Тайна исчезновения Креста Ефросинии Полоцкой

Крест преподобной Ефросинии Полоцкой — главная духовная святыня Беларуси. История создания, тайна исчезновения реликвии волнуют многих. Но есть ли надежда найти...

Крест Ефросинии Полоцкой27 июня у Национальной библиотеки владыка Филарет благословит выпускников факультета пограничных войск Военной академии. На охрану рубежей нашей страны пограничники отправятся, осененные Крестом преподобной Ефросинии Полоцкой. Приложиться к утраченной и воссозданной православной реликвии столичные верующие, скорее всего, не смогут. Сразу после благословления крест возьмет курс на Брест. Его ждут в очередном пограничном отряде, по которым сейчас Крест Ефросинии Полоцкой возят в рамках инициированного Государственным погранкомитетом своего рода крестного хода.

Крест преподобной Ефросинии Полоцкой — главная духовная святыня Беларуси. История создания, тайна исчезновения реликвии волнуют многих людей. Но есть ли надежда найти подлинный Крест?

«…Пусть не выносят его из монастыря никогда, и не продают, и не отдают»

Ефросиния Полоцкая — одна из первых белорусских просветительниц и первая женщина, канонизированная в святые. Княжна по происхождению, дочь Всеслава Чародея в 12 лет против воли родителей отказалась от светской жизни и ушла в монастырь.

В 1161 году по заказу преподобной Ефросинии Полоцкий ювелир Лазарь Богша изготовил крест из кипарисового дерева, покрытый золотом и серебром, украшенный драгоценными камнями и с изображениями ликов святых. В середине креста в пяти гнездах находились реликвии: кусочки креста Господня с каплями его крови, кусочек камня от гроба Божией Матери, частицы мощей святого Стефана и Святого Пантелеймона, кровь святого Димитрия, доставленные в Полоцк специальной экспедицией, которую направляла в Константинополь преподобная Ефросиния.

На боковых торцах креста помещена большая завещательная надпись «…пусть не выносят его из монастыря никогда, и не продают, и не отдают. Если не послушается кто и вынесет из монастыря, пусть не поможет ему святой крест ни в жизни этой, ни в будущей, пусть проклят будет он Святой Животворящей Троицей и святыми отцами… и пусть постигнет его доля Иуды, который продал Христа. Кто осмелится учинить такое… властитель или князь или епископ или игуменья, или другой какой человек, да будет на нем это проклятие. Ефросинья же, раба Христова, которая справила этот крест, обретет вечную жизнь со всеми святыми…»

Во время Ливонской войны крест Ефросинии попал к Ивану IV Грозному. Однако царь испугался проклятия и вернул реликвию полочанам.

Работники Эрмитажа пускали белорусов по ложному следу

После революции 1917 года Крест Ефросинии Полоцкой реквизировали среди прочих дорогостоящих предметов культа и передали на хранение в полоцкий финотдел. В 1928 году крест привезли в Белорусский государственный музей, а через год отправили в Могилев. Летом 1941 года Крест Ефросинии Полоцкой, Слуцкое Евангелие и тысячи других ценностей, в частности, золотой ключ от Могилева, золотые украшения из раскопок Помпеи, бесследно исчезли во время эвакуации.

После войны самой популярной версией пропажи сокровищ была такая: немецкий офицер шел мимо старинного особняка и через окно увидел что-то блестящее. В здании офицер наткнулся на стальные двери и решетки. Якобы он приказал привести военнопленных, чтобы они разрезали двери и решетки автогеном. Так неизвестный офицер попал в хранилище музейных ценностей, похитил их, вывез в Германию и затем продал некоему богатому американцу. Обычная легенда о пропавших сокровищах, нравившаяся обывателю.

Была и официальная версия с «немецким уклоном». Некто Луковников, бывший член музейного совета, сообщил сотрудникам органов госбезопасности, что, будучи во время оккупации инспектором городского отдела народного образования, он помогал немцам составлять опись захваченных музейных реликвий.

Однако обе эти версии несостоятельны. Первая: двери комнаты-сейфа и решетки оставались нетронутыми все военное лихолетье, а кроме того, идя по улице, невозможно заглянуть в комнату-сейф. Вторая: признание коллаборациониста касается ценностей, оставшихся в музее и областной библиотеке. И еще один важный момент: в захваченных советскими войсками трофейных документах не удалось отыскать опись ценностей или любое другое упоминание о сокровищах из комнаты-сейфа.

Тем не менее, «западный» след был кому-то выгоден.

В 1970-е годы сотрудники Могилевского музея направляли запрос в Эрмитаж: нет ли в его запасниках эвакуированных ценностей? Из Ленинграда ответили: в Эрмитаже нет, однако поделились сведениями о том, что крест будто бы находится в коллекции Пирпонта Моргана.

Через 20 лет сотрудник Эрмитажа Борис Сапунов в приватной беседе сказал доктору филологических наук, председателю общественной комиссии «Вяртанне» при Белорусском фонде культуры профессору Адаму Мальдису, что ответ готовился на основании статьи Бебута Шелковникова, который, который, находясь в Нью-Йорке, настойчиво пытался прорваться в запасники моргановского музея, однако его предупредили, что, «мол, не вертись тут, а то можешь не вернуться домой».

В 1990 году Адам Мальдис сперва посетил Моргановский фонд и побеседовал с Евгенией Зазовской, дочерью своего польского друга профессора Здислава Недели. Доктор Зазовская организовал экскурсию для белорусского профессора. В коллекции Морганов были чешские и немецкие кресты времен Ефросинии Полоцкой.

Профессор поинтересовался у доктора Зазовской: может ли наша реликвия храниться в запасниках? Она объяснила, что под полом здания имеются огромные хранилища. Они поделены на 12 отсеков. У каждого — свой отдельный хранитель. Он знает только то, что находится в его отсеке. А общей картиной не владеет никто.

Тогда белорусские дипломаты передали письмо-обращение в Моргановский фонд. Примерно через два месяца, когда белорусы уехали из Америки, представительство Беларуси при ООН получило письмо из Фонда Пирпонта Моргана, где сообщалось, что в собраниях этого магната и мецената Креста Ефросинии нет, а за коллекции других Морганов совет директоров не ручается.

В мифичности «западного» следа профессор Мальдис убедился после долгих поисков упомянутой статьи Б.Шелковникова. В ней не было никаких доказательств того, что Крест Ефросинии достался фашистским оккупантам, а через них американцам. Таким образом, можно предположить, что работники Эрмитажа пускали белорусов по ложному следу.

В одной из своих публикаций профессор Мальдис отмечает: «Характерно, что как только белорусы активизируют поиски креста (а надо бы одновременно всего могилевского собрания), опять всплывает «западный» след».

Где он дел золотой государственный фонд?

Сразу после войны белорусские чекисты начали интересоваться судьбой бесследно исчезнувших ценностей. Им удалось восстановить события 20 предоккупационных дней в Могилеве. Оказалось, что директор Могилевского музея И.С. Мигулин в первые дни войны был в пригороде среди ополченцев, а 29 июня вернулся в город. Однако в здание обкома, где хранились ценности, его не пропустили, только лишь сообщили, что все эвакуировались. Никого из своих коллег Мигулин в городе не застал. Тогда он обратился в НКГБ: как быть с ценным имуществом музея. Неустановленный офицер велел оставаться на месте и охранять его. Однако Мигулин оказался в глубоком тылу. Сразу после освобождения Могилева Мигулин вернулся в город и занял свою прежнюю должность. Несколько раньше ему сообщили, что ценности из комнаты-сейфа не были эвакуированы. Однако и хранилище оказалось пустым.

В 1949 году началось «дело музея». Ревизоры провели тщательную проверку музея и выявили недостачу, отметили ненадлежащий учет ценностей и установили порчу некоторых экспонатов от неправильного хранения.

Вот как описаны события тех лет в книге «Щит и меч Отечества»: «19 октября 1949 года коммунисты первичной организации обсуждают выводы комиссии по краеведческому музею. Хотя об исчезнувших сокровищах в этих материалах не говорилось ни слова, выступающие напомнили Мигулину его предвоенные поступки: «…Где он дел все ценности — золотой государственный фонд в несколько миллионов рублей…».

В то время такие обвинения «тянули» на лагерный срок, Мигулин же отделался выговором с занесением в учетную карточку. «Чем руководствовались или что пытались оправдать партийные лидеры обкома и горкома, принимая решение по Мигулину? Свои нерешительные действия по спасению ценностей, оставив их врагу? Или что не смогли вернуть реликвии вместе с архивами из России? А, может, это персональное дело директора музея должно было прикрыть куда более некрасивый поступок тех, кто имел отношение к уничижению ценностей?» — рассуждают авторы упомянутой книги.

Впрочем, за уничтожение реликвий никого бы не наказали, так как приказ Сталина о недопустимости оставления ценностей врагу заранее всех освобождал от ответственности.

«С большой долей уверенности можно сказать, что могилевский сбор в начале войны нашел свое пристанище в Москве, — цитируем «Щит и меч Отечества». — …Многие исследователи предполагают, что, вывезенные в Москву, они предназначались для расплаты по ленд-лизу. Но, насколько известно, СССР так и не рассчитался со своим союзниками за оказанную помощь во время войны. Даже если допустить, что какие-то «торги» и были, то перед продажей они обязательно проходили бы экспертов. И уж такие реликвии как Крест Ефросинии Полоцкой и золотые украшения из раскопок Помпеи, к примеру, вряд ли стали бы украшать западные коллекции. Но если бы все же что-нибудь и досталось из могилевского сбора заморским хозяевам, то такие факты стали бы известны. … Нельзя исключать, что их судьба может быть связана с Государственным Эрмитажем, музейными запасниками Уфы и Самары, где хранились во время войны архивы обкома партии».

А пока к поиску реликвий подключилось и Национальное бюро Интерпола. Только вряд ли надо искать сокровища за морями-океанами. Вероятно, они гораздо ближе.

Картины, иконы, золото, серебро отвезли в Москву и сдали в банк

Так совпало, что в день визита белорусской делегации в Моргановский фонд в газете «Советская Белоруссия» вышла статья председателя Могилевского областного отделения фонда культуры Беларуси В.А. Юшкевича «Тайна креста». Автор получил несколько откликов на нее. Среди них и письмо жителя Могилева, сообщившего, что он знал человека, который в 1941 году эвакуировал имущество из комнаты-сейфа, и вот его впечатления: «Картины, иконы, золото, серебро отвезли в Москву и сдали в банк. Когда их там принимали по описи (!), неожиданно появился Берия. Он внимательно рассматривал предметы и восхищенно цокал языком. Более двух тысяч предметов привезли».

Найти бы теперь ту, довоенную опись!

Откликнулся и Петр Поддубский — водитель, уверенный, что вывозил ценности. В разгар боев за Могилев, 13 июля, его вызвал комендант Воеводин и приказал вывезти некий ценный груз. Водитель подогнал машину к зданию обкома. Люди в гражданском начали загружать в кузов упаковки и мешки. Петру Поддубскому, стоявшему невдалеке от машины, хорошо запомнилась фраза одного из них: «Какой крест красивый!» К машине Поддубского присоединились две полуторки с банковскими ценностями, а к нему в кабину сел первый секретарь ЦК КП(б)Б Пантелеймон Пономаренко. Колонна двинулась в путь, по дороге не раз попадала под бомбежку. Но через два дня груз доставили в российскую столицу в управление Красной Армии, здание которого размещалось на Ленинских горах. Воспоминания водителя совпадают и с воспоминаниями Пономаренко и Воеводина.

Есть и еще одно архивное подтверждение «российского» следа. В 2003 году архивист-историк Виталий Скалабан обнаружил в Национальном архиве Беларуси «Стенограмму заседания бюро ЦК КП(б) Белоруссии от 26.08.1943 года».

«В далеком августе 1943 года в Москве, куда эвакуировались члены бюро белорусского ЦК, идет речь об изделии ювелира Богши. И говорит о Кресте не кто-нибудь, а сам первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко. … Пономаренко говорит об изделии Богши без всяких ссылок на его бесследное исчезновение или похищение немцами. Коли так, напрашивается вывод: значит, Крест в августе 1943 года не пропал, а пребывает в целости и сохранности. И, по всем приметам, находится в Москве», — пишет Виталий Скалабан.

В Могилеве мог находиться не оригинал, а... копия

Общественная комиссия «Вяртанне» располагает копией списка утраченных ценностей, составленного в 1944 году. Есть и более поздний список, датированный 1947 годом. Различия между этими списками наводят на мысль: хозяин вывезенных могилевских ценностей поменялся как раз в промежутке между этими годами, о чем мог знать и Пономаренко, и те, кто допрашивал Мигулина. К слову, протоколов допроса Мигулина в архивах КГБ не найдено. Формально их и не должно быть, так как не было возбуждено уголовное дело. В тоже время исследователям кажется «странной» задержка с открытием после войны могилевского и минского исторических музеев.

Поиски креста не прекращаются и на территории нашей страны. В том числе отрабатывается версия о том, что могилевский сбор был спрятан на территории Беларуси, по дороге из Могилева в Москву. Хотя после архивных находок Виталия Скалабана и свидетельств участников тех событий, версия о спрятанных сокровищах кажется мифом.

Более реальной может быть другая «местная» версия, озвученная Адамом Мальдисом, более 40 лет занимающегося поиском исчезнувшего креста. Вот как он пишет о «полоцком» следе: «…в Могилеве вполне мог находиться не оригинал, а... копия. На эту мысль наводит описание реликвии, сделанное Вацлавом Ластовским. … Как опытный историк, собиратель музейных экспонатов он должен был знать, что Крест, его основа сделана из кипариса. В акте же приемки-передачи фигурирует дубовое дерево. Кроме того, ученый фиксирует факт замены некоторых драгоценных камней стекляшками. Не сигнализировал ли Ластовский тем самым сведущим потомкам, что в его руках оказался не оригинал, а подделка, что реликвия (с его молчаливого одобрения) осталась там, где ее изготовили? Ведь полоцкое духовенство, монахи ощущали угрозу экспроприации и могли изготовить копию, благо, как видно из эмигрантской печати, одна уже имелась в храме на территории Латвии... Конечно, не исключена замена драгоценных камней стекляшками и тогдашними полоцкими стражами порядка, но вся подделка была по силам только мастеру. Имелся ли таковой в первые годы советской власти в Полоцке?».

Крест, созданный наподобие Креста Ефросинии Полоцкой

В 1993 году было принято решение о воссоздании Креста Ефросинии Полоцкой. В 1997 году брестский ювелир Николай Кузьмич завершил свой многолетний труд. Современному мастеру пришлось освоить древнюю технику нанесения эмалей. Работа велась под патронатом митрополита Филарета, который привез из Иерусалима святые мощи. Финансировало этот проект государство. Много было споров относительно статуса современного креста: копия ли это или новая реликвия. Митрополит Филарет предложил формулировку «крест, созданный наподобие Креста Ефросинии Полоцкой».



В 2003 году на Епархиальных чтениях, посвященных 210-летию Минской Епархии, митрополит Минский и Слуцкий, патриарший экзарх всея Беларуси Филарет представил Слуцкое Евангелие 1581 года. Это была настоящая сенсация! Ведь в «Списке разграбленных немецкими оккупантами культурно-исторических ценностей, хранившихся в Могилевском музее до Великой Отечественной войны», составленном в декабре 1944 года, Крест Ефросинии Полоцкой записан под № 3, а Слуцкое Евангелие под № 21.

Митрополит Филарет сообщил, что Слуцкое Евангелие ему передал один из священников, а к тому оно попало от прихожанина. Таким образом реликвия стала собственностью экзархата.

Митрополит передал Евангелие во временное пользование в Национальную библиотеку Беларуси. При финансовой поддержке Фонда фундаментальных исследований рукопись оцифровали, а также провели научную экспертизу, позволившую сделать категорическое заключение: старинный фолиант является подлинником!

Однако осталось и немало загадок. Самый главный вопрос: где находилось Евангелие с июля 1941 года до дня его чудесного возвращения. Ответ на него приблизил бы к разгадке тайны исчезновения Креста Ефросинии Полоцкой.