Разбитый бокал «братской интеграции». Беларусь тихо дрейфует от России

 

20 лет назад, 2 апреля 1996 года, Александр Лукашенко разбил бокал о кремлевский паркет. Это было не досадной оплошностью, а символическим жестом — по-народному, на счастье! — после подписания с Борисом Ельциным договора об образовании Сообщества Беларуси и России. Позже было решено отмечать 2 апреля День единения народов Беларуси и России. 

 

Хотя за два десятилетия Сообщество переросло в Союз, а потом и в Союзное государство, праздник так и не прижился, остается официозным, казенным. Да и сам процесс, который на старте был высокопарно назван «братской интеграцией», давно забуксовал, если не сказать — заехал в тупик, хотя большие начальники в Минске и Москве усердно делают вид, что их паровоз вперед летит.

Мотор интеграции зачихал

Посол России в Беларуси Александр Суриков на пресс-конференции в Минске 31 марта уверял, что День единения — это праздник, который все больше укореняется в сознании человека как демонстрирующий наше единство.

На чем базируется это утверждение, остается гадать. Во всяком случае, мартовский национальный опрос, проведенный НИСЭПИ (Вильнюс), зафиксировал, что тяга белорусов к единению с восточной соседкой слабнет. На гипотетическом референдуме по вопросу объединения двух стран «за» проголосовало бы 24,8%, «против» — 52,4% (в декабре было 29,7% vs. 51,5%).

Логично предположить, что притягательность России в глазах прагматичных белорусов ослабевает не в последнюю очередь из-за упадка экономического сотрудничества. Посол Суриков был вынужден констатировать, что в прошлом году «товарооборот у нас упал до 30 млрд долларов» (в 2012 году был под 44 млрд). Правда, дипломат сослался при этом на объективные причины — «падение цен на мировых рынках энергоносителей и продовольствия и вообще на все продукты в связи с предкризисными ожиданиями в мире».

Да, но, во-первых, двусторонняя торговля стала проседать еще до обвала нефтяных цен. Во-вторых, мировая экономика сегодня все же в плюсе, а в минусе — именно те страны, что выбрали интеграцию — теперь уже более широкую, евразийскую — под эгидой Кремля.

Их кризис во многом объясняется довольно отсталым, сырьевым характером экономики России, которая по замыслу должна была стать мотором этой интеграции. Резко подешевела нефть (плюс Москва «после Крыма» получила на свою голову западные санкции) — и кремлевский ресурс сдулся, как проколотая шина. Да и благосостояние Беларуси во многом базировалось на выгодной переработке российской нефти, большом энергетическом гранте.

Короче, сырье перестало давать прежний навар, а других источников благосостояния и развития у партнеров кот наплакал: с передовыми технологиями, за редким исключением, слабо, экономическая жизнь обременяется разгулом коррупции и административным произволом.

«После Крыма»: взаимное недоверие усилилось

Может быть, на фоне экономического кризиса Союзное государство блеснуло хотя бы согласованной внешней политикой? Увы и ах. Аннексия Крыма оказалась для белорусского руководства таким же сюрпризом, как и для всего остального мира. Лукашенко был вынужден выкручиваться, дистанцироваться от Москвы в украинском вопросе. Впрочем, нет худа без добра: за счет этого Минск смог разморозить отношения с Западом.

На днях заместитель помощника министра обороны США Майкл Карпентер, будучи с визитом в Минске, достаточно четко дал понять, что его страна не хотела бы появления в Беларуси российской авиабазы. Впрочем, белорусское руководство и так от нее всячески отбивается (возможно, уже и отбилось).

Отметим, что эта позиция властей находит все более широкую поддержку в белорусском обществе: по данным НИСЭПИ, 42,9% респондентов отрицательно относятся к тому, чтобы в нашей стране была размещена российская авиабаза (положительно — 22%, безразлично — 28,8%). Для сравнения: в декабре противников базы было у нас только 33,9%, сторонников же — 27%.

Так что и пафос «братства по оружию» — при том что степень военной интеграции двух стран действительно высока — на глазах увядает. Объяснение простое: Беларусь, у которой, в отличие от большой восточной соседки, нет болезненных глобальных амбиций, не хочет за компанию с ней втягиваться в конфронтацию с НАТО, западным миром. Согласно тому же опросу НИСЭПИ, 45,4% наших соотечественников опасаются, что «поскольку Беларусь является ближайшей союзницей России, противостояние России с Западом неизбежно затронет и Беларусь» (не опасаются этого только 30,4%).

Более того, белорусское руководство, хоть и не хочет признаваться, явно примерило крымско-донбасский сценарий на себя. Искренности в отношениях между союзниками и прежде не было, сейчас же недоверия прибавилось.

Во всяком случае, белорусская армия все более активно отрабатывает на учениях действия в условиях гибридной войны. А свое оружие возмездия — ракетные комплексы «Полонез» — Минск создает, совершенствует и испытывает с помощью далекого Китая. Москва же ближайшего союзника оснащает оружием скуповато, причем это в основном секонд-хэнд типа подержанных зенитных ракетных комплексов С-300.

Производственные активы: дружба дружбой, а табачок врозь

Несмотря на праздничный повод, Суриков на пресс-конференции достаточно прозрачно попенял белорусскому руководству, в частности, за нежелание продать (эвфемизм: интегрировать в российский оборонный сектор) Минский завод колесных тягачей (МЗКТ).

Как известно, на белорусских шасси ездят многие российские зенитные ракетные, оперативно-тактические, подвижные грунтовые ракетные комплексы — от печально прославившегося «Бука» до оснащенных ядерным оружием «Тополей» и «Ярсов». Понятно, россиянам было бы сподручней держать это производство в своих руках.

На днях российский премьер Дмитрий Медведев высказался на эту тему безо всякой дипломатии: «С этим МЗКТ веселая история. Они три года продавали этот МЗКТ, но так мы ни о чем не договорились. Нужно на КамАЗ это все забирать. Раз не хотят продавать — не надо, мы на КамАЗе наладим производство».

Но наладить свое производство россиянам мешают, в частности, технологические и кадровые проблемы. А уступать МЗКТ, равно как и МАЗ (при том что оба эти предприятия еще в 2012 году были включены в число «пяти интеграционных проектов»), не захотел Лукашенко.

Три года назад в эмоциональном порыве он приоткрыл завесу тайны над переговорами с российской стороной: «Я спрашиваю: сколько вы вложите в модернизацию МАЗа, коль вы сюда пришли? Но у них денег нет. К тому же меня начинают информировать, что за ними стоят иностранцы из Германии и Америки, которые просто будут заинтересованы в том, чтобы МАЗ опустить, закрыть… Я на эту бандитскую акцию не пойду».

Этот пример лишний раз показывает, сколь велик между союзниками момент недоверия. Причем не только чисто экономического, но и политического. Как считают многие белорусские аналитики, Лукашенко явно боится в результате приватизации по российскому сценарию потерять не только легендарные промышленные бренды, но и контроль над страной.

В общем, на сегодня вся пятерка интеграционных проектов, вокруг которых было столько плясок с бубном, заглохла.

Трещина между партнерами углубляется

А по большому счету, заглохла и вся интеграция в рамках, как ее раньше называл официоз, славянской двойки. Уже приход к власти Владимира Путина смешал карты Лукашенко, который явно стремился стать преемником Ельцина. Белорусская сторона изменила тактику — саботировала введение единой валюты, не согласилась на кремлевский вариант Конституционного акта Союзного государства. Грянула череда нефтяных, газовых, информационных войн.

Да, два лидера по-прежнему встречаются, фиксируют перед объективами резиновые улыбки. Москве нужен белорусский плацдарм, Минску — российские субсидии.

Но у этого вялого альянса технологически отсталых экономик и авторитарных режимов нет потенциала, драйва для настоящего развития. К тому же Беларуси чужды великодержавные амбиции Кремля и все дороже независимость, что также постепенно углубляет трещину между партнерами.