«Круглый стол» с тремя неизвестными. Чапай думу думает

Митинг возмущенных «тунеядческим» декретом белорусов завершился мирно, и Александр Лукашенко, улетевший в Сочи, получил возможность спокойно подумать.

Будет там у него встреча с Владимиром Путиным или не будет — это всё вторично. Первое и главное: есть возможность «залечь на дно» и сосредоточиться на мыслительном процессе. Как там в классическом кинобоевике 1930-х годов говорилось:

— Тихо, граждане! Чапай думу думает!

Вот он и думает. Благо, вбросив в информационное пространство тему «круглого стола» (называйте, как хотите), Лукашенко поставил задачу перед самим собой. Причем задачу сразу с несколькими неизвестными, которые нужно расшифровать, потому что иначе ответа и на целую задачу не получишь.

 

Неизвестное первое. Тема

«Круглый стол» — это форма. Проблема в том, что никто не понимает, каковым должно быть наполняющее ее содержание. Немодный нынче теоретик и практик социальных преобразований Владимир Ульянов так в свое время интерпретировал тезис Гегеля: «Форма существенна, сущность формирована — так или иначе, в зависимости от сущности». Посему вопрос, чего именно хочет от «круглого стола» наш «Чапай», остается ключевым.

Чего он может хотеть?

Все убеждены, что — политических гарантий для себя и своего окружения.

Полный бред. Такие вещи если и проговариваются, то в ряду общей концепции политических перемен в стране. И только так. А хочет ли Александр Лукашенко этих перемен? Нет. Это очевидно.

Но, с другой стороны, может ли он по-прежнему без них обходиться? Тоже нет. Авторитарный режим управления государством превратил Беларусь в паровой котел с сорванной резьбой на болтах, которыми прикручена крышка. Если рванет, то мало никому не покажется.

Значит, ему нужен компромисс. Нужно то, что получил Войцех Ярузельски после своего круглого стола: незначительный срок личной президентуры на момент трансформации власти, контроль за избранием преемника (неважно — нравился Ярузельскому Лех Валенса или нет, но, скорее всего, не слишком), и только вследствие этого — гарантии.

Но это — повторимся — всего лишь элемент в изменении системы. Системы, которая разбалансирована, лишена внешней подпитки и уже не кажется бесспорно легитимной в глазах большей части электората — просто потому, что лежавший в ее основе социальный контракт между властью и обществом исчерпан.

И повестка дня — реформирование системы, достаточно гармоничное, чтобы процесс реформ не привел к ее досрочному взрыву.

При адекватном понимании задачи и отсутствии внутренней установки на срыв процесса или сведение его к имитации концепция реформ подобного рода действительно может быть разработана — или, по крайней мере, легализована — всеми участниками «круглого стола»

 

Неизвестное второе. Собеседники

Сегодня, когда Лукашенко единолично осуществляет контроль за всеми основными органами государственного управления (не вдаемся в детали, ибо они в данном случае не слишком существенны — решение все равно принимает он), он и формирует состав своих собеседников по «круглому столу». Фактически — он формирует ту оппозицию, которая разделит с ним политическую ответственность за процесс реформирования системы.

И здесь совершенно неважно, сильная она или слабая. Важна, опять-таки, внутренняя установка обеих сторон: либо они хотят любой ценой обмануть своих партнеров, либо реально хотят выработать новые правила политической игры и экономической политики в стране. Поэтому не подходят как раз крайности.

Бессмысленно сажать за подобный стол тех, кто готов в любой момент хлопнуть дверью и завопить, что пока диктатор не уйдет в отставку, они общаться с ним не станут. Как бессмысленно и разговаривать с теми, гибкость хребта которых заведомо предполагает исполнение социального заказа со стороны власти. То есть, разговаривать нужно с вменяемыми и разумными оппонентами.

И именно таких людей организатору «круглого стола» предстоит найти.

Это, кстати, очень сложная задача. В варшавском «круглом столе» большую роль сыграла интеллигенция, способная, в отличие от привыкших пробивать стены лбом политиков, формулировать и пошаговую стратегию, и механизмы взаимного контроля.

Такие люди, как Яцек Куронь, Бронислав Геремек, Адам Михник наконец, вовсе не стремились обрушить коммунистическую систему немедленно: они совместно со своими вчерашними и завтрашними оппонентами пытались сделать этот процесс контролируемым и необратимым. И, в принципе, им это удалось. Вопрос в том, что у них не было дополнительной мотивации, на которой можно было играть — речь шла только о различии в политических позициях, но никак не о национально-культурном противостоянии элиты и контрэлиты. У нас же это создает дополнительную точку напряжения, причем достаточно болезненную.

 

Неизвестное третье. Процедура

Это третий из наиболее важных вопросов. Не только «о чем» и «кто» должны разговаривать за «круглым столом», но и «как».

Мы уже упомянули о внутренней установке на конструктивность с обеих сторон, без которой вообще весь процесс теряет смысл. Желание добиться результата — обязательно.

Но тут встает вопрос о регламенте.

Выработанные концепции носят обязательный или рекомендательный характер? Как они имплементируются в действующее законодательство? То есть, проще говоря, как никого и ни к чему формально не обязывающие разговоры превращаются в законопроект?

В Польше было просто. Была правящая партия, принимающая решения — в том числе, достаточно публичные. Был контролируемый ею парламент. Элита, которой было что терять, кроме должностей, — и хорошо понимающая, что взрыв просто снесет ее всю до основания. А у нас?

У нас решения принимает один человек. Принимает их далеко не публично. И то, что сегодня он говорит одно, вовсе не означает, что завтра он не скажет прямо противоположное — не откажется под более-менее благовидным предлогом от собственных обещаний. И нет никаких инструментов, чтобы его принудить к их исполнению.

Вспомним: до сих пор Александр Лукашенко если и имитировал попытку диалога на общенациональном уровне, то фактически размывал полномочия тех, кто представлял власть. Подставлял вместо своих полномочных представителей квази-структуры из якобы гражданского общества. Топил точку зрения оппонентов в представительстве лояльных к нему лично «якобы партий», заставляя их перекрикивать друг друга. Просто уходил от прямого общения, имитируя процесс «большого разговора» либо с пятитысячным «сходом», либо с отобранными лицами, которым, к тому же, предоставляет слово пресс-секретарь.

Это, в свою очередь, означало, что никто в принципе ни до чего договориться не может, поскольку механизм не прописан в регламенте. Цель была иная. «А поговорить?» — «А о чем говорить? И так ведь хорошо, Маша…»

Пока на все три вопроса Александр Лукашенко сам для себя не сформулирует ответ, он может не возвращаться из Сочи. На кнопки нажимать и переговоры вести у него есть кому, а вот принимать политические решения подобного уровня может только он.

И вот когда он на них ответит, он получит некоторый результат. Результат, сводящийся ко все той же чапаевской формуле.

 

Где командир?

Когда-то страшно оскорбленный Александром Лукашенко Василий Леонов — один из немногих, кто нашел в себе силы забыть собственные обиды ради интересов государства и общества, но, тем не менее, не востребованный, сформулировал:

— Место первого президента страны — не на скамье подсудимых, а в Истории.

Вот это осознать должны все участники процесса. Без этого вопрос будущей модели белорусского государства, способного превратиться из сателлита России, перераспределяющего полученные субсидии между своими гражданами, в сколько-нибудь демократическую структуру, сведется к вопросу о том, насколько еще прочны гайки на паровом котле. А щупать, сильна власть или слаба, слушаются приказа милиционеры и кагэбисты или нет, можно отнюдь не до бесконечности.

Вопрос о будущем одного человека должен уступить место вопросу о будущем всей страны. Предполагая при этом, что место этого человека в будущем всей страны определено.

И оно — пусть даже не место пожизненного правителя — его тоже должно устраивать.

Без этого, увы, — только Площадь.