Общество

Когда детей надо защищать от родителей

Насилие в семье — всегда удар по ребенку, даже если он не становится непосредственной жертвой агрессора. Чаще всего жертвой домашнего насилия становятся женщины. Naviny.by рассказывают истории детей, которые живут в семьях, где к их матерям применялось насилие.

«Мой шестилетний сын, насмотревшись на отца, бросался на меня с ножом»

Татьяне 34 года, у нее сыновья-близнецы 10 лет и восьмилетняя дочь, которая ее «вот-вот догонит по росту». Развелась с мужем-агрессором в 2011 году, но до сих пор живет с ним в одной квартире, ждет, пока ее мама продаст свою жилплощадь, выплатит деньги бывшему мужу, и он уедет.

Почти год он ее не обижает: «Сейчас всё тихо, спокойно. Общение с детьми у него есть, но поверхностное. Вместе никуда не ходят, так, здороваются. Платит алименты — около трех миллионов рублей. Эти деньги плюс моя зарплата около 4,5 млн позволяет сводить концы с концами. Цены растут, как бешеные. Слава богу, что бесплатное питание и к школе дают на детей чуть больше миллиона».

У Татьяны торговая специальность после колледжа. Поступила в Экономический университет, но окончить не получилось — не хватало денег платить за обучение, а главное — муж не поддерживал ее желание.

«Положа руку на сердце, скажу, что сразу было видно, что мой будущий муж не может нести ответственность за детей и что он — потенциальный насильник, — рассказала Татьяна. — Я вышла замуж в 23 года, мужу было чуть меньше. Он был в центре внимания в своей семье, поэтому требовал, чтобы и в нашей семье были только его правила. Сразу при конфликтных ситуациях были крики и битье посуды, а потом, когда родила дочь, начал бить».

Милиция стала появляться в доме периодически — Татьяна долго надеялась, что ее смогут защитить: «Два раза только хорошие милиционеры попались. Однажды его дома избили, а еще раз забрали. В основном говорили, что мы должны разобраться сами. Я писала и забирала заявления в милицию — боялась его очень. Участковый предлагал мне поставить семью на учет как находящуюся в социально-опасном положении, обещал в этом случае чуть ли не ежедневный приход милиции. Мне это не надо было, я не хотела, потому что я не алкаш какой-то, не наркоман. Что я, за детьми не смотрю?».

Муж бил при каждом удобном случае, причем так, что на теле было мало следов, больше всего доставалось голове: «У меня было чувство, что специально так бьет, не оставляя следов. Однажды несколько дней после очередного скандала тряслась голова, а ему было смешно. Говорил детям: «Смотрите, у вас мамка недоразвитая, головой трясет». Дети смеялись».

Убегать из дома Татьяне приходилось вместе с детьми не раз: «Зимой в подъезде стояли, летом по улице гуляли».

Муж Татьяны хватался за нож, а с детьми проделывал невероятное. Например, заставлял жечь трехлетних мальчиков спички, бить посуду. Они повиновались, а Татьяну к ним муж не подпускал.

«Дети для него были оружием против меня, — говорит Татьяна. — Дочка боялась очень — в туалет со мной ходила, в ванную. Он явно выделял одного из сыновей — Павла. Однажды, будучи пьяным, избил его шнуром, кровь текла. Как-то забыл Пашу в такси. Помню, пришел ночью пьяный, всех разбудил, взял Павла (ему было года два), заставил мальчика курить и пить водку. Говорил, что так отучал от алкоголя на будущее. Как только я делала шаг к ребенку, начинал меня бить. А потом уже Павел в шесть лет бросался на меня с ножом, кричал, что я не люблю его. Теперь я детям драться не разрешаю, даже между собой. Но они все равно бьют друг друга».

Отвечая на вопрос, обращалась ли она с ребенком к психологу, Татьяна говорит: «В садике с ним разговаривал психолог. В поликлинику идти не хочу, боюсь — и врачей, которые сообщат в милицию, и того, что Паша придет и расскажет всё папе, и будет скандал. Мне говорили учителя, что мальчика надо отдать в спорт. Но отдавать надо двоих. Теперь все платно, откуда у меня деньги на секцию? И как я могу водить их туда, если я работаю на полторы ставки. Мне надо заработать на еду и самое необходимое из одежды».

Татьяна считает, что насилие терпеть нельзя, если есть куда уйти, надо собирать детей и уходить: «Не надо думать, что насильник перевоспитается. Нормальный человек не может бить другого, тем более того, кто намного слабее».


Дочь не разговаривала до двух лет и вдруг как закричит: «Не бей мою маму!»

Ирине 35 лет, у нее высшее образование, работает в детском саду. Дочке скоро исполнится шесть лет.

Замуж вышла в 29 лет: «Я вспоминаю, как мне сказал один человек, мол, хорошие девушки сидят-сидят дома, а потом выходят замуж за первого встречного. Так и получилось со мной. У меня закончились долгие отношения, из которых я выросла. Встретила Максима, случился роман, вышла замуж. Мне кажется, что он почувствовал, что должен нести ответственность за семью, когда умер мой отец, и не справился с этим. Он начал употреблять наркотики».

Ирина пыталась мужу помочь, используя свои знания психолога. Уехала с семьей в деревню около Минска. Мужу это не помогло:

«Приходил домой и требовал деньги на развлечения. Я отдавала пособие на ребенка и оставалась почти ни с чем. Покупала какие-то кости, варила их. Дочку кормила грудью. Дрался он своеобразно — брал меня за волосы и бил о пол. Вызывала милицию. Приезжали и рассказывали мне, что я замужем, у меня семья, надо учиться решать конфликты. Как решать? Я бегу по деревне почти в чем мать родила, а людям все равно. Меня потрясло, что примерно половина женщин в деревне, с которыми я общалась, говорили, что прошли через то же самое. Одна почти не слышит, другая не видит из-за постоянных ударов по голове. Бегают за женщинами мужчины с косой, топором. Дерутся, причем и взрослые друг с другом, и дети со взрослыми. У женщин один совет: взять сковороду — и по голове. Я этого не делала, только водой обливала».

Дочь муж Ирины не замечал. После развода платит алименты 800 тысяч рублей: «Мне деньги не важны, главное, чтобы он от меня отстал. Но и после развода он не дает покоя, ходит ко мне пьяный на работу, я боюсь, что у меня начнутся неприятности. Пришел на дачу, выбил два окна, ударил меня арматурой в грудь. Я думаю теперь, как избавиться от этого преследования. Надеюсь, что юристы международного общественного объединения «Гендерные перспективы» мне помогут».

Дочка Ирины долго не разговаривала, у нее была задержка речевого развития: «Ее как-то назвали Маугли, мол, все развлечения — общение с животными. Мы действительно не могли нигде бывать, на это не было денег. Я, конечно, с ней занималась, но все это было от одного стресса к другому. Сама сижу — трясусь от страха, она чувствует. Дочь не разговаривала до двух лет и вдруг как закричит: «Не бей мою маму!». Случилось это, когда он начал драться, крутить руки. Не представляю, чего ей это стоило, когда она практически молчала до того, только кричала, когда он нападал».

Теперь девочка развивается нормально, лучше разговаривает. Ирина не верит, что отец девочки может как-то положительно на нее влиять: «Я хочу лишить его родительских прав, потому что не жду ничего хорошего от него ни для себя, ни для ребенка».

«Я не узнала ничего о будущем муже, о его семье, и это моя главная ошибка, — говорит Ирина. — Теперь понимаю, что было много моментов, когда можно было закончить отношения, причем раньше, чем я это сделала. На меня большое влияние оказывало понимание семьи как чего-то создающегося на всю жизнь — как у моих родителей. Кроме того, когда живешь среди женщин, которые были биты по многу раз, притупляется острота проблемы насилия. И еще я хотела его перевоспитать, исправить. Мне казалось, что если у меня все получалось, например, в учебе, я смогу справиться с ним. Теперь понимаю, что я не всемогущая, что мое образование не могло помочь в создавшейся ситуации. Я ошибалась».


Руководитель проекта «Поддержка женщин, пострадавших от насилия в семье, и их детей: повышение уровня информированности и оказание комплексной помощи» МОО «Гендерные перспективы» Анна Коршун:

— По статистике горячей линии, половина женщин, которые обращаются к нам за помощью, имеют несовершеннолетних детей. Половина из них заявляют, что дети подвергаются различным видам насилия — психологическому, физическому.

Известно, что дети копируют модель поведения в родительской семье. Если они постоянно наблюдают насилие или испытывают его, велика вероятность, что в будущем будут либо считать такие отношения нормой, либо использовать методы общения в своих семьях. Ученые доказали, что у детей, которых воспитывают в атмосфере насилия, на физиологическом уровне происходят изменения в структуре головного мозга и нервной системе.

У женщин, являющихся жертвами домашнего насилия, часто наблюдается созависимость, при которой человек, живущий долгое время с насильником, подчиняется его воле. Женщина видит мир его глазами и живет его умом. Именно созависимость лишает женщин психологических ресурсов, необходимых для того, чтобы обратиться за помощью.

Женщины не обращаются за помощью, потому что не доверяют государственным институтам и боятся, что семье будет придан статус находящейся в социально-опасном положении (СОП), а детям — нуждающихся в государственной защите. Это означает, что детей могут изъять из семьи и поместить в социально-педагогический приют. Мы все чаще сталкиваемся с тем, что женщины, которые обращаются на нашу линию, высказывают опасения, что у них заберут детей, если они обратятся в милицию.

Чтобы ситуация изменилась, необходим отдельный законодательный акт о профилактике домашнего насилия, а оно должно быть признано преступлением, а жертва — пострадавшей.

Пока же, например, для выдачи агрессору защитного предписания нужно чтобы в течение года он как минимум два раза привлекался к административной ответственности за насилие в семье. После первого составления протокола с агрессором будет проведена профилактическая беседа, после второго привлечения к административной ответственности в течение года объявят официальное предупреждение, после третьего раза — поставят на профилактический учет. И только потом агрессору может быть вынесено защитное предписание (т.е. после двух привлечений к административной ответственности за насилие в семье в течение одного года).


Специалист по социальной работе МОО «Гендерные перспективы» Наталья Петрова:

— В нашем приюте жила женщина, у которой изъяли детей, так как было подозрение, что отец применяет сексуальные домогательства к одному из них. Женщина переселилась в приют, но в тот же день троих детей забрали в социально-педагогический приют. Когда детей забирают, ставят конкретные условия для их возвращения. Для этой женщины это было найти место жительства не общее с насильником и работу. Она выполнила все условия и смогла вернуть детей.

У нас большой опыт, мы действительно можем помочь найти способ оставить детей и избавиться от насилия. Обращение на нашу линию, консультации у психолога — это аргумент для органов опеки, доказательство того, что женщина пытается решить проблему. Мы хотим донести до женщин, что обращение к нам не повлечет изъятие детей из семьи.

Наши специалисты отвечают на звонки с 8 утра до 20 вечера без выходных и праздников. Если вы или ваши близкие страдаете от семейного насилия, позвоните на общенациональную горячую линию для пострадавших от домашнего насилия 8-801-100-8-801. Звонок со стационарного телефона по территории Беларуси — бесплатный, с мобильного телефона — по тарифам сети. Анонимность гарантируется.