Общество

Белорусы хотят реформ, но по-разному их представляют

Большинство белорусов хотят реформ, значительная часть даже готова терпеть их издержки, однако в обществе нет консенсуса по вопросу, какие именно изменения нужны стране. 

 Об этих и других результатах свежего соцопроса и серии интервью с представителями оппозиции и гражданского общества в интервью Naviny.by рассказала аналитик Белорусского института стратегических исследований (BISS) Елена Артеменко.

— Для чего BISS проводил последний соцопрос?

— Наше исследование было посвящено тому, как население Беларуси относится к реформам. Оно проводилось для информационной поддержки проекта «Рефорум», который сейчас реализуется нашим институтом. Суть в том, чтобы разработать проекты реформ, и мнение населения важно с той точки зрения, как люди в целом относятся к проведению реформ, нет ли у них негативных установок, неприятия возможного реформирования. С другой стороны, мы учитываем мнение населения для определения приоритетов тех проектов реформ, которые будут разрабатываться нашими экспертными группами.

— Были ли вы удивлены результатами опроса?

— И да, и нет. С одной стороны, население Беларуси положительно относится к реформам. Это отличается от возможной картины в России и странах Центральной и Восточной Европы, в которых были реализованы структурные реформы, и население испытывало негативные последствия этих реформ. В Беларуси же под реформами понимают поступательное движение в той или иной сфере. Например, постоянно проходят реформы образования, которые не сильно затрагивают жизнь граждан, и поэтому негативной установки у населения по отношению к реформам нет. Это положительный момент, который отличает белорусов от соседей.

— Правильно ли будет предположить, что отрицательного отношения к реформам нет ровно потому, что они еще не проводились?

— Да, конечно. Если будет затрагиваться материальное положение, вообще как-то существенно изменяться жизнь людей, в последствии у них может появиться негативное восприятие. Но для начального этапа важно, что у населения положительная установка.

Мы также задали гипотетический вопрос о том, готовы ли люди терпеть негативные последствия реформ. Мы перечисляли конкретные последствия именно структурных либеральных реформ: снижение уровня жизни, рост безработицы, инфляция, сокращение социальной поддержки. 15% сказали, что точно готовы, 35,8% сказали «скорее да, чем нет», «скорее нет, чем да» — 27% и «точно нет» — 19,9%.

— А какие именно реформы люди видят необходимыми?

— Мы задавали вопросы, что важно реформировать для их собственной жизни и жизни их семьи и что необходимо реформировать для страны в целом. На первом месте для себя и своей семьи можно выделить сферу здравоохранения. На первом месте для страны люди назвали реформы в экономике.

— А какие конкретно реформы люди хотят видеть в этих сферах?

— Для нас это существенная методологическая проблема. Она состоит в том, что разные люди понимают под реформированием разные вещи. Мы задавали вопрос, стоит ли, по мнению людей, снижать или повышать роль государства в этих сферах.

Большинство под реформированием этих сфер подразумевает увеличение влияния государства. 43% высказались за это. С другой стороны, 33% говорят о том, что необходимо уменьшать государственный контроль и его влияние. Ну и большой процент тех, кто не знает — 23% затруднились ответить на этот вопрос, что говорит о том, что компетентность населения по вопросу реформ достаточно низкая и четкого видения у него нет.

— Реформа здравоохранения стала единственным приоритетом населения?

— Мы просили респондентов проранжировать восемь сфер общественной жизни. На первое место, когда речь шла о благополучии человека лично и его семьи, 29% поставили здравоохранение. Высокую позицию занимает социальное обеспечение: 24,7% поставили его на первое место. Экономика и образование занимают по 15%.

— Какие полезные выводы может из вашего исследования сделать государство на предмет того, что говорить населению в процессе реформирования?

— Важно то, что сами инициативы возможного реформирования воспринимаются положительно и люди пока что готовы потерпеть ради того, чтобы через 5-7 лет их положение значительно улучшилось. Мы задали вопрос, ради чего люди готовы испытывать негативные последствия реформ. Благодаря ответам на этот вопрос можно строить какую-то коммуникационную кампанию, каким-то образом преподносить идеи и проекты реформ.

Из мотивов «потерпеть» люди выбирают перспективы высокого уровня жизни их детей в будущем (55%), на втором месте — ради «сильной, независимой, самостоятельной Беларуси» (48%) и почти 48% — для высокого уровня жизни для себя в будущем.

— Получается, почти половина назвала интересы Беларуси как государства в качестве основания терпеть негативные последствия реформ. У нас такое патриотическое общество?

— Я думаю, что они с процветанием государства напрямую связывают свое экономическое положение. Важно, что эту мотивацию они выбирали гораздо чаще, чем связанную с успешной евразийской интеграцией — только для 6% это было мотивом. Также только 10% в качестве мотива этих издержек выбирали европейский путь развития и интеграцию с ЕС. То есть ценностная ориентация, связанная с европейским путем развития или евразийским, не являются для белорусов мотивом для того, чтобы терпеть реформы.

— Почему так получилось?

— В целом, эту тенденцию на снижение заинтересованности в интеграционных проектах мы заметили по нашему исследованию о геополитических ориентациях белорусов в 2013 году. Все больше людей предпочитают ни от кого не зависеть.

Возможно, тогда это было следствием экономических потрясений, которые люди связывали с мировым кризисом. Сейчас очень вероятно, что украинские события сильно повлияли на мнение людей. Теперь белорусы однозначно опасаются интеграционных процессов с Европейским союзом после того, как соглашение об ассоциации с ЕС стало триггером Евромайдана. Ну и, на мой взгляд, они могут опасаться тесных объятий России.

— Ваши данные показывают, что европейский путь развития почти в два раза чаще становится мотивом для терпения в вопросе негативных последствий реформ, чем евразийская интеграция. Получается, что у европейского вектора больше мотивированных приверженцев?

— То, что в 2013 году, как показали наше исследование, геополитические ориентации схлопнулись — увеличилась доля тех, кто рассчитывает на независимость Беларуси — говорит о том, что в целом до экономических кризисов 2009 и 2011 годов у белорусов было более позитивное восприятие интеграционных проектов. Поэтому можно говорить о том, что интерес к интеграции снижается по объективным экономическим причинам.

Насчет страха европейской интеграции, по данным последнего мартовского опроса НИСЭПИ, существенно снизилась заинтересованность белорусов в интеграции с ЕС. Почти наверняка, это связано с украинскими событиями.

Наш опрос показал, что люди свое благополучие связывают с независимостью Беларуси. Европейский путь развития стал мотивацией для реформ, потому что там есть какой-то ценностный компонент. И часть людей готова на эти ценности опираться. У евразийской интеграции такого компонента нет, поэтому и цифра несколько меньше.

— Как будет меняться заинтересованность белорусов в реформах и их готовность терпеть болезненные реформы в случае, если таковые начнутся, и в случае, если они не начнутся?

— Если структурные реформы не начнутся, это рано или поздно приведет к ухудшению экономического положения населения, потому что экономисты не рассчитывают на то, что наша модель профункционирует еще достаточно долго.

На мой взгляд, если будет ухудшаться экономическое положение населения, люди начнут рассматривать реформы, которые они раньше считали важными только для страны в целом, как приоритет лично для себя и своей семьи. Это увеличит заинтересованность в реформах и готовность терпеть издержки.

Если реформы начнутся, возникает вопрос, какие это будут реформы. Мы спросили респондентов о том, что должно реформироваться, предложив им на выбор несколько основных структурных реформ. Выяснилось, что люди видят под реформами мягкую либерализацию.

На первые места попадают позиция о том, что государственные и частные предприятия должны конкурировать в равных условиях, снижение налоговой нагрузки на частные предприятия и то, что малые и средние предприятия должны быть приватизированы. Но когда мы спрашивали о таких мерах, как неограниченная собственность на землю, приватизация крупных государственных предприятий и свободное ценообразование, они получили меньше всего поддержки.

Возвращаясь к вашему вопросу, если будут происходить реформы, при которых люди будут видеть неконтролируемое ценообразование, что, в первую очередь, скажется на их покупательной способности, уровне жизни, то, вероятно, их оценки реформ будут снижаться. Если они будут видеть те меры, которые они и сейчас готовы видеть, то отношение к реформам не будет ухудшаться после того, как они начнутся.

— Ваше второе исследование касалось запроса на реформы в оппозиции и гражданском обществе. Кого конкретно вы опрашивали?

— Под гражданским обществом мы понимали и минские, и региональные организации, которые работают в различных сферах. Мы на паритетной основе учитывали экологические, благотворительные, образовательные, профсоюзные, сетевые организации, а также политические партии.

То, что у многих присутствуют перекрестные виды деятельности, не позволило нам сформировать жесткие квоты. Мы опросили 101 организацию. От каждой организации мы опрашивали только одного человека — руководителя или человека, которого указывал руководитель. Среди этих организаций было 10 политических партий, остальные группы представлены поровну.

— Отличается ли мнение третьего сектора от мнения всего общества?

— Различия с обществом получились колоссальны. Если среди населения «точно да» на вопрос о необходимости реформ для Беларуси отвечает 40%, то среди общественных организаций таких 91%. Такая же доля представителей третьего сектора выступает за уменьшение роли государства.

В целом, представители гражданского общества показали себя как очень демократическая и либерально-настроенная группа. Большинство назвало политические реформы как самые приоритетные. Это и повышение роли парламента, и выборность местных органов власти, и реформа избирательного законодательства. У этих пунктов примерно одинаковая доля приверженцев — больше 70%.

— Зачем опрашивать третий сектор и политические партии, когда их роль в принятии решений предельно мала?

— В первую очередь, это было необходимо для помощи в проекте «Рефорум». Он предполагает, что приоритеты для реформ будут выбирать четыре форума. Один из них — форум гражданского общества. Для информационного обеспечения этого форума мы провели это исследование, чтобы немного расширить картину мира участников форума. Это нужно для того, чтобы они увидели, что не только их мнение учитывается, учитывается мнение третьего сектора в целом.

С другой стороны, мы задавали вопрос, насколько готовы представители третьего сектора участвовать в разработке реформ, насколько высоко они оценивают свой потенциал и то, на каком уровне у них взаимодействие с государственными органами.

Очень многие сказали, что готовы участвовать в разработке реформ: 63% сказали, что точно готовы разрабатывать предложения для реформ, 29% — скорее готовы.

Но опрошенные достаточно низко оценили теперешний уровень взаимодействия третьего сектора с государством. Никто не сказал, что такое взаимодействие налажено. Только 18% сказали, что гражданское общество и государство взаимодействуют, однако механизм требует улучшения. 39% сказали, что взаимодействие малоэффективно и не приносит результатов и 40% опрошенных сказали, что гражданское общество с государством не взаимодействуют.