Сто тысяч на площади. Боятся ли белорусские власти ремейка весны-91?

Фраза про сто тысяч на площади стала одним из ритуальных заклинаний противников нынешнего белорусского режима (вот выведем столько — и все решится!). Сто тысяч — такая колоссальная масса людей (многие — в пролетарских робах, прямо с заводов) вышла к Дому правительства в Минске с протестом против дороговизны четверть века назад, в апреле 1991 года. Стачки сотрясали тогда еще советскую республику несколько недель.

Митинг рабочих на площади Ленина в Минске 24 апреля 1991 года. Фото: Юрий Иванов/РИА Новости

В эпоху правления Александра Лукашенко (с 1994 года) столь массовых народных выступлений не было (хотя на пике своего влияния оппозиция несколько раз собирала на улице до 40-50 тысяч сторонников). И сегодня, при том что белорусы стремительно беднеют, уровень готовности к протестам в обществе, по данным социологов, невысок.

Масса молча принимает обдираловку

Протесты весны 91-го в самой лояльной советской республике («Вандее перестройки», по выражению писателя Алеся Адамовича) спровоцировало «павловское» (по фамилии тогдашнего советского премьера Валентина Павлова) повышение цен (в полтора-два, а то и три-четыре раза на основные товары). Белорусская номенклатура была до паралича напугана этим социальным взрывом, но в итоге волнения удалось спустить на тормозах (косметическими экономическими уступками). Правда, под занавес года лопнул вообще Советский Союз.

Нынешняя белорусская ситуация по ряду параметров напоминает поздний «совок». Казну тоже подкосила дешевая нефть. Правительству приходится идти на непопулярные шаги: резко повысили тарифы на коммуналку (за что театрально получили по шапке от главного начальника), теперь на очереди — повышение пенсионного возраста. Короче, кризис крепчает.

Вместе с тем, даже протесты прижатых указом № 222 индивидуальных предпринимателей — торговцев ширпотребом, несмотря на попытки политической оппозиции раздуть из искры пламя, оказались довольно малочисленными (самая крупная акция 15 февраля собрала около тысячи человек) и быстро сошли на нет.

По данным опроса, проведенного в марте НИСЭПИ, лишь 18,2% белорусов готовы участвовать в акциях против ухудшения экономического положения в своем городе (районе). Для сравнения: в сентябре прошлого года было 17,3%. Разница — в пределах ошибки выборки, хотя с тех пор власти сильно преуспели в обдираловке. К тому же следует учитывать: между виртуальной и реальной готовностью выйти на улицу с протестом — целая пропасть, хорошо если на деле отважится один из ста.

Под гнетом неверия

Проще всего списать эту пассивность массы на непопулярность оппозиции с ее 20-летним шлейфом поражений. Действительно, рейтинг доверия к оппозиционным партиям, по сведениям НИСЭПИ, только за год опустился с 18,8% до 11,3%.

Но ведь в апреле 91-го бунт оказался и вовсе спонтанным. Это уж потом возникли стачкомы, оппозиция (тогда воплощенная в БНФ) попыталась заключить движение в осмысленную политическую рамку.

Отметим, что сам тотальный скачок цен для советских людей был внове. Ведь в СССР официально не было инфляции, цены даже вштамповывались в металл и пластик на товарах типа ведер и сковородок — навсегда. За постсоветскую же эпоху народ привык к переписыванию ценников, астрономическим цифрам на них. К тому же Лукашенко, видимо, памятуя о рискованных экспериментах советского правительства Павлова, советует чиновникам повышать цены и тарифы плавно. Так было в сюжетах с подорожанием бензина в 2011-м (когда автомобилисты устроили серию акций «Стоп-бензин»), коммуналки в нынешнем году.

Впрочем, социальный взрыв в апреле 1991 года был спровоцирован не только подорожавшими вдруг харчами (обед в заводской столовке в одночасье вместо рубля стал стоить два-три), но и прежде всего — ощущением тотальной слабости власти. Коммунистический режим коллапсировал, его функционеры прятались по кабинетам, не решаясь на разгоны. Да и сил на это не было, жидкие кордоны растерянной милиции никого не пугали.

Теперешний же официальный лидер Беларуси демонстрирует решимость безжалостно подавлять любой бунт, угрожающий устоям режима. Показательным был разгром Площади-2010.

Созданы и хорошо оснащены силовые структуры, готовые профессионально, без сантиментов разобраться с «массовыми беспорядками». Лукашенко четко дает понять, что, в отличие от украинского экс-президента Виктора Януковича, никогда не сдаст своих силовиков, не осудит, даже если и перегнут палку.

В целом правящая элита Беларуси консолидирована — это вам не расколотая номенклатура времен горбачевской перестройки, когда свои прогрессисты, энтузиасты гласности, «свежего ветра перемен» присутствовали (и серьезно мутили воду) и в партии, и в комсомоле, и в государственной прессе. У Лукашенко все отобраны специальным образом (не страдающие излишней рефлексией исполнители, «государевы люди») и спаяны как негласными привилегиями, так и страхом кары за измену.

С другой стороны, белорусский социум атомизирован. Пролетариата, сосредоточенного на крупных заводах и фабриках, где бунтарский клич сразу могут подхватить сотни, тысячи (3 апреля 1991 года рабочие столичного электротехнического завода перекрыли движение трамваев по улице Долгобродской — и стачечный процесс пошел), стало гораздо меньше, чем было четверть века назад. Но существеннее то, что люди не верят в эффект борьбы, придавлены фатализмом, предпочитают решать жизненные проблемы индивидуально.

Тогда, на рубеже 90-х, многие наивно полагали, что стоит отодвинуть от власти КПСС, ввести демократию, рынок — и скоро мы будем жить, как западный золотой миллиард. Сейчас надежды на чудодейственную силу таких преобразований истощились, а украинский печальный опыт отвратил белорусского обывателя от пути перемен через майдан.

Согласно выводам аналитиков НИСЭПИ, белорусская стабильность опирается не на поддержку населением официального курса, а на «неспособность белорусов к коллективным действиям».

Механизм удержания власти оттачивается

Итак, Лукашенко прекрасно усвоил уроки перестройки с точки зрения своих властных интересов и намерен не повторять ошибок Михаила Горбачева. Запас прочности у нынешнего белорусского режима еще немал, хотя от внезапных потрясений и он не застрахован.

Сегодня наверху опасаются, похоже, не столько стихийных бунтов, сколько профессионально разработанных зарубежных сценариев, включающих информационные войны, спецоперации. Принятая на днях в первом чтении Палатой представителей новая военная доктрина заточена под угрозы цветных революций и гибридных войн.

Впрочем, параллельно введена уголовная ответственность за экстремизм, а также за изготовление и хранение «коктейлей Молотова» — характерного оружия радикальных уличных протестов. Видимо, на всякий пожарный.

Механизм удержания власти, в том числе за счет ужесточения законодательства, все время оттачивается, совершенствуется. Но вот механизма развития страны у ее сегодняшнего руководства очевидно нет. И потому социальные потрясения на каком-то этапе деградации «белорусской модели» вполне вероятны.