Мнение

Максим Жбанков. КУЛЬТ-ТУРЫ. Люди быстрого кофе

 

Максим Жбанков. Культуролог, киноаналитик, журналист. Преподаватель «Белорусского Коллегиума». Неизменный ведущий «Киноклуба» в кинотеатре «Победа». В 2005-06 годах — заведующий отделом культуры «Белорусской деловой газеты». Автор многочисленных публикаций по вопросам современной культуры в журналах «Мастацтва», «Фрагмэнты», «pARTisan», на сайте «Наше мнение».

Он может быть горьким. Или с кислинкой. Или никакой. Способен вылечить от бодуна. Лишить сна на всю веселую ночь. Или отбить охоту ходить в конкретное заведение. Туда можно сахар. Лучше тростниковый. Пару кристаллов соли. Каплю коньяка. Пару зерен кардамона. Крошку шоколада. По-пижонски — ломтик лимона. По-дамски – молоко или сливки. А можно особо не мудрить: опрокинуть чашку как рюмку и убежать просветленным. Сторонники чайных ритуалов проморгали их альтернативную городскую версию — дружеские блиц-пати в пустых кафетериях утренней столицы. В паузе между народными чайными и ядреным эспрессо в News Café как-то незаметно родилась и умерла прекрасная генерация кофейных бездельников.

В компанию людей быстрого кофе я опоздал решительно и бесповоротно. Нет, конечно, к тому времени и у меня были некоторые заслуги на славной ниве борьбы за любимую отраву. В конце 80-х я метался по городу в поисках жестяных банок бразильского растворимого, в начале 90-х привозил французский гранулированный из московских вояжей, шарил глазом по сумкам нелегальных книжных торговцев, где рядом с двутомным Ницше и неутомимым Пикулем гордо сиял вожделенный приз и входил в сговор с курортной барменшей на предмет потаенного получения полпачки молотого продукта. Но все это были, так сказать, бои местного значения. Потребительские фантомы эпохи загнивающего социализма, мутирующего в бессознательный капитализм. Кофейные парни конца 90-х были совсем другими. Не гурманами, а эстетами.

Все с высшим гуманитарным. Все с поставленной речью и внятным чувством юмора. Без комплексов и излишнего почета к любым догмам – политическим или моральным. Кто-то успел пожить за границей. Кто-то имел двойное гражданство. А кто-то просто собрал одну из лучших видеоколлекций в Минске и страшно гордился своим мятым плащом – точь в точь как у Богарта в «Касабланке». Они собирались часов в восемь утра. Пили свой кофе – «двойной, без сахара и воды поменьше, пожалуйста!» — в булочной на углу, трепались о футболе, кино и книжках, пасовались остротами и затем разлетались как колода карт на городских ветрах. Каждое трудовое утро. Ну, почти каждое. Лет этак двадцать подряд.

Конечно, я оказался младшим. Не по возрасту – по стажу. Ветеранов кофейной службы догнать было невозможно: ни по количеству выпитого («У Леночки выходит как надо, а вот Люда всегда халтурит!»), ни по количеству честно исполненных утренних вахт. Важнее была магия контакта. Кофе, как я вижу теперь, был здесь не просто скоропостижной радостью в хрупком стакане. Лучшая защита от державного суфлера и коллективных иллюзий – построение личных ритуалов. Спонтанное внутреннее диссидентство. Приватное культурное строительство в двух шагах от площади Победы. Пока страна шалела – сперва от безнадеги, потом от надежд – утренние денди изучали качество пенки в чашке. Нечаянно получая ключи к выходу из повсеместного цирка. Выход был близко — в управляемой реальности «кофе в восемь». Камерной пьесе вне досягаемости кодексов и спецслужб.

Не будем преувеличивать: наверное, они сами так не думали. И, тем не менее, интуитивно делали все правильно. Кофейные люди колдовали над недружелюбной реальностью и причудами режима, заклиная налоговый бред и непрочных подружек, безвозвратную юность и агонию своих надежд, неотвратимость похмелья, тихую смерть умных газет и пустые глаза пацанов на скамейке напротив. «Маленький двойной» был сразу всем – защитой от хаоса, общим знаменателем пестрой компании, одноразовым Парижем в стране вечных пельменных и самым легким допингом. Полчаса паузы перед ежедневной казнью. Время, чтобы сменить батарейки.

Быстрый кофе был необходим жертвам системы как эмоциональная отдушина и опыт дружеской скорой помощи. Он мог возникнуть лишь в ситуации глобальной житейской безнадеги – когда размытый горизонт надежд лишал смысла любое резкое движение. Он помогал пройти смутное время. Но наше смутное время осталось в нас.

Я говорю «наше», потому что есть странное ощущение суеты в отцепленном вагоне. Пока кофейный клуб говорил сам с собой, эпоха тихой Фронды кончилась. Масса людей вокруг существует иначе. Они как-то вдруг выучили верные слова, научились жить на других скоростях, зарабатывать смелые деньги, врать журналистам, колесить по Европе, водить тяжелые авто и не верить идеологиям. Они играют в прятки с системой. Лучше, чем мы. Или уходят в глубокий штопор. Глубже, чем мы.

Кофейные люди кончились. Кофе остался. Пью свой эспрессо. Глазею в окно. И, если очень захотеть, там непременно мелькнет наш приятель — тощий художник в богартовском плаще. Нынешний швейцарский житель.

Мнения колумнистов могут не совпадать с мнением редакции. Приглашаем читателей обсуждать статьи на форуме, предлагать для участия в проекте новых авторов или собственные «Мнения».