Политика

Как Некляев собирается отмечать 130-летие

Председатель Союза писателей, президент белорусского ПЕН-центра, главный редактор легендарного журнала «Крыніца», лауреат премии Государственной и кандидат на Нобелевскую, лидер гражданской кампании «Говори правду», кандидат в президенты Республики Беларусь, проведший самую яркую, креативную избирательную кампанию, автор многих книг и ставших народными песен, поэт, не изменивший своему призванию даже в тюрьме, где написал уникальную книгу «Лісты да Волі» — всё это один человек: Владимир Некляев.

Сегодня ему исполнилось 66 лет. Наш разговор мы начали с весьма уместного для такого возраста вопроса.

 

— Как здоровье, Владимир Прокофьевич?

— В день президентских выборов, 19 декабря 2010 года, а потом еще и в тюрьме власть очень постаралась, чтобы здоровья у меня не осталось. Но поскольку стопроцентного результата не достигнуто, то можно сказать, что всё у меня гораздо лучше, чем могло быть. Чего не скажешь о народе, о стране.

— Страна больна?

— Физически как бы здорова. Играет в хоккей, устраивает парады. Но и парады устраивает, и в хоккей играет так, будто больна. И это беспокоит меня гораздо больше, чем состояние собственного здоровья.

В психиатрии есть такой диагноз: множественность личности. Это когда в разное время человек чувствует себя разными людьми. С определенной долей условности (а в психиатрии всё условно) диагноз этот можно экстраполировать и на народ. То мы русские со знаком качества, то такие европейцы, что дальше некуда — в самом центре Европы. Бог весть, кто мы есть, только не белорусы. Ничего белорусского нам не нужно: ни языка, ни культуры, ни истории… Я об этом столько раз говорил, что, казалось бы, хватит. Но нужно ставить диагноз и нужно лечить.

— Трудно вылечить всех и сразу…

— Зачем всех и сразу? По одному. Начать с буйных. Которые то Гитлером себя представляют, то Сталиным, то вообще чуть ли не мессией…

Множественная личность — это не только в одно время Гитлер, в другое — Сталин. Это в одно время — зрячий, в другое — слепой. Это в одно время — увидеть в белорусских плюшевых игрушках кампании «Говори правду» врагов народа и тут же арестовать их, а шведские плюшевые игрушки кампании Studio Total не увидеть вообще, хоть они падают с неба прямо на радары славного белорусского воинства, усиленного 76-й Псковской десантно-штурмовой дивизией.

А если бы к нам не шведы с игрушками прилетели, а норвежец Андрес Брейвик с бомбочкой? И пристроился бы на своем самолетике к воздушному параду в День Независимости? Думаю, от такой мысли даже лысина дыбом бы встала…

Как такое могло случиться и почему случилось? Не потому ли, что армию в последнее время готовят к сражению не с внешним, а с внутренним врагом, который воздушной целью не является?

Еще один вопрос: почему для усиления белорусского воинства, отмеченного генеральскими званиями за незаметное пересечение государственной границы на шведском самолете, приглашена не какая-нибудь Смоленская дивизия, а именно 76-я Псковская десантно-штурмовая, которая укомплектована контрактниками и за которой две чеченских войны, война в Косово и война в Грузии? По плюшевым игрушкам стрелять?..

— Вы полагаете, что в решении внутрибелорусских проблем возможно участие иностранных вооруженных сил?

— Я не исключаю, что в Беларуси возможна расправа с народом, который выступит против беззакония и поругания всех его прав. Сегодняшний режим может пойти на это ради удержания власти. О том, что он к этому готовится, свидетельствуют не только новые, почти ничем не ограниченные полномочия и действия сотрудников КГБ и МВД, но и попытки втянуть в это армию. В декабре 2010 года мы были в нескольких шагах от выстрелов, которые могли прозвучать, если бы с Октябрьской площади люди повернули к резиденции Лукашенко.

— Но ведь Лукашенко заявляет, что никакие потрясения страну не ожидают, потому что ситуация стабильна.

— Да. Как во всякой тюрьме. Кстати, когда я сидел в ней, спросил одного охранника: «А что ты здесь делаешь? В любой частной фирме, просто стоя на воротах, ты получишь вдвое больше». Сразу он ничего не ответил. Потом, когда меня с моими сокамерниками враскорячку поставили голыми в так называемом «спортзале», он сказал, дубинкой поигрывая: «Вот чего я в частной фирме не получу».

Любой преступный режим преступен, кроме всего прочего, тем, что не препятствует проявлению самых низменных инстинктов. Наоборот, поощряет их. Охранникам своим режим доплачивает возможностью безнаказанно избивать, чиновникам — возможностью воровать. Все их дворцы построены не из красного или белого кирпича, а из коррупционных, наворованных денег — строительного материала белорусской стабильности.

— А у Вас, кстати, какой дворец? Котедж, дача?

— Не завел. И не потому, что не мог. Скажем, в советское время я получал авторские гонорары, прежде всего, за песни, за которые можно было купить что-угодно. Но ничего я не купил. Деньги путешествовали, раздаривались, разлетались — уходили каким-то воздушным путем, о чем нисколько не жалею. «Весь мир одинаков, но разное это: богатство купца и богатство поэта».

— Только что отмечено 130-летие со дня рождения Янки Купалы. Весьма скромно. Если попытаться заглянуть в будущее: как будет отмечено Ваше 130-летие?

— Зачем мне туда с такими вопросами заглядывать? А впрочем...

Дело не в том, сколько венков возложат и какие речи произнесут. Вон и Лукашенко венок возложил к памятнику Купалы. Пусть не сам, но возложил. А в это время рядом с его резиденцией, прямо под его окнами, будто бы «реставрируют» — а на самом деле строят новое на месте разрушенного — здание театра Янки Купалы. Я не спрашиваю, зачем было разрушать то, что за 120 лет превратилось в национальную святыню и что могло простоять еще трижды столько, столько простояло. Поэтому, может, и разрушили. Я не спрашиваю, почему нельзя было старый театр оставить как малую сцену, а новый построить на новом месте, где грибами повырастали дома-уроды. Но я не могу не спросить у тех, кто совершает это преступление перед городом, минчанами, национальной культурой: было ли в Минске хоть одно здание, построенное в конце XIX века из силикатных блоков? Если даже туалет рядом с театром — кирпичный, то почему на месте архитектурного шедевра ставят бетонно-силикатную коробку, пытаясь прикрыть ее маленькой частью оставленного фасада? И называют это «возвращением театру первоначального облика»...

Всё у нас сегодня так: прикрытый фасадом обман. Силикатный театр, силикатное государство. Чтобы выстроить иное, небходимо время. Надо набраться терпения и сил. Иногда история делается быстрее, чем нам хотелось бы, но чаще — медленнее...

Я в Крево дуб посадил. Молодой, в конце дедовского поля. К моему 130-летию он как раз сил наберется. Если к тому времени наберется сил и Беларусь, больше мне ничего и не нужно будет. Лягу под дубом и буду песни петь.