Некляеву сделали предложение, от которого трудно отказаться

Владимир Некляев, занимаясь политикой, не оставляет поэзию. Выходят его новые книги на белорусском языке, издаются стихи и проза в переводах. Например, только что вышла книга в Финляндии — стихи в переводах известного финского поэта, вице-президента финского ПЕН-центра Юкки Маллинена, переводившего поэзию Иосифа Бродского и Дмитрия Пригова, прозу Виктора Ерофеева, Евгения Попова, Владимира Сорокина. К нему и обратились мы за комментарием по случаю выхода книги Некляева в переводе на финский язык.

— Книга Владимира Некляева Punainen auringonlasku («Красный закат») вышла в не очень большом, но очень престижном издательстве Savukeidas, которое издает только то, что имеет отношение к настоящей литературе. Специализируется на современной поэзии и эссеистике.

— Трудно было переводить белорусского поэта?

— Не труднее, но и не легче, чем других поэтов такого уровня. Их не много в любой литературе, они — национальное достояние. В Беларуси, похоже, национального достояния в избытке, раз с такими поэтами так обходятся.

— Можете Вы предположить, как эта книга будет воспринята финнами?

— Думаю, она будет неожиданностью. По той известности, которая есть у Некляева, а он достаточно известен, финны могут ожидать встречи с кем-то вроде трибуна Маяковского. А встретятся с пронзительной, исповедальной лирикой. То есть, скорее с Есениным, чем с Маяковским. Я понимаю, что лучше бы в данном случае сравнивать Владимира Некляева с Янкой Купалой или Максимом Богдановичем, но, во-первых, настоящие поэты — величины несравнимые, а, во-вторых, финнам ваши великие поэты почти неизвестны. Как и вам наши. Что очень жаль, потому что и в культуре, прежде всего в народной, и в характере белорусы и финны очень схожи. Недаром мотивы из финского эпоса «Калевала» так органично вошли в поэму Некляева «Ложак для пчалы» — в созданный им современный белорусский эпос.

— Вы перевели эту поэму?

— Нет. Она, как всякий эпос, очень объемна, сразу не осилить. Я перевел поэму «Русский поезд». Переводил так, будто сам ее писал, потому что финну, как и белорусу, «умом Россию не понять». Ее ближайшие соседи, насильно присоединенные в свое время к российской империи, с изумлением следят за ее великодержавным голопом. Даже славянские братья по крови оказались для Великой Руси лишь младшими братьями, которых нужно учить русскому уму-разуму. Все это понятно финнам, которым пришлось создавать нацию и отстаивать независимость в условиях той же «геополитики», в тисках которой находится сейчас Беларусь. Поэтому знайте: в вашей борьбе за то, чтобы «беларусамі звацца», мы с вами.

— Раз Вы сами заговорили о политике, то, может, оцените Некляева не только как поэта?

— Я не настолько в курсе политических событий, происходящих в Беларуси, чтобы оценивать действия ваших политиков. Я и своих-то почти не знаю, в свободном обществе политикой интересуются в последнюю очередь.

Думаю, в политику Некляев пошел не от хорошей жизни. Что называется, не для себя. Иначе он не уехал бы из Финляндии, где для себя у него всё уже было.

Насколько я помню, за все время, которое Некляев жил в Хельсинки, для себя он высказал (если это можно назвать «для себя») только одну просьбу: помочь довезти в Беларусь финский камень на могилу Василя Быкова, о чем попросил его перед смертью Василь. Мэрия Хельсинки и финский ПЕН-центр помогли это сделать. А потом, установив камень, Некляев приехал из Минска и сказал: «Спасибо, я не могу больше у вас оставаться. Книги в гостях писать, конечно, хорошо, но дома все идет к тому, что скоро по-белорусски никто читать не будет. Зачем тогда я буду нужен там со своими книгами?». Уверен, что из-за этого он и в политике оказался. Это его отчаянная попытка не только словами, но и действиями не допустить уничтожения того, что для него, национального поэта, всего дороже.

— Некоторые наши оппозиционные политики считают, что сейчас за границей можно сделать для Беларуси больше, чем дома.

— Возможно. Но вы у меня спрашиваете о Некляеве. Считая Некляева гражданином Финляндии, мы сразу, как только он вышел из тюрьмы, сделали ему предложение, от которого, как у вас говорят, трудно отказаться. Он поблагодарил и отказался. Всё, на что согласился — пройти медицинское обследование. Поскольку несанкционированный выезд за границу грозил ему новыми преследованиями, белорусским властям был передан соответствующей документ за подписью министра иностранных дел Финляндии, в котором, помимо прочего, содержались гарантии возвращения Некляева после двухнедельного медобследования в Беларусь. Насколько нам известно, ходатайство финского министра иностранных дел поддержал его белорусский коллега Мартынов. Но Некляева не выпустили, а Мартынова сняли.

— На презентацию книги автор будет приглашен?

— Разумеется. Заодно и медобследование пройти предложим. Мы вообще не понимаем: как можно избить человека так, что он попадает в реанимацию, выкрасть его из больницы в тюрьму, а потом еще и не выпускать на лечение?.. У вас новый министр иностранных дел, о котором поговаривают, что он назначен для налаживания контактов с Евросоюзом. Вот и посмотрим, как он собирается их налаживать.

— А вдруг новый белорусский министр подумает: под гарантии финского правительства выпустим Некляева за границу, а он там останется? Тем более что есть примеры.

— Тогда для нового министра повторяю: Некляеву уже предлагали остаться. Он получил приглашение летом 2011 года, когда был в Польше на саммите «Восточного партнерства», а дома его поджидала милиция. Все ждали, что он останется, а он вернулся в Беларусь. Я пониманию это как принципиальный выбор большого, глубоко национального поэта, для которого собственная судьба неотделима от судьбы страны.

У Некляева и стихи есть — не совсем об этом, но почти.

Все поддельно — и любовь поддельна!
В никуда глаза твои глядят.
Мы сидим угрюмо и отдельно,
Как в ночных троллейбусах сидят.
Это происходит не со мною.
Это происходит не с тобой.
Это происходит со страною.
Родиной. Отечеством. Судьбой