Общество

Неизвестные страницы истории. Пленники Победы

После 9 мая 1945 года в советских лагерях находилось около миллиона бывших солдат и офицеров вермахта.

…Зимой 1942 года в лютый мороз в деревне Уссохи Ярцевского района Смоленской области немецкие солдаты выгнали из домов местных жителей, а это в основном были женщины и дети, построили в колонну и отправили на ближайшую железнодорожную станцию. Трудно представить состояние людей, которых силой заставили покинуть родные места, на глазах которых словно факелы вспыхивали подожженные фашистами дома. Деревню сожгли, а сельчан погрузили в эшелон, который отправился на восток.

Уже в пути эти люди узнали, что гонят их в Германию. Некоторые из них, когда эшелон находился на территории Белоруссии, решились на отчаянный поступок: сделали в стене проем и на ходу выпрыгнули из вагона. Среди беглецов была простая русская женщина Мария Прохоровна Степанова и ее четверо малолетних детей — один мальчик и три девочки.

…В один из дней зимы 1948-1949 годов в небольшой дом Степановых, он больше напоминал землянку, забрели двое немецких военнопленных. Случилось это на территории Минского района, километрах в тридцати от современного Минска, где находился один из лагерей пленных солдат вермахта. Эти двое то ли отбились в метель от возвращавшейся с работы колонны и заблудились, то ли по какой иной причине, но они замерзли и просто хотели согреться. Потому и зашли в стоявший на отшибе дом. Глава семьи Борис Лаврентьевич, бывший партизан, дважды побывавший в плену, хотел выгнать незваных гостей: «Они фашисты». Но его жена не дала это сделать: «Они ни в чем не виноваты», — сказала она, пригласила немцев к столу и покормила тем, что было в то голодное послевоенное время. А ведь у нее были все основания ненавидеть этих немцев за утрату мирной жизни, сожженный дом, невзгоды, страх за детей… Но эта неграмотная русская женщина своим поступком проявила мудрость, которой так не хватало и в те далекие годы, и сегодня.

В 1947 году в СССР была отменена смертная казнь. Мотивы отнюдь не гуманные. Только что закончилась война, миллионы погибших, страна истощена и материально, и физически. Нужна была замена выбывшим из строя. По некоторым источникам, они, конечно, далеки от достоверности, в советских лагерях находилось более миллиона бывших солдат и офицеров вермахта. Им-то и суждено было расплачиваться за грехи агрессивных политиков.

Мы хорошо осведомлены о Нюрнбергском процессе, но мало известны, практически не изучены многие тысячи других судебных процессов, начало которым было положено уже в первые дни после Победы, на которых судили не главарей фашистской Германии, а простых солдат и офицеров, выполнявших приказы своих командиров.

«Прошу учесть обстоятельства, — говорил в своем последнем слове уроженец Саксонии Фриц Граупнер,— что я все делал как немецкий солдат, выполнял приказания. Кроме того, я не убил ни одного человека и не избивал советских граждан». К слову, еще до своего ареста 21 июня 1945 года в лагере военнопленных Граупнер признал свою вину в том, что служил в СД, в составе зондеркоманды принимал участие в карательных операциях против партизан на Брянщине, был охранником во время уничтожения мирных граждан в газовых душегубках. Искренность бывшего фельдфебеля, а также проходивших по делу Ганса Дресселя, уроженца Верхней Селезии, и Эмиля Зонтага, уроженца Польши, стоила им жизни. 7 декабря 1945 года их приговорили к расстрелу. Дело, как это было принято, слушалось в закрытом заседании, без участия представителей обвинения и защиты, без вызова свидетелей. 18 февраля 1946 года в тюрьме № 1 НКВД в городе Бобруйске приговор привели в исполнение.

Вместе с Граупнером, Дресселем и Зонтагом были расстреляны и семеро поволжских немцев: Рангольд Цветциг, Яков Лепке, Антон Дексеймар, Гербет Рейхерт, Иван Панкрац и Анатолий Герцог. Все они были пленены в Кенигсберге. Информации о них в этом уголовном деле весьма немного. Казнили их за измену Родины как советских граждан, перешедших на сторону врага.

Хорошо известно, что в годы минувшей войны каждый советский солдат, попавший в плен к врагу, считался предателем. А таковых после 9 мая 1945 года оказалось многие десятки тысяч. Было бы абсурдом расстреливать всех. Очевидно, не без этих оснований и появился 6 мая 1947 года Указ ВС СССР «Об отмене смертной казни». Альтернативой ей стало лишение свободы на срок до 25 лет. Судебные тройки без устали отправляли в лагеря ГУЛАГа и своих, и чужих. Но был и еще один немаловажный момент. В 1949 году Советским Союзом была принята поправка к статье 85 Женевских соглашений «О статусе военнопленных». То есть, если нет оснований обвинить пленного в военных преступлениях, то он подвергался репатриации. Как следствие, сотни тысяч бывших солдат вермахта должны были вернуться к своим семьям. Но не все из них вернулись.

К сожалению, я не владею полной картиной происходивших в те годы событий. Из трех тысяч уголовных дел на немецких военнопленных, некогда хранившихся в архиве КГБ Беларуси, я ознакомился лишь с четырьмя десятками, но, по моим наблюдениям, именно с 1949 года судебные тройки активизировали свою работу. Можно сделать вывод, что таким образом выполнялся государственный заказ, чтобы как можно больше военнопленных как можно дольше оставались на территории СССР. Хозяйство страны нуждалось в бесплатной рабочей силе.

Капитан Отто Ройтер был пленен 9 мая 1945 года в Чехословакии. Находился в лагере города Бреславль, затем был переведен в Минск в лагерь № 168. Уголовное дело против него возбудили 9 декабря 1949 года, а закончили спустя три дня. Доказательств его участия в военных преступления в деле не имеется. Да они не были нужны. 27 декабря того же года Ройтера, с обвинением в том, что он «проводник гитлеровской политики по насаждению фашистского режима», приговорили к 25 годам исправительно-трудовых лагерей. «За что меня осудили? — спрашивал в кассационной жалобе бывший капитан вермахта. — Сотни тысяч немецких солдат, которые также воевали с оружием в руках, репатриированы Советским Союзом на Родину и не осуждены»…

В декабре 1955 года Отто Ройтера досрочно освободили из мест заключения, и он вернулся домой. Если верить справке, хранящейся до сих пор в его уголовном деле.

В деле другого капитана — Фридриха Штрате, нет сведений об освобождении. Но есть иные, свидетельствующие об атмосфере тех далеких лет. Менее часа потребовалось судебной тройке, чтобы признать Штрате виновным и вынести обвинительный вердикт. 13 мая 1950 года 48-летнего Фридриха, уроженца Вестфалии, осудили на 25 лет. Но не за участие в боевых действиях, а за несколько фраз, оброненных в разговорах с такими же пленными в лагере. В его уголовном деле хранится записка, датируемая 1945 годом. Некий источник «Франц» сообщает, что капитан Штрате говорил, «что, если ему еще раз придется воевать против русских, то он совсем бы иначе относился к русским военнопленным». Этого доноса оказалось достаточно, чтобы обвинить Штрате в реваншистских настроениях, пропаганде идеи новой войны против СССР и осудить. Что было на самом деле, никто никогда не узнает. Но можно предположить, что некоторые военнопленные, чтобы вернуться домой, шли на сотрудничество с контрразведчиками, шпионили за своими товарищами по несчастью и писали доносы. Поступали подло, но можно ли их сегодня за это осудить?

Рекордно быстрым было следствие по делу лейтенанта Матиаса Мизена. Оно началось 9 декабря 1949 года и в этот же день завершилось. Суд длился всего 25 минут. 25 лет особых лагерей МВД Мизен получил за то, что служил в охране лагеря советских военнопленных в Барановичах и «за плохие условия их содержания» — так сказано в приговоре.

Следствие по делу майора Людвига Кнерцера, квартирмейстера 53-го армейского корпуса, уроженца Нюрнберга, длилось почти год — с 18 мая 1949 года по 11 мая 1950 года. Необычно долго для таких мероприятий того времени. Кнерцера обвиняли в массовых эвакуациях мирных жителей Витебска и направлении их в лагеря смерти. Допросы длились по 7-8 часов. Майор свою вину отрицал и отказывался подписывать протоколы, что, очевидно, раздражало следователя. Три свидетеля, абсолютно случайные люди, ничем не помогли следствию. Кнерцер настаивал на вызове в качестве свидетелей своей невиновности командира 53-го корпуса генерала Фрица Гольвитцера и начальника штаба полковника Ганса Шмидта. Оба к тому времени были осуждены на все те же 25 лет и через Ленинградский пересыльный пункт этапированы в воркутинские лагеря. В деле хранится ответ из Воркутлага на запрос следователя, что Гольвитцер и Шмидт у них не содержаться. Можно только догадываться о судьбе этих людей. Людвига Кнерцера осудили без свидетелей на 25 лет.

Не менее трагична судьба Фридриха Айльца, 1923 года рождения, связиста, оберефрейтора. На фронте он пробыл всего 12 дней, попал в плен 2 мая 1945 года под Берлином. Находился он в лагере военнопленных № 189 в Гомеле. Был осужден Военным трибуналом 13 мая 1946 года к 5 годам заключения. Одно из немногих уголовных дел, которое с позиций сегодняшних дней можно действительно назвать уголовным. Айльца осудили за кражу. Фридрих был подсобным рабочим на строительстве железной дороги, проломил стену склада и похитил несколько банок консервов и ящик яичного порошка. 27 февраля 1948 года Фридрих Айльц умер в Унженском лагере, что находился в Горьковской области. Причина смерти неизвестна.

…В отношении трех обвиняемых на Нюрнбергском процессе были вынесены оправдательные приговоры. Советские судебные тройки конца 40-х-начала 50-х годов подобного себе не позволяли. Даже если речь шла о мелких чиновниках или рядовых солдатах, чья работа и служба были далеки от термина «военное преступление», даже если содержание уголовных дел годилось лишь для сценария театра абсурда.

Инспектор при Минском городском комиссариате Вальтер Енш руководил работой паспортного стола, командами противовоздушной обороны и пожарной. За несколько дней до освобождения Минска бежал, в плен попал в марте 1945 года в Венгрии, затем был отравлен в лагерь № 523 в Свердловскую область. В ноябре 1949 года был этапирован в Минск, где и был осужден на типовой 25-летний срок. На пятичасовых допросах следователь требовал от него признаться в зверствах против советских граждан. В основу обвинения были положены свидетельские показания бывшего бургомистра Минска Вильгельма Янецке, позже осужденного на тот же срок, и секретаря-переводчика Елизаветы Васильевой. Из всех «зверств» Янецке припомнил, что Енш штрафовал горожан за нарушение светомаскировки, незаконное подключение к электросети и нарушения комендантского часа, а злостных нарушителей отправляли в трудовые лагеря. Свидетель Васильева сообщила следствию, что Енш — «взяточник и пьяница, грубо обращался с советскими гражданами, а в нее даже бросался канцелярскими предметами». Этого оказалось достаточно для обвинительного заключения, где были такие слова: «Активно проводил нацистскую карательную политику по закабалению народов Советского Союза и зверски обращался с населением».

Вот еще одна судьба из многих тысяч, по которым катком прошла война. До войны Отто Шмитц был художником. Во время войны служил в Минске писарем в «Абвере». Осенью 1943 года Шмитц получил отпуск, билет не смог достать и напросился в первый идущий в Германию поезд. В этом составе находилось около 600 жителей Минска и Минской области, которых угоняли в рабство. За то, что Отто ехал к семье в этом поезде и за то, что «транспортировка граждан проводилась в необорудованных вагонах» писарь получил 25 лет лагерей.

Сегодня это выглядит абсурдом, но нельзя забывать, что тогда все было очень серьезно. И оставалось таковым вплоть до начала 90-х прошлого века, когда цензоры внимательно следили за тем, чтобы тема военнопленных в СМИ не звучала и даже фотографии подобного содержания не публиковались. Помнится, свой запрет они объясняли так: «Только представьте, что издание окажется за границей. Кто-либо из родственников, например, сын опознает своего не вернувшегося из плена отца. Начнутся запросы, вопросы, а что отвечать?». Действительно, лучше сделать вид, что этого вообще не было…

От автора. Я не историк и не судья, чтобы сухо излагать и давать оценку давно минувшим событиям. Я журналист, а потому могу позволить себе, в разумных пределах, конечно, эмоции. И совсем не случайно публикация начата с рассказа истории семьи Степановых, с рассказа о мудрости простой русской женщины Марии Прохоровны, пустившей в свой дом пленных немцев. Она видела в них не вчерашних врагов, а людей, нуждавшихся в помощи. Это ведь история моей семьи. Одной из дочерей Марии Прохоровны суждено было стать моей матерью.

А буквально недавно мне рассказали одну печальную современную историю. Накануне очередного Дня Победы по традиции на одном минском автотранспортном предприятии чествовали своих ветеранов войны, коих осталось чуть больше десяти. Примерно столько же за праздничным столом находилось и приравненных к участникам войны малолетних узников концлагерей. Конфликт между теми, кто воевал, и кто находился в неволе, разгорелся едва ли не после первых фронтовых ста граммов. Ветераны, звеня медалями, со словами: «Пока мы кровь проливали, вы фашистам служили!» пошли в рукопашную на бывших узников. Стариков разняли, но с тех пор на подобных мероприятиях их рассаживают по разные стороны стола…