецкая точность таки дает о себе знать: фест работает как часики и размеренно движется от акции к акции.

Публика ходит совершенно обалдевшая, лихорадочно листает программу (куда бы еще успеть), и если ворчит, то исключительно по поводу качества очередной конкурсной ленты. И это правильно. Как нам сегодня растолковал директор фестивальной программы «Панорама» Вейланд Спек, «Берлинале» предназначена особой публике: вредным приезжим экспертам, придирчивым закупщикам фильмов и привередливым берлинцам. Всем сразу угодить, ясное дело, нельзя. И потому в своем наличном виде фестиваль особо не рискует и продвигает мэйнстрим, предпочитая наиболее радикальные экранные жесты оставлять за бортом.

Да, когда-то в Берлине показывали американское подпольное кино и азиатский боевой трэш. Но сейчас об этом говорят несколько застенчиво — как тихая старушка о своем бурном прошлом. Лихие 70-е и задиристые 80-е тихо перетекли в кислотные 90-е и мармеладные нулевые. Нынче «Берлинале» не расширяет сознание, а выстраивает межкультурные коммуникации и творческие площадки. Тоже славно. Но это совсем другая история. И, наверное, совсем другой фест. Вот и профессиональный режиссер Спек уже десять лет сам не снимает. Зато работает в дирекции «Берлинале». Тут уж действительно что-то одно: либо ты «Берлинале» делаешь, либо на «Берлинале» показываешься.

Исключений не просматривается: спаять воедино берлинские часики и вольные арт-хаузные игрища никак не выйдет. Зато вот программа летит скоростной надземкой – лишь успевай глазеть в окно. Направо вокзал ZOO. Налево рейхстаг. Пересадка. А вот и Потсдамер-плац. Надо бежать: итальянские киношники наверняка скажут что-то важное о любви.

15 февраля

Роман Полански — режиссер-призрак нынешней «Берлинале». Под домашним арестом, в ожидании финальной точки давней мутной истории с малолеткой, он шлет загадочные вибрации и лишает сна киношных гурманов.

Маленький человек больших фильмов отсутствует физически, но при этом весьма активен: чудит, спорит, обозначает контекст. С ним соревнуются, на него оглядываются. Грузный «Остров проклятых» Скорсезе с его расследователем-жертвой напрямую перекликается с легендарным «Китайским кварталом» Поланского. Китайский нуар-гиньоль в исполнении Чжан Имоу громоздко именуется «Женщина, револьвер и лавка лапши» — вполне в традициях «Отважные охотники за вампирами или Извините, но ваши зубы в моей шее» шального Романа. О нем судачит кинопресса. На него гадают кинокритики. В честь Поланского в одной из центральных галерей открыли выставку. Герой на фото. Герой по стенам. Между ними пустота. А из живых на открытие пришел актер Эван Макгрегор. Тот самый писатель-призрак из нового фильма Романа. Тень артиста.

Звезды «Писателя-призрака» Пирс Броснан, Оливия Уильямс и Эван Макгрегор

Да и сам Поланский в «Писателе-призраке» (точнее, просто «Тень») спорит с собой — прежним маленьким Хичкоком времен «На грани безумия». Уверенно приманив зрителя, он резко уходит от привычных лекал, проваливается в диалоги без конца и начала, метание мобилок, и велосипедные прогулки под бесконечным дождем. Чтобы под титры бросить в лицо зрителя пачку страниц. Как бы с компроматом. Но мы-то видим: они пусты.

Как берлинский снег, вымаравший добрую часть здешнего пейзажа. Как место вечного автора-эмигранта в красных креслах Берлинале-паласт. Как сам «Писатель-призрак», тихо смеющийся над всеми, кто ждет позитива под занавес.

Поланский рулит «Берлинале». Именно потому, что его здесь нет.

14 февраля

Бреду, спотыкаясь, по заснеженной Фридрихштрассе на утренний показ «Вопля» — фильма про бит-поэта Аллена Гинзберга. Честно пытаюсь уточнить адрес и оба раза честные берлинцы, услышав мое «Can you help me, please?», норовят проскочить мимо. Правда потом тормозят и поясняют. Я поначалу не понял, в чем тут дело. А после вспомнил темноглазых неместных женщинок в платочках, что возле Браденбургских ворот цепляются к прохожим с замечательным «Speak English?» Так невзначай приезжий попадает в разряд приставал-попрошаек. Правда, ненадолго — до окончания правильного вопроса о культурной акции. Язык спасает.

Спешу дальше и вот уже ко мне движется седой дядька. Вязаная шапка, пальто нараспашку, шарф до колен, вид безумный. Ясное дело: свой брат-киноман. Он начинает что-то спрашивать по-немецки, в ответ на мой английский переходит на инглиш. Тоже идет на Гинзберга. И тоже ищет Фридрихштадт-палас. Ладно, пошли вместе. По ходу недолгой прогулки мой новый знакомец оказывается штатовским профессором-лингвистом, по совместительству — газетным колумнистом и кино-критиком. И радостно скачет с английского на польский, с польского на кривой русский и назад на английский. «А сколько у вас народу говорит по-белорусски? Я так люблю диалекты!» Да не диалект мы никакой! Ага, соглашается тот. Все равно интересно! Я толкую про имперское наследие, про то, как на белорусском языке сходятся невзначай село и городская богема…

Однако, мы уже на месте. Толпа местных покорно стоит в очереди за билетиком. У нас билетики есть, мы — пресса. И начинается кино. Тоже про язык. Как лохматый очкарик из 50-х бодался с чинным прокурором за право на свободу личного лексикона. И выиграл.

Так было в его жизни. В его кино. Что будет в нашем?... Впрочем, как там в «Реальной любви»? Пока не пошли титры — надежда остается.

Репортаж с красной дорожки «Берлинале-2010»

13 февраля

Хороший способ убить кино — сделать из него роман. Популярный народный жанр «запись по фильму» сперва освоили советские интеллектуалы-киноманы — в страшно тогда популярных сборниках «Сценарии зарубежного кино» можно было «на словах» поглядеть Феллини, изучить Антониони и приобщиться к Годару. За наличием отсутствия оригинала. Потом в кооперативные 90-е валом повалили книжки про Терминатора, суперкопов из «Смертельного оружия» и прочих черепашек-ниндзя. И, как ни странно, расходились — по причине несовпадения народной славы и реальной досягаемости означенных героев. Потом околокиношное слово перестало продаваться по причине доступности собственно кино. И теперь пришла третья стадия: сперва из книжек лепят звездное кино, а после книжки продают как кино — с портретиком звезды на супере. И теперь уже убивают книжки — строгая из них блокбастеры.

Вот и живой классик Мартин Скорсезе в берлинском «Острове проклятых» аккуратненько перевел в картинку роман одного из лучших современных детективщиков Дэнниса Лихейна. Примерно сыграл в нео-нуар, развернул модный шизо-сюжет, позвал на первые роли старого кореша Лео Ди Каприо, пустил ему на подтанцовку Макса фон Сюдова и Бена Кингсли, вволю погремел жестяным тазиком, изображая гром и молнию… А смотреть все равно скучно. Герои чистописания выводят вензеля там, где надо просто вырубить злодея и выскочить с блондинкой в окно. Реальный драйв мужского кино про девочек в беде Скорсезе подменил вычурно-манерным барочным распевом с намеками то на «Молчание ягнят», то совсем даже «Кабинет доктора Калигари»… Книжка в этом потоке ссылок и вовсе потерялась. Для безумия слишком правильно, для эстетства слишком просто. Берлинская пресс-публика радостно взвыла, когда наконец-то прозвучал контрольный выстрел в живот злодейке. И, крайне сдержанно похлопав, поскакала дальше — ловить новых героев. Тех, кто сейчас реально обозначает перспективы.

На «Берлинале-2010» Беларусь будет представлена короткометражкой в молодежной секции

12 февраля

На «Метрополис» Фрица Ланга я не попал: даже по пресс-разнарядке желающих слишком много. Старое черно-белое немое кино про классовую борьбу в условном будущем (так похожем на тогдашнее настоящее) давали в комплекте с симфоническим оркестром — журналистов накануне позвали на репетицию живой озвучки, трогательно обозначив в программе: «музыканты будут в вечерних костюмах». Фильм, невероятное количество раз порезанный и перемонтированный, недавно дополнили фрагментами, чудом найденными где-то в Аргентине или Бразилии. Вот такое кино: не задушишь, не убьешь. И это, наверное, правильно.

«Берлинале» отлично торгует собой. В окрестностях Потсдамер-плац — там где расположен главный зал феста — косяками летают журналисты всех мастей. Чуть ли не каждый встречный снабжен объемной клеенчатой сумкой в салатово-фиолетовых тонах (колеры нынешнего феста). С повсеместных бигбородов Моной Лизой глядит Пенелопа Круз — актуальное лицо важнейшего спонсора фестиваля, французской L'Oreal. А в ближайшем пассаже неспешная очередь берлинцев и приезжих очень разного возраста чинно ждет своей возможности прикупить фестивальных штучек: от полного каталога показов (17 евро) и фирменного шарфика (29 евро) до медведика Тедди (25,9 евро) и фестивальной шоколадки (3,3 евро). Любопытно, что они будут со всем этим делать, когда фест закончится? И сколько у них уже таких шарфиков?

За «Золотого льва» Берлинского кинофестиваля будут бороться 25 картин

11 февраля

Берлин накрыло снежной пургой. Тем не менее, «Берлинале» разворачивается на марше. В отличие от пафосной каннской тусовки, где на просмотры принято приходить в смокингах и вечерних платьях, а приглашенных гостей явно предпочитают местной публике, Берлинский кинофест ориентирован не только на тружеников киноиндустрии, но и на рядовых киноманов.

Ну, кто еще способен торжественно собираться не на само открытие феста, а на его… прямую трансляцию на большом экране одного из центральных кинозалов? Кто способен прибыть в полупустой февральский зал в вечерних платьях с голой спиной и черных костюмах с замысловато повязанными шарфиками, чтобы пройти по красной дорожке (почти как на НАСТОЯЩЕМ открытии), гордо фланировать по проходам с бокалами красного и белого винца, которые раздают в фойе, и радостно встречать овациями любую шутку фестивального директора, доносящуюся с экрана? Церемония открытия выглядела весьма скромно: вербальный двуязычный дивертисмент (легкие переключения с немецкого на английский и обратно с небольшими добавками (как бы) китайского в честь фильма, открывавшего фест), поджарый пижон Макс Раабе со своим «Палас Оркестр», меланхолично спевший про кино «Ты у меня как Грета Гарбо» и диснеевский хит «Нам не страшен серый волк», минимум мировых звезд в зале (камеры упорно показывали «своих» — рокмена Мариуса Вестернхагена, актера Армина Мюллер-Шталя, председателя жюри Вернера Херцога), ритуальные речи от берлинского мэра и министра культуры, нарезка из фильмов-участников… В общем-то и все. Триумф разговорного жанра.



Что, впрочем, никак не помешало берлинцам в нашем зале веселиться: радостно обниматься со знакомыми, регулярно загружаться бокалами с вином (учтиво извиняясь при очередном возвращении на место через твои коленки) и периодически ронять на пол бутылочки с минералкой, которые с грохотом катились куда-то к экрану. Хозяевами нашего праздника были зрители. Которые сами себе организовали маленькое фестивальное счастье. Умудрились начальные титры премьерного фильма про воссоединение китайских семей встретить хлопком пробки от шампанского. И были встречены солидарными аплодисментами товарищей по просмотру.

Именно они, местные фанаты большого экрана, выстаивают километровые очереди за фестивальными абонементами. Именно они готовы летать по Берлину в поисках очередной тайваньской мелодрамы или сомалийского триллера. Именно они готовы взять отпуск на время феста — чтобы повсюду (ну или почти повсюду) успеть. «Берлинале» — это праздник немецкого концепта и простых зрительских радостей. Это затея для публики. И публика платит ответной любовью.

 

---

Максим Жбанков. Культуролог, киноаналитик, журналист. Преподаватель «Белорусского Коллегиума». Неизменный ведущий «Киноклуба» в кинотеатре «Победа». В 2005-06 годах — заведующий отделом культуры «Белорусской деловой газеты». Автор многочисленных публикаций по вопросам современной культуры в журналах «Мастацтва», «Фрагмэнты», «pARTisan», на сайте «Наше мнение».

Берлинский кинофестиваль проводится ежегодно в феврале с 1951 года. Международный статус получил в 1956 году. Главный приз фестиваля — «Золотой медведь», присуждаемый лучшему фильму (медведь — геральдический символ Берлина). Также присуждаются «Серебряные медведи» лучшему режиссеру, лучшему актеру, лучшей актрисе, за лучшую музыку и приз за выдающиеся достижения в области искусства. С 2006 года вручается приз за лучший дебют. В этом году в конкурсной программе «Берлинале» представлено 25 картин. Международное жюри возглавил немецкий режиссер Вернер Херцог. Беларусь представлена короткометражным фильмом Максима и Антона Субботиных «Сцена 58» в нефестивальной молодежной секции «Лагерь талантов». Завершится фестиваль 21 февраля.