Общество

Возвращение в зону. Чем живут чернобыльские самоселы

В зоне отселения Ветковского района не были два года. На 20-летие аварии приезжали на несколько дней: гуляли — где гулять нельзя, жгли костры — что категорически запрещено, и даже жарили на костре рыбу с Беседи — ну это вообще кошмар, радиоактивную рыбу печь на радиоактивном костре! Может, это и придавало драйва и наглости: поймают — не поймают, накажут — не накажут. В тот раз никто не поймал, но в этом году поехали законно — по пропускам. Захотелось посмотреть, что изменилось в зоне за это время.

Оказалось, что практически ничего — деревья и трава растут пуще прежнего, дикие козы и кабаны, зайцы, косули и лоси бегают, птицы поют, рыба ловится — вот только ловить ее, как и прежде, нельзя. Администрация зоны постоянно штрафует нарушителей.

«В последнее время спрос за вынос из зоны радиоактивной продукции — грибов, ягод, рыбы, ужесточен. Поэтому наметилась тенденция к уменьшению числа граждан, самовольно проникающих в зону отселения. Если раньше минимальный штраф за такое правонарушение составлял одну базовую величину, то сейчас — десять, а это для кармана уже накладно, — комментирует начальник администрации зон отчуждения и отселения Ветковского района Эдуард Ковалев. — Но, безусловно, нарушения есть. Даже по прошествии 22 лет ловим в зоне «металлистов» — тех, кто приходит найти здесь цветной и черный металл. Крупные партии уже, конечно, вырезали и вывезли, сейчас ищут по мелочи — 20-30 килограмм. Тянет людей в зону особенно летом и осенью — за теми же грибами, ягодами, рыбой. Ветковский район — это почти 90 тысяч гектаров зоны, проследить за всей территорией нереально. Но предупреждать вывоз радиоактивной продукции из зоны — важно. Ведь здесь никто дезактивацию не проводил, произошел только незначительный распад изотопов, и всё. Сегодня именно вся эта грязь может прийти, если ослабить внимание. Даже некоторые начальники говорят: пускай люди едут, охотятся. Какая ж охота, если мясо косули в 15 раз превышает допустимый норматив! А они уверены — ничего, под водку пойдет».

Также, как и два года назад, трудятся и живут на свалке около бывшей деревни Борьба люди — у некоторых дома нет, у других дом есть, да нет работы. Сюда, на полигон бытовых отходов, из Гомеля свозят просроченные продукты, промышленный мусор. Роют здесь черные копатели (по цвету одежды и лиц) в основном металл и макулатуру. Макулатура, вообще-то, так — для отвода глаз. Сколько ее нужно собрать, чтобы заработать? Металл — иное дело.

Пообщались мы с жителями свалки, покурили, они рассказали, что живут хорошо, за день зарабатывают даже по 30-40 тысяч, ни на что не жалуются. Вскоре на свалку прибыли скупщики металла на микроавтобусе. Жители полигона засуетились, забегали с какими-то трубами, стали грузить металл, который, скорее всего, пойдет на Россию по отработанной годами схеме.

 

Скупщики вторчермета посмотрели на нас косо — видимо, признали за возможных конкурентов. Чтобы не объясняться «по понятиям», мы спешно уехали. Как было этих людей на свалке человек двадцать, так и осталось. Как жили они в домиках из досок, картонных коробок и еще неизвестно чего, так и живут. Как пили спирт «Максимку», так и пьют.

Деревня Бартоломеевка тоже встретила как в прошлый раз. Из жилого дома выкатился поддатый хозяин, за ним, тоже пьяный, хитрый бывалый мужик. А потом и хозяйка — красивая степенная старушка со светлым лицом и сердцем, бабушка Лена. На вопросы «как жизнь» настоящие жители бывшей деревни, улыбаясь, ответили, что хорошо. Кстати, радиация на сегодняшний день в Бартоломеевке составляет 37 кюри на квадратный километр — в 37 раз выше допустимого уровня. Но это нисколько не беспокоит самоселов. Да, наверное, и правильно — что было бы от того, если бы их эта цифра беспокоила? Света нет, газа тоже, но люди живут и как-то ни на что не жалуются.

Что изменилось за два года у женщины Нины, которая живет с сыном в бывшей деревне Беседь? В принципе, тоже ничего, только коров у нее было десять, а теперь уже двадцать. За домом возвышаются 38 стогов сена.

«Мясо-молоко никто никуда не принимает, а они, коровы да быки, плодятся каждый год, ну что я буду с ними делать? — волнуется Нина. — Люди с Беседи вывелись быстро — смотрю, то одного нет, то другого, поотселялись, а я так и осталась здесь с сыном. Дети приезжают с Ветки, помогают сено заготавливать, так и живу. В райцентр езжу за хлебом на велосипеде».

Света, конечно, нет — потому что нет и деревни, бульдозеры ее уже почти похоронили. «Сын привез мобильный телефон — говорил, купил по дешевке в Ветке, думали, со связью будем, какой-никакой. Так приехал милиционер, увидел и забрал — говорит, проверить надо, может, ворованный, так и не отдал. И не приезжал больше», — печалится единственная хозяйка Беседи.

…Люди как люди, даже квартирный вопрос их не испортил — ведь могли же отселиться в Гродно, Минск, Гомель, в туже Ветку. Остались… Или приехали неизвестно откуда — России, Казахстана — бывшие уголовники. Из зоны в зону, хоть и радиоактивную, зато не нарушают свой гештальт, или, как сейчас модно говорить, «фен-шуй».

А ты, береза? Расскажи мне, помнишь ли, как 20 лет назад прилетел сюда невидимый зверь радиация? Помнишь ли, как убегали отсюда, из красивейших мест, люди? Лучше ли стало тебе, береза, с тех пор, как никто не забивает в твой ствол лотков для сбора твоего сока, как никто не вырезает на твоем теле «Маша, я тебя люблю» и «Вася-дурак», как не пилят на дрова твоих сестер? Лучше ли тебе стало, береза, избавившись от тернового венца природы — человека?