Владимир Бережков: белорусским хоккеем управляют «красные директора»

«Они рассматривают хоккеистов в качестве товара, и такая политика маринует и убивает игроков…» Генеральный менеджер минского «Динамо» о задачах клуба и о системе управления этим видом спорта.

Минуло почти полгода с того дня, как Владимир Бережков был назначен генеральным менеджером ХК «Динамо» (Минск), и это стало самым громким трансфером хоккейного межсезонья. Плоды проведенной им селекционной работы уже начинают созревать: от команды не веет безнадегой, как в прошлые годы. И все же — насколько морозоустойчивыми окажутся эти плоды?

Владимир Бережков


Этот человек пригласил меня на работу через два месяца после того, как стал главным редактором. Я бы очень многое отдал за то, чтобы причины для этого звонка не было: двумя неделями ранее, за сутки до исторической победы наших футболистов над Голландией, утонул лучший из молодых и самый молодой из лучших журналистов газеты…

Через два с половиной года мы разошлись. Я ушел, он остался. Еще через три с половиной он тоже ушел — с поста вице-президента хоккейной федерации, оставшись «просто» главным редактором. Прошло 13 лет, и он вернулся в хоккей. А «Прессбол», его детище, которым он руководил без году два десятилетия, остался.


И вот мы сидим в тиши «Минск-Арены» на следующий вечер после заключительного матча первой домашней серии. В промежуток времени между нашим разговором и его публикацией уже произошло несколько событий, состаривших отдельные моменты большого разговора (например, назначен наконец новый главный тренер сборной). Но рука не поднялась что-то менять. В этом ведь тоже есть своя фишка.

— В ЖКХ есть понятие «паспорт готовности», его выдают объектам, готовым к осенне-зимнему периоду. Первая домашняя серия «Динамо» показала, что паспорт выдавать можно. Какие все-таки замечания стоит внести?

— Думаю, еще рано делать какие-то выводы. Сыграно только семь матчей, еще 53 предстоит сыграть. Тем не менее, уже, слава богу, меньше стало критики в адрес команды, в адрес нашей работы. По снижению децибелов со стороны возмущенных можно судить о том, что, в принципе, жизнь налаживается.

С самого начала у меня не было неуравновешенного состояния. Чувствовал, что все должно быть хорошо, и сейчас уверен, что у нас хорошая команда, которой по плечу большие дела. В команде есть определенные проблемы, слабые места, но о них я говорить не хотел бы. Мы их знаем, и тренеры работают над этим, у нас с ними полное взаимопонимание. Мы одинаково видим наши проблемы, которые могут, скажем так, вмешаться в ход по дистанции, где-то подпортить, как, например, в матчах с Ригой в гостях (2:4. — Naviny.by) и с «Северсталью» дома (3:4, по буллитам. — Naviny.by). Это были «наши» игры, в которых мы должны были брать три очка. В обоих случаях мы выглядели сильнее, но вмешались обстоятельства…

«Единственная национальность — хоккеист»

— «Чайник» типа меня, когда задастся вопросом, чем отличается нынешнее «Динамо» от прошлогоднего, обратит прежде всего внимание на два ведущих звена, на реализацию большинства, которой раньше никогда не было, на сильное начало и слабую концовку. Какие пункты еще можно добавить?

— Прежде всего, я не согласен с оценкой «сильное начало — слабая концовка».

— Это если взять три первых домашних матча.

— А перед этим что было? Какая концовка была в Питере? СКА играл «в откат» точно так же, как мы играли здесь против ЦСКА. Мы «топтали» Питер и могли в третьем периоде забить. А какая концовка была в Хельсинки? Там в овертайме мы выстояли в меньшинстве и потом забросили…

Просто хорошие, умные команды играют по счету. Если бы мы с тем же ЦСКА играли в открытый хоккей и в третьем периоде полетели вперед? Написали: вот, мол, ЦСКА сделал 15 бросков, а мы ни одного, у нас плохая команда. Мы выиграли? Выиграли. А если бы мы сделали 16 бросков, но проиграли, что бы сказали тогда? Что в «Динамо» неграмотный тренер?.. Броски броскам рознь. Можно по-разному давать бросать по воротам. Есть броски, которые вратари просто обязаны брать. Главное — не давать делать такие броски, которые действительно убойны. С другой стороны, есть опасные броски мимо ворот.

Но мы сейчас не об этом. Концовки не слабые. Концовки играются по счету.

Что касается матча с «Северсталью», где мы не удержали победу, то здесь вмешались два фактора. Первый — удаление на последней минуте, совершенно не обязательное в том плане, что судьи на последней минуте такие удаления не дают. Второй — гол, достаточно курьезный с моей точки зрения. Бросок был неопасный, с неудобной руки, по центру. Шайба проскочила — воля случая. А потом пять буллитов, которые не забили. Если бы забили, никто бы сейчас не говорил, что концовки слабые.

Что касается отличий от прошлого сезона, то я бы не хотел ни в коем разе оценивать работу своих коллег в минувшем году. Я только знаю, что им было очень и очень тяжело перестраиваться на формулу «6+1» с той вольницей, которая существовала все предыдущие годы, когда можно было брать сколько угодно легионеров. Любую позицию можно было закрыть готовым игроком.

В прошлом году был создан достаточно прочный фундамент. Нужно сказать спасибо и Иванову (бывший спортивный директор «Динамо». — Naviny.by), и Поковичу (главный тренер. — Naviny.by) за то, что сегодня у нас пять белорусских защитников, с которыми мы играем, более или менее стабильны. Ногачев имеет лучший показатель игрового времени среди белорусов в КХЛ, он на площадке больше 20 минут в каждом матче. Так не играют ни братья Костицыны, ни Угаров, никто другой. Кто в прошлом сезоне мог представить, что Ногачев будет таким стабильным игроком? Не хочу перехвалить, сезон только начался, но по первым матчам у тренеров нет больших претензий к этому хоккеисту.

Кроме того, вспомни, где в прошлом году играл Лисовец, он провел практически весь сезон в фарме, а сейчас он фактически игрок основы. Тот же Шинкевич, тот же Горошко. Это, в принципе, сегодня хоккеисты, которые уже могут играть стабильно, не делая сюрпризов и не устраивая «праздников» в ту или другую сторону. Кроме того, добавляет Гаврус. Думаю, его задача на этот сезон — вырасти в крепкого игрока уровня, скажем, прошлогоднего Стася.

Без прошлого сезона, без тех болячек и шишек, которые были набиты, наверное, трудно было бы представить нынешнее положение дел. Понимаю, что многим сегодня хотелось бы, чтобы «Динамо» забивало, феерило, чтобы в каждом звене выходили игроки и забивали. Но если ты говоришь о двух ударных звеньях, то это тоже хорошо. Кстати, в бригаде большинства выходит Гаврус, и он уже забил два гола. Если уж к этому есть претензии, то я не знаю… Мне кажется, хорошо, когда играют Ногачев с Бэйленом, а Гаврус провел несколько матчей с Чичу и Щехурой. Уверен, что звездное время белорусских хоккеистов еще придет.

Любомир Покович подчеркивает, и я полностью поддерживаю его риторику, что в нашей команде нет национальностей, в нашей команде единственная национальность — хоккеист. Вот хоккеист — и всё. И на лед выходит только тот, кто на данный момент полезнее. Понимание этого вопроса наряду с тем, что есть формула «6+1», является основой нашего движения вперед.

— Поковичу как раз и задают вопросы, почему наши не забивают. Первый раз он ответил, что ему все равно, кто забрасывает, а вчера больше философски: всегда волнует, когда свои меньше забивают. Надо понимать, это входит в канву его космополитизма.

— Да, конечно.

— Доводилось слышать мнение, что хорошая команда — та, где есть два ударных звена, а другие дают им отдохнуть. «Динамо» подходит под это определение?

— Мы ждем большего от третьего звена, там собраны классные хоккеисты. Китаров и Кулаков с Мелешко — игроки, которые не только могут сдерживать атаки, но и способны забивать. Поэтому пока мы не в полной мере имеем отдачу. Явно еще не раскрыт потенциал.

Что касается четвертого звена, то мне нравится, как в этом году играет Павлович, в прошлом сезоне его не было видно. Видно, что он хочет иметь больше времени на льду, благодаря этому желанию он прогрессирует. Пока далеко не полностью раскрывается Развадовский. Видно, что ему тяжело адаптироваться в КХЛ после чемпионата Беларуси, пока для него это чужая среда. Дрозд действует в свою силу, хотя в прошлом сезоне на «Кубке надежды» он доказал, что может не только сдерживать, но и хорошо забивать. То есть, к этим ребятам сейчас больших претензий нет. Просто есть ожидание большего.

— Какие-то позиции еще требуют усиления?

— Дело в том, что мы не можем усиливаться за счет легионеров. Контракты практически со всеми иностранными хоккеистами заключены на два года, и, в принципе, я не жалею ни об одном кадровом решении. Что мы ожидали от этих игроков, то они пока и демонстрируют. Мы получили то, что хотели. Очень надеюсь, что заключение именно двухлетних контрактов является позитивным моментом.

Что касается Бэйлена, который подписан на год, то это было сделано умышленно. Изначально мы тоже рассматривали двухлетнее предложение, но потом переиграли. Я не хочу говорить, по каким причинам, но сейчас мы близки к тому, чтобы заключить с ним контракт еще на три года. Есть известный карантин, а мы ставим своей целью заиграть его в олимпийской квалификации и на Олимпиаде. Два года Бэйлен должен провести в Беларуси, поэтому ему подошел бы двухлетний контракт, однако, поскольку он игрок еще молодой, мне бы хотелось, чтобы такой хоккеист играл в «Динамо» как можно дольше.

«Система стала совершенно другой»

— О проведенной тобой селекционной работе в межсезонье, в частности, о громком переходе в «Динамо» целой пятерки из загребского «Медвешчака», было написано немало, поэтому не будем возвращаться. Вопрос другой. Ты ушел из системы в 2001 году. Насколько тяжело было восстанавливать навыки, или это как приобретенный рефлекс?

— Мне кажется, что хоккей — это моя среда. Мне комфортно, я не чувствую себя в хоккее чужим человеком. В принципе, для меня нет таких дверей, в которые мне было бы страшно заходить. То есть, я могу открывать двери и предполагать с большой степенью вероятности, что за ними находится: темная комната, светлая, огонь, вода. Поэтому я бы не делил на селекционную составляющую, еще какую-то составляющую. Хоккей — это жизнь, и в нем, как и в жизни, нужно вести себя правильно и разбираться, совершать осознанные поступки. Поэтому я не скажу, что был какой-то пробел. Я, естественно, за хоккеем всегда следил, ходил на хоккей. Я люблю этот вид спорта. В общем, это тоже жизнь, и я не отставал от жизни.

— За эти 13 лет, что тебя не было в системе, она стала жестче, подлее, понятнее, интереснее?

— Она стала совершенно другой. Изменилось всё. Мы сейчас вспоминаем, что делали в 90-х годах, с пиететом, с придыханием. Мы работали практически без денег, можно сказать, на голом энтузиазме. Это касалось не только нас, функционеров, но и хоккеистов, которые приезжали в сборную со своей формой и со своими проблемами, которые мы не могли решить. Вернее, мы не могли им обещать тех благ, на которые сегодня ориентируются по определению. Команды тащили за счет спонсоров, за счет каких-то технологий, за счет усилий хоккейных функционеров.

Сегодня, конечно, совершенно другое время, и мы говорим о том, что у нас есть хороший ресурс, но отсутствуют хорошие технологии. У нас есть хорошая государственная поддержка, поэтому, повторю, время совершенно другое. Сейчас посмотришь, какой офис у федерации хоккея... Раньше мы занимали каморку во Дворце спорта, теперь у них двухэтажный офис. Но результаты, к сожалению, стали хуже. Когда я уходил в 2001-м, наши юношеские и юниорские сборные ходили вверх-вниз, между топ- и первыми дивизионами, за что мы, кстати, подвергались жестокой критике, что не можем закрепиться в дивизионе А. Сейчас же наши команды либо прочно в Б, либо вообще в С. Каким воздухом дышат в А, мы и понятия не имеем…

Да, время другое, но это время разочарований, потому что всем тогда казалось, что вот, в хоккей хлынули деньги, сейчас мы всех порвем. А с чем мы сегодня остаемся? У нас, когда не стало Салея, в НХЛ всего один хоккеист. Не знаю, может, в этом году получится у Граборенко, но все равно это очень мало. Это практически бег на месте.

«Мы вообще не понимаем, чего хотим»

— Каков процент тех, кто работает на хоккей, и тех, на кого работает хоккей?

— Раньше как журналист я мог давать оценки, это соответствовало моей философии. Сейчас я хоккейный функционер и не хочу плохо говорить о коллегах. Потому что иногда даже ставишь себя на их место и понимаешь, что не так просто всё, как представляется со стороны.

Самое главное — не создана система, эффективная система. Мы плохо понимаем, я бы даже сказал, вообще не понимаем, чего мы хотим. Если главная цель федерации хоккея — чтобы чемпионат Беларуси прошел красиво, справедливо, чтобы все было в рамках правил, регламента, чтобы все были довольны, чтобы никто не критиковал федерацию за плохое судейство и т.п., иными словами, если федерация хочет выполнять роль государства в этом чемпионате, то почему бы тогда не создать профессиональную хоккейную лигу, которая бы и проводила этот чемпионат?

Тогда бы люди, которые являются директорами клубов, на вполне законных основаниях руководили бы ПХЛ. Это было бы справедливо. Но на деле получается, что эти люди руководят белорусским хоккеем. Вот в чем проблема. Хотя у каждого из них свой местечковый интерес, каждый заинтересован только в одном: чтобы его клуб либо завоевал медали, либо выполнил какую-то программу, заработал денег для того, чтобы в следующем году существовать.

Власть в федерации, как мне кажется, изначально сформирована по неверному алгоритму. Фактически белорусским хоккеем сегодня управляют «красные директора». Это в большинстве своем люди, которые пришли из тира, военкомата, райкома партии, с чулочной фабрики, кто-то — из милиции. Они почувствовали себя хоккейными специалистами и начали руководить этим видом, поднимать руки и придумывать регламенты, переходы, статусы хоккеистов, запреты на профессию, что-то еще. В то же время эта среда не решает стратегические задачи. Нет четко осмысленной цели, которая могла бы привести к какому-то толчку.

Когда я разговариваю с коллегами из других клубов, то вижу, что всех волнует только одна проблема: как закрепить права на своих хоккеистов, как их удержать либо выгодно продать, а не отдать. То есть, они рассматривают хоккеистов в качестве товара. Но если хорошо разобраться, то такая политика хоккеистов маринует и убивает. При такой местечковой позиции руководители совершенно не видят дальнейшую перспективу, что их хоккеисты могут сформироваться как качественный продукт.

Владимир Бережков
Фото belarushockey.com

Я когда-то приводил аналогию с белорусскими яблоками: когда их много, они валяются под забором и никому не нужны. Может, не нужно столько, а лучше вложить в них средства и технологии, чтобы они имели товарный вид, не портились и не теряли вкусовые качества? Тогда они будут стоить дорого, их можно куда-то продать. Так вот в хоккее я сталкиваюсь с коллегами и говорю: ребята, давайте возьмем игрока в «Динамо» без права собственности, просто возьмем в систему и начнем вкладывать в него деньги, попробуем создать из него продукт — вдруг получится, все равно потом за этого хоккеиста вы получите больше денег. Кроме того, чем таких хоккеистов больше, тем лучше для всех. Потому что хватит на всех. Минское «Динамо» еще никому не продало ни одного игрока, я имею в виду белорусские клубы. Если он не нужен команде КХЛ, он остается без контракта, и его может брать кто угодно. Тот же пример с Развадовским. Его сначала покупают у «Юности», потом он опять в «Юность» уходит, а сейчас снова контракт подписан.

Я не хочу сказать, что люди, которые сегодня работают в хоккее, являются иждивенцами, сидят у кого-то на шее, ненасытные и алчные. Это не так. Они действительно много и старательно работают, — но каждый на свою цель. Если бы они работали в правильной институции — я привел пример профессиональной хоккейной лиги, — то тогда нет вопросов. Нужна федерация хоккея, которая отвечает за развитие вида спорта в стране и обязана решать стратегические задачи…

Потому что хоккей — это не гандбол и не футбол, не волейбол и не баскетбол, которые можно развивать во дворах. Эти виды спорта доступны: купил мячик, вышел и играй. Прошли те времена, когда в хоккей можно было играть во дворах. Когда построили дворцы, когда все знают, что есть качественная экипировка, что есть более высокое, вкусное и яркое, никто не будет есть серое, пресное и колючее. Уже никто не пойдет играть на озера палками, выдранными из штакетника, и ставить вместо ворот ящики из-под молока…

«От жертвоприношений должен быть результат»

— …Но было классно.

— Да, было классно, потому что не было ничего другого. Сейчас-то всё есть. И, естественно, оно стоит дорого. Один комплект формы для мальчишки — тысячу долларов, час льда — двести, тренер должен получать зарплату. И когда я слышу разговоры о массовости хоккея, о том, что «Золотой шайбой» мы тут всех увлечем и прибьем…

Пусть будет «Золотая шайба», пусть будет массовость, но развивать федерация должна профессиональный хоккей. Ведь что получает мальчишка, когда приходит в хоккейную секцию? Он получает травмы, расходы, которые несут родители. Он приносит в жертву себя и в некоторой степени своих родителей, которые возят его на тренировки, покупают форму и т.д. От этих жертвоприношений должен быть какой-то результат. Здоровья этот мальчишка не получает. Здоровье он получит, когда будет плавать или выйдет во двор поиграть в футбол. Здесь же, если говорить о занятости и каких-то социальных задачах, не тот случай. К хоккею нужен подход особый — точечный, профессиональный, когда ты видишь целью подготовку высококлассных игроков. Все остальное, как мне кажется, — утопия.

— То есть, как за рубежом: федерация занимается клубами, а клубы — выращиванием: U6, U7… до U18?

— Дело в том, что у любой европейской федерации есть определенные стратегические задачи. Мерилом оценки работы федерации является выступление сборных команд. Сборные формируются кем? Игроками из клубов, либо отечественных, либо иностранных. Когда я работал в федерации, у нас не было своего полноценного чемпионата, мы только начинали создавать Восточноевропейскую хоккейную лигу. И мы ее, в принципе, создали. Если бы не волюнтаристские решения следующих руководителей, если бы не было такой позиции, что белорусский хоккей завтра всех порвет и нам никто не нужен, мы сами с усами и начнем двигаться вперед семимильными шагами, — ВЕХЛ бы и сегодня пригодилась. Она бы поддерживала гораздо более высокий уровень нашего внутреннего чемпионата. Для меня это совершенно очевидно. Но чего нет, того нет. Убили — всё. Тогда, в начале, мы были как кукушка, подкладывающая яйца в чужие гнезда. Мы «подкладывали» хоккеистов в хорошие клубы. Во-первых, держать их здесь было бессмысленно, а во-вторых, у нас не хватило бы денег на их содержание.

Сейчас, когда я вернулся в хоккей, в какой-то степени вновь примерил на себя ту же философию. Я постарался наступить на горло собственной песне и прикладывал максимум усилий вместе с Максимом Рыженковым (помощник президента по вопросам физической культуры, спорта и развития туризма. — Naviny.by), с Евгением Ворсиным (председатель ФХРБ. — Naviny.by) для того, чтобы Россия отменила лимит на белорусских легионеров, чтобы как Союзное государство мы были вместе, ведь мы имеем равные права на трудоустройство, на медицинское обеспечение.

Хотя я отчетливо понимал, что как только мы это решение продавим, тут же белорусские игроки подскочат в цене. Приведу пример. Мне хотелось взять Демагина, Демкова и, самой собой, Костицыных — здесь слюна течет. Естественно, с точки зрения менеджера клуба, для меня это решение было невыгодным. Но с точки зрения старого навыка, когда думаешь на несколько шагов вперед, понимаешь, что, когда они все сюда придут, начнется толкотня и нужно будет решать серьезные финансовые вопросы. А если не будешь платить, будут играть плохо, спустя рукава — это в белорусском характере.

Федерация должна рассовать хоккеистов по нужным нишам, чтобы они могли играть и в НХЛ, и в КХЛ, и обеспечить здесь рост молодых игроков. А кроме того, еще и защищать своих игроков, как в случае с Павлом Карнауховым (молодой белорусский нападающий, выступающий под российским флагом. — Naviny.by), когда парня увели в оффшорную зону, и мы сейчас его фактически теряем. Самое главное в работе федерации — обеспечение работы с резервом, дать молодым игрокам возможность развиваться.

«Белорусская хоккейная среда пока не родила хорошего управленца»

— Не считаешь ли ты ненормальным, что у федерации до сих пор нет нового руководителя, а у сборной — главного тренера? Или у нас после чемпионата мира все умерло?

— Это совершенно ненормально. Мы сделали всё возможное, то есть, я сделал лично и клуб сделал всё возможное для того, чтобы у нас уже был председатель федерации. Но возьму на себя смелость сказать, что нынешнее руководство федерации, в свою очередь, сделало всё возможное для того, чтобы у нас не было этого председателя федерации…

— …и после этого ему посоветовали заняться легкой атлетикой.

— Да. Я уже объяснял, почему именно Вадим Девятовский. Белорусская хоккейная среда пока не воспитала, пока не родила управленца в хорошем смысле этого слова. Управленец — это профессия, с моей точки зрения. Есть два подхода к управленцу. Первый: он должен пройти путь, скажем, от сохи до кресла. Применительно к нашей среде он должен играть в хоккей, быть на тренерской работе, на директорской, и потом вдруг возглавить федерацию. Но это — путь «красного директора»…

— …который, как ты уже говорил, приходил с «чулочной фабрики».

— Да.

— Но возникает вопрос: Девятовский ведь тоже оттуда, хоть «фабрика» и работала в спорте.

— Сейчас я про Девятовского отдельно скажу… Что касается «красного директора», то это — человек, который крутит гайки, потом продвигается в бригадиры, начальники транспортного цеха, замдиректора, директоры. Но что делает «красный директор»? Он все время пытается научить кого-то крутить гайки. Ему все время кажется, что он все равно крутит гайки лучше других, и он все равно спускается в этот цех и продолжает делать эту работу…

— …то есть, занимается текучкой, а не стратегическим планированием.

— Абсолютно точно. Вместо того чтобы рождать новые идеи, создавать новые цеха и подразделения — потому что боится нового, как огня. Он спускается в цех и делает то, что ему нравится. Это суть «красного директора».

А управленец — это человек, который нанимает персонал, умеющий крутить эти гайки. Он организует работу таким образом, чтобы гайки эти крутились. Сам он занимается организацией процесса, технологическим и материально-техническим обеспечением, собирает вокруг себя генераторов идей, головастиков. А самое главное: управленец знает законы, по которым работает. Так вот Вадим Девятовский — человек, с моей точки зрения, сильный, знающий. Многие называют его карьеристом. Но я бы не сказал, что карьерист — это самое плохое качество управленца. Управленец должен быть карьеристом. Он всегда должен думать о следующем шаге. Не в плане советской системы «из райкома в обком» и т.д., а именно здесь, в управленческой среде.

Девятовский готовил много законов, по которым сегодня работает белорусский спорт. К сожалению, не все эти законы знают, даже руководители, и не все ими могут пользоваться. Не все их читали, а он их писал. Плюс ко всему, это человек, который имеет принципиальную позицию и соответствующее образование. Просто сильный человек, который мог бы, если брать сегодняшнюю систему управления белорусским спортом… Как она называется? Госрегулирование? Для такой системы этот человек — подходящий фрагмент паззла, не инородное тело.

Если сегодня белорусским спортом управляют генерал МЧС, дипломат и пограничник — наша «птица-тройка», если белорусским хоккеем раньше управлял министр внутренних дел, а потом бывший чиновник ЕврАзЭС, хоть и экс-министр спорта, и в хоккей играл, но в любом случае политическая фигура, — то в этой ситуации мне казалось, что Девятовский, окружи он себя профессионалами, людьми, которые могли бы сами себя выводить на руководящие роли, могло бы что-то получиться. Но ничего не получилось, потому что эту идею восприняли в штыки.

— Нет ли здесь противоречия? С одной стороны, ты говоришь «окружать профессионалами», с другой — «система не воспитала руководителей». Или речь идет о втором уровне?

— Да, о креативных исполнителях. Таких можно найти. Та же фигура Варивончика. Человек с большим опытом, справедливый, пользующийся авторитетом, уважением в хоккейной среде. Если бы он был первым или просто замом, отвечающим за определенный круг задач, эта система работала бы. Привлечь того же Антоненко, того же Цыплакова, Микульчика, Андриевского…

В то же время мне кажется, что у ребят того золотого поколения, с которыми я работал до начала 2000-х годов, совершенно неверный подход к жизни. Судя по их высказываниям, они все как будто на кого-то обижены, что их куда-то не зовут. Но скажи, пожалуйста, как ни с того ни с сего пригласить человека на пост председателя федерации и ждать, когда будет результат? Это же отправить на верную смерть! Через месяц-другой он сгорит, потому что не знает элементарных правил поведения в административной среде. Может быть, даже не знаком с программой развития хоккея. Этому нужно учиться — учиться управленческой профессии, быть управленцем-профессионалом.

— Сборная?

— Отсутствие тренера сборной — это следствие отсутствия председателя федерации, потому что он отвечает за сборную. Ну как ты себе представляешь: Ворсин назначит тренера сборной, с которым придется работать «Пиндюшкину»? Нонсенс. «Пиндюшкин» придет и скажет: я его не назначал, с меня взятки гладки. Поэтому тут все логично. Первое — это председатель федерации.

«Я нажил себе не врагов, а людей, которые перестали меня понимать»

— Когда ты в этом году сменил вид деятельности, то стал главным ньюсмейкером межсезонья, ведь хоккей у нас — вещь довольно закрытая, тяжело найти какие-то интересные цифры. После матча с ЦСКА случайно услышал фразу одного болельщика: «Теперь я знаю, что происходит в клубе, Бережков «сливает» правду». Почему правду приходится «сливать», а не говорить? И нажил ли ты себе в системе врагов из-за обнародования каких-то данных?

— Я с тобой совершенно согласен в том, что правду не «сливают», а правду говорят. Это по определению. Второе, я нажил себе не врагов, а людей, которые перестали меня понимать. Скажем, в их глазах я веду себя неадекватно в роли генерального менеджера клуба. Причем люди, мнением которых я дорожу и которых я уважаю, стали говорить, что меня слишком много, я должен молчать и не давать никаких интервью, никаких комментариев, уйти со всех форумов, закрыться и вести себя так, как ведут себя практически все хоккейные функционеры. Находиться в скорлупе, в закрытой среде. Даже если я делаю что-то неправильно, об этом никто не знает. Если кто-то захочет добиться ответа на какой-то вопрос, он его не добьется ни при каких обстоятельствах. Цифры закрыты, потому что они закрыты и всё. Или: сведений нет, потому что так надо.

И я с этими людьми полностью согласен. Потому что так было бы лучше для меня во всех отношениях. Я прекрасно осознаю, что веду себя неправильно и неадекватно и все, что говорю…

— …будет использовано против тебя.

— Это однозначно. Потому что сегодня вырываются из контекста какие-то фразы и сравниваются: вот, смотрите, тогда он говорил так, сейчас так, смотрите, что творится. Никто не задумывается, когда и по какому поводу было сказано. Кроме того, не тебе рассказывать, какова сегодня наша интернет-аудитория, когда обратная связь превратилась в помойку, когда люди перестают высказывать собственное мнение, обсуждать чьи-то мысли, а начинают обсуждать друг друга.

— «Ты говно — отмывайся».

— Да, «вот я гадость скажу, а ты должен на это ответить». Естественно, это контрпродуктивно. Я пытаюсь найти золотую середину. Я пытаюсь все-таки разговаривать с аудиторией уважительно, искать какие-то компромиссы с людьми, которые так или иначе болеют за хоккей. Потому что я самое главное держу в голове: люди, которые реагируют на меня, даже отрицательно, в большинстве своем все равно, наверное, любят хоккей и переживают за этот вид спорта. Не те наймиты пиар-агентств, которые, я считаю, все-таки есть и некоторые из них работают до сих пор. Меня чихвостят за фразы типа «проплаченные тролли». Но есть технологии и есть расценки. У меня имеются совершенно четкие сведения, что в свое время нанимали одно пиар-агентство, где человек за 500 долларов в месяц заходил и организовывал 500 тысяч или 5 тысяч постов под разными никами. Но эскалация этих людей видна сразу. Один входит, начинает запускать какую-то ерунду, второй под другим ником пишет «я голосую «за», присоединяюсь» — в одно и то же время эти всплески, и все становится понятно.

Я не беру этих «специалистов». Их явное меньшинство. А с большинством нужно разговаривать. Их можно переубеждать. Я сужу хотя бы по лояльности нынешних посетителей форума хоккейного клуба «Динамо». Там начиналось все очень жестко, когда я совершил этот безумный поступок, зарегистрировавшись на форуме, и стал отвечать на вопросы. Сейчас те же самые люди, которые воспринимали меня в штыки, немножко стали лояльнее. Не по отношению ко мне — к моим убеждениям и принципам, к той политике, которую я проповедую. Многие из них стали понимать разницу между журналистом Бережковым и «генменом» Бережковым. Для меня это очень важно. Возможно, сейчас я немного ограничу общение, но не брошу.

«Я часть этого болота»

— Какое определение твоего положения в хоккее тебе ближе: человек, мутящий воду с берега; водолаз, чистящий дно хоккейного болота; молекула воды из этого болота, которая нагревается и охлаждается вместе со всеми в зависимости от ситуации?

— Трудно представить себя молекулой, но жить в обществе и быть свободным от него нельзя. Когда я говорю, что белорусский хоккей — это болото, то я тоже понимаю, что я часть этого болота. Я тоже нагреваюсь вместе со всей средой — это понятно. Хотя мне очень хочется противостоять этой среде и там, где это возможно, убрать муть и обеспечить больше прозрачности и чистоты. Я делаю все возможное в силу своих возможностей.

— Любая шайба новых легионеров, любая победа клуба — это плюс тебе. Но, возвращаясь к менталитету, процент завистников ведь тоже растет? Типа: «Вот сволочь, у него все-таки получилось».

— Ну, во-первых, еще ничего не получилось. Сезон впереди, и я прекрасно понимаю, что нас ждут поражения и что любое поражение, к сожалению, доставляет много-много радости некоторым людям. В силу разных причин: политических, ментальных, семейных, личностных, каких угодно. Я был сам в этой роли. Года два назад я, к сожалению, не смог себя побороть и тоже частично радовался поражениям клуба, который развязал против меня войну. Известная история, когда лишили аккредитации, объявили персоной нон грата, пытались завести уголовное дело, привлекли Министерство информации, прокуратуру… Естественным образом я чувствовал себя как в осажденном лагере, и я не мог себя перевоспитать, перебороть, отделить команду от клуба. Не мог — и болел против. Был такой момент, я это признаю и сейчас, и тогда.

Но сейчас другая ситуация, я не веду ни с кем войну. Я читаю много-много несправедливой критики, лжи, грязи. Но никаким образом не пытаюсь на это реагировать, нанести ответный удар, бороться теми же методами, которыми боролись против меня. Мой единственный способ доказать свою правоту — ответить делом. Это — счет на табло и рост результатов моих молодежных команд, продвижение того же «Динамо-Шинника», «Динамо-Молодечно» и т.д.

При всем этом я прекрасно отдаю себе отчет в том, что все равно остаются люди, которые болеют против. Они такими, наверное, и останутся. Но мы пытаемся сделать все возможное, чтобы их переубедить и обернуть в свою веру, сделать своими союзниками, чтобы они воспринимали команду лояльнее. Если я уж такой сильный раздражитель, то прошу отделять Бережкова от команды.

«Хоккей — это среда столкновений»

— Бережков-журналист, бывало, подавал в суд на чиновников, в основном ответные иски. Будет ли Бережков-чиновник судиться с журналистами, если что-то, условно говоря, будет не так?

— Так уже было «не так»! Меня обвинили в рейдерском захвате. Это — прямая статья.

— Ты подавал в суд?

— Нет. Я все-таки думаю, что молодой человек, который это написал, рано или поздно как-то сам придет к тому, что он не прав. Конечно, если начнут лезть в мою семью… Я не могу сказать, что сейчас не лезут. Не могу сказать, что семья реагирует «сквозь пальцы». Всё читают: мама старенькая, дети. Все это отражается на семье, но пока можно терпеть. Если это уже будет невыносимо для моих близких, тогда, может, буду что-то предпринимать. Сейчас же не хочу представлять себя в качестве осажденной крепости.

— Есть ли вещи в прессболовских статьях о «Динамо», с которыми ты не согласен?

— Конечно, есть. Я не согласен с Федоренковым. Я тебе больше скажу: Федоренков фактически сегодня поставил мне большую палку в колесо по поводу натурализации Бэйлена, написав статью против того, чтобы мы давали белорусский паспорт этому хоккеисту. Во властной среде у него появилось очень много сторонников, и процесс затормозился. К примеру, руководство федерации выступает против того, чтобы Бэйлен получил паспорт.

Ник Бэйлен
Ник Бэйлен (№ 55)

— Какова аргументация?

— Понимаешь, в предыдущие годы они выдали сто паспортов всякому сброду. Имена некоторых хоккеистов никому ничего не скажут. Они их выдавали стабильно, как по распорядку. Но тут пришел Бережков и предложил одного хоккеиста натурализовать, причем не просто хоккеиста. Вчера (на домашнем матче с «Торпедо». — Naviny.by) многие увидели, какой это хоккеист (забросил две из трех шайб. — Naviny.by), а специалисты увидели это еще раньше. Но вот тут федерация проявила «принципиальность».

— Может, как раз потому, что Бережков предложил, а не федерация?

— Я не знаю, почему. Есть статья 14 закона о гражданстве, согласно которой гражданами страны могут становиться иностранцы, имеющие выдающиеся заслуги в области спорта либо обладающие профессией или квалификацией, представляющими интерес для Республики Беларусь. На основании последнего названного мною пункта этой статьи всем хоккеистам и предоставлялось гражданство. Никто из них, прежде чем получить паспорт, выдающихся заслуг не мог иметь по определению. Потому что, чтобы их иметь перед Республикой Беларусь, нужно быть, во-первых, гражданином, а во-вторых, играть за эту сборную. Как ты будешь играть без паспорта?

И вот, пожалуйста, письмо Ворсина (показывает ответ ФХРБ на просьбу «Динамо» ходатайствовать перед Минспорта о предоставлении белорусского гражданства Бэйлену): вопрос принятия гражданства регулируется ст. 14 закона, одним из условий которой является непрерывное проживание в течение семи лет или наличие выдающихся заслуг. Точка! Ворсин вдруг забыл, что есть продолжение этой статьи. Ворсин вдруг забыл, что у Ника Бэйлена есть просто профессиональные качества, которые могли бы пригодиться белорусскому спорту!

Возвращаясь к ответу на твой вопрос: Слава Федоренков не просто со мной не согласен, он мне так прилично, грубо говоря, поднас…л. Его статья получила хороший резонанс и легла на благодатную почку. Следствием этой статьи и стало письмо из федерации. Но я понимаю, что у него своя работа, свои задачи и своя точка зрения. И я совершенно четко понимаю, что он не хотел мне нас…ть! Вот это я знаю точно. Он просто выполнял свою работу. Может быть, если бы он подумал, что эта статья помешает мне, он бы ее никогда не написал. Так это плохо, что он бы ее не написал! Пусть она будет написана. Она должна быть написана. У нас достаточно функционеров-мыслителей, стратегов задним числом, которые никогда ни одной строчки не написали, но «хорошо» мыслят: я бы вот написал, но не напишу, потому что там где-то когда-то как-то сложится…

Если мы будем идти такими путями, у нас не будет ни хоккея, ни журналистики. Хоккей — это среда столкновений. Здесь должны сталкиваться мысли, точки зрения, и хорошо, что люди спорят.

— В любом случае ты теперь знаешь, кто есть ху в этой истории.

— Разумеется.

«Люди в коридоре стали жаться к стене, когда я иду»

— У тебя контракт на год?

— Да.

— Если все будет хорошо — а хорошо, насколько я понимаю, это плей-офф, то с тобой будут разговаривать дальше, если ты сам этого, конечно, захочешь. Ежели нет, ты понимаешь: был бы человек, а статья найдется. Ты чувствуешь себя камикадзе?

— Да нет, я сознательно пошел на этот шаг. Собственно говоря, по двум причинам. Первая: я уже больше не мог являться главным редактором «Прессбола». 19 лет — это перебор. А в самой газете сколько? Плюс еще четыре года. Нигде столько люди не работают на одном месте, это ненормально. Я просто застопорил движение. Я своими этими… большими, широкими, узкими, какими угодно плечами застопорил людям ход. Я уже начал превращаться не то чтобы в памятник… Я просто поймал себя на том, что люди в коридоре стали жаться к стене, когда я иду.


Фото pressball.by

— Аксакализация достигла немыслимых размеров.

— Бронзоветь стал. Вот когда люди стали так делать, это было для меня точкой, звонком. И когда все начали говорить, что же с нами будет, когда вы нас, Владимир Петрович, покинете, я понял: пора. Новый вызов прозвучал вовремя, и я его воспринял с огромнейшей благодарностью, хотя многие говорят сегодня, что я сбежал на теплое место, пошел за деньгами. Смешно.

«Вызов самому себе»

— По-моему, спокойнее в газете сидеть.

— Конечно. А хоккей — это вызов, потому что я много говорил, как нужно делать. Так возьми и засучи рукава, иди и сделай, если ты такой умный. Ну так вот я такой умный, я пойду и сделаю. Я хочу доказать, что я сумею это сделать. Я этот вызов воспринял как вызов самому себе.

— Вот как раз у меня был записан вопрос: «Когда ты понял, что ты устал от газеты, а газета устала от тебя?»

— Ну, во-первых, я перестал писать. Мне это не то чтобы перестало доставлять удовольствие. Однажды мне попалась на глаза старая газета, и я там нашел речевой оборот, который я повторил совсем недавно. Я увидел, что начал повторяться, по второму кругу пошел, а может быть, где-то даже и по третьему.

Во-вторых, совершенно изменилась среда. Журналистика совершенно изменилась, подходы изменились. Люди, которые сегодня качественно пишут, мне кажется, заслуживают большего: бóльших тиражей, бóльшего внимания и бóльших денег. Люди, обладающие посредственными навыками, соскребают сливки, едят вишенки с пирогов. То, что лично я не могу назвать журналистикой, сегодня приносит доход больший, нежели профессионализм. Работать в такой ситуации крайне тяжело, сохранять марку, как сохраняет ее тот же Новиков. Это самоотверженность на грани самопожертвования. То есть, можно какое-то время собой жертвовать, пять, шесть, восемь, десять лет, но 25 — уже перебор.

Отдать жизнь на то, чтобы просто вот следовать принципам… Ну, похвальная задача, благородная цель, но для ее реализации нужно огромное желание. А я уже перестал это желание в себе ощущать. Я поймал себя на мысли, что забуксовал, что у меня нет большого желания что-то доказывать. Вот здесь, в хоккее, это желание больше. Мне стало интересно, захотелось прийти и сказать: я могу!

«Сегодня я не вижу себя в любом другом качестве»

— Допускаешь ли ты свое возвращение в медиасферу? Думаю, что дорога на прежнюю должность уже закрыта, это вопрос эволюции. Но хотя бы колумнистом. Или же, если все будет хорошо, тебя заметят другие клубы КХЛ…

— Я тебе скажу совершенно честно: я ни единой минуты не задумываюсь о том, где я буду завтра. Я гоню от себя все эти мысли. Я хочу, чтобы у нас получилось. У нас очень хорошая команда. Это команда единомышленников: тренеры, игроки, другие работники. Хоть многие называют клуб серпентарием и в определенной степени так оно и есть, я стараюсь все равно вокруг себя оздоравливать среду, видеть хорошее в людях. Я вижу, что в клубе очень много профессионалов, просто хороших людей, с которыми можно работать. Сегодня я не вижу себя в любом другом качестве. Я не хочу даже об этом думать, иначе это будет предательство. Я не хочу думать ни о чем другом, кроме как о том, как мы завтра полетим в Нижний Новгород и будем вырывать эти три очка. И как мне сегодня убедить «красных директоров» отдать хоккеистов из Брестской области в наш хороший интернат в Березе, чтобы они росли под маркой «Динамо», которое не будет претендовать на них.

— Иными словами, ты поглощен работой от забора до конца сезона, а что будет потом, будешь думать у конца грядки в мае…

— Абсолютно точно. У меня — у нас — есть цель совершенно осязаемая и совершенно адекватная. Мы должны выйти в плей-офф чемпионата КХЛ — это главное. Во что бы то ни стало. Дальше есть еще много-много целей, хороших, больших и серьезных, но эта — самая главная, и ей я поглощен целиком и полностью.

«Весь вопрос в том, готов ли ты уйти и оставить это сам»

— Пару дней назад поймал себя на мысли: ты ушел из газеты после 19 лет редакторства, Анатолий Капский анонсировал уход из БАТЭ после 19 лет работы. Пример для отдельных товарищей, но сейчас не об этом. Что это за отрезок такой жизненный, 19 лет? Почему не 25 или не семь, когда, как считается, нужно менять сферу деятельности? Или это срок, необходимый для воспитания преемника?

— Я не знаю… Я и Капский — фигуры несопоставимые.

— У вас просто разные сферы, но вы оба — руководители.

— В любом случае отдаю Анатольичу пальму первенства по значимости… Если абстрагироваться, идти по пути астрологии, хиромантии или еще как-то, то 19 — серьезная цифра в моей жизни. Я в 19 лет женился, у меня в 19 лет родился сын, я играл под 19-м номером, ходил в 19-ю школу, сейчас езжу на машине 0019. У хоккеистов есть всяческие «забабоны», вот число 19 — наверное, и есть мой «забабон». В конце концов, если эту цифру перевернуть, то в 91-м году был основан «Прессбол». Мой любимый хоккеист — Балдерис, он играл под 19-м номером, и когда я начинал играть в хоккей, выбирал номер под него.

Но эти рассуждения отношения к делу не имеют. Мне кажется, что преемника можно воспитывать и после пяти лет, и после десяти, и после двадцати. Весь вопрос в том, готов ли ты уйти и оставить это сам. Потому что, как мне кажется, если преемник очевиден, если он сам вышел из этой среды, то, естественно, ему сразу отдаешь бразды правления и спокойно уходишь. Если он неочевиден или его нет, то начинаешь его искать и воспитывать. Этот момент во многом зависит от твоего личного состояния, когда ты готов уйти. Вот я в этом году был готов уйти. Я для себя решил, что отработаю Олимпиаду, это будет мой дембельский аккорд, а ты, работавший в газете, знаешь, какой это каторжный труд. Олимпийские игры я всегда курировал сам и не мог сразу бросить нового человека на гвозди…

Отработали Олимпиаду, и на совете аксакалов приняли решение, что новым главным редактором будет Сергей Кайко. Мы к этому шли долго и мучительно, но это решение возникло главным образом потому, что я сам решил уходить. Если бы я не решил уходить, то Серега Кайко пробуксовал бы еще год. Сейчас я уже не могу представить, как бы он продолжал мариноваться в своем отделе футбола. Посмотри: он пришел, и газета стала интереснее. Когда я читал тексты с чемпионата мира по футболу, просто завидовал, потому что они были потрясающие. Сегодня он делает очень хороший продукт.

«Мне сегодня не хватает полной защищенности»

— Короче, ты завидуешь тем, кто остался там, за забором?

— Я завидую тем, кто сам себе завидует, кто счастлив. Я проработал счастливо в журналистике 20 лет. Я с удовольствием ходил на работу, для меня было увлекательным каждое утро, за каждый новый материал я садился с наслаждением: сейчас я всех порву! В конце концов я был бесконечно счастлив от того, чего мне сегодня крайне не хватает: полной своей защищенности. Даже когда в истории «Прессбола» были случаи предательства, все равно это было состояние осажденной крепости, когда ты можешь вполне себе рассчитывать, что ты с открытым забралом идешь в атаку и сзади никто тебе нож в спину не всунет и что у тебя сзади полная защищенность и тебя поддерживают несмотря на какие-то разногласия. Здесь мне этого, конечно, не хватает. Я не могу сказать, что если я пойду с открытым забралом на амбразуру, то сзади у меня будет все так хорошо.

— Получается, нож в спину ты не исключаешь...

— А как он может быть исключен, если команда, я имею в виду в клубе, была создана не мной? Только дурак может это исключать. Тем не менее, с каждым днем я чувствую себя здесь все комфортнее.

— Это значит, что журналиста ты в себе уже убил.

— Убил.