Общество

Памяти Павла Шеремета

 

Солнце в Киеве светит, а день черный.

Убили Павла Шеремета. Взорвали в машине.

Следствие должно дать ответ, хотели убить именно его или охота шла на редактора «Украинской правды» Алену Притулу, в чьей машине он выехал в тот день из дома. Но от того, что ответ будет дан, Павла не вернешь.

Он был неисправимым оптимистом. Сколько ни вспоминаешь сейчас его, Павел улыбается.

Павел Шеремет в 1997 году. Фото ИТАР-ТАСС

Я помню его молодым телеведущим лучшей аналитической программы «Проспект», которую делала независимая компания «ФIТ». Это был новый формат для белорусского телевидения — не только потому, что вместо говорящей головы в студии появились нормальные разговаривающие люди. Новым было лицо молодого умного парня с широко раскрытыми глазами и невероятно естественной для экрана улыбкой.

Потом мы работали вместе в «БДГ». Оказалось, что он действительно легко и остро умеет писать об экономике: сказался «нархоз», в котором он учился. Сейчас мало кто поверит, что один из самых известных белорусских журналистов не имел профессионального журналистского образования. Его не учили расстановке лидов, формулированию названий — все это получалось у него просто и легко. Он это умел сам.

1997 год, Минск. Шеремет на акции протеста белорусских журналистов
против принятого закона о печати. Фото ИТАР-ТАСС

Потом он работал корреспондентом ОРТ в Беларуси. Эта работа закончилась для него тюремным заключением и потерей белорусского гражданства. Но знаменитый кадр, когда Шеремет переступает фактически неохраняемую белорусскую границу, стал частью истории, как и лозунг: «Шеремета в президенты — президента в Шереметы!» Как и возмущенное из уст Ельцина: «Пусть он — Лукашенко — сначала Шеремета выпустит!»

Дмитрий Завадский и Павел Шеремет во время суда. Фото «Салідарнасць»

Этот «переход через границу» был символичным. И очень характерным для Павла. Он не терпел границ. Он хотел свободы. Ему было трудно без свободы. И поиски свободы сначала вынудили его уехать в Москву, а потом — в Киев.

Когда-нибудь мы узнаем имена его убийц. Пока же единственное имя, которое продолжает звучать — эхом от взрыва, шоком — его.

Паша, Павел, Павел Григорьевич… Ранняя седина и мальчишеская улыбка. И грусть, которая читается сейчас во взгляде на его фотографиях.

Фото svoboda.org

Страшно.

Прости, что мы тебя пережили. Спасибо, что ты был.