Референдум-1995 развязал руки Лукашенко, но привязал Беларусь к Москве

 

Двадцать лет назад, 14 мая 1995 года, молодой тогда президент Александр Лукашенко добился очередного триумфа, получив внушительные цифры поддержки на первом в истории Беларуси референдуме.

Но этот триумф, по мнению независимых аналитиков, обернулся жесткой привязкой страны к России, затормозил развитие национального самосознания белорусов, привел к становлению у нас сурового политического режима. 

 
Фото photo.bymedia.net

Избранный тогда курс осложнил отношения Беларуси с Западом, блокировал ее постсоветское реформирование на рыночных и демократических принципах.

Тот выбор, что многим представлялся спасительным, подвесил нашу страну в плане исторических перспектив, привел к угрозам ее независимости, затормозил развитие.

Короче, хитрый план «пристаканиться» к ресурсам большой восточной соседки в итоге аукнулся очень болезненно.

Президент использовал ностальгию по СССР

В первый год правления ситуация для молодого президента складывалась аховая: хозяйственный развал, нищенские заработки; месячная (!) инфляция измерялась двузначными цифрами. Недовольство народа могли использовать тогда еще сильные оппозиционные структуры, профсоюзы.

И Лукашенко решил сыграть на массовой ностальгии по советской стабильности, «колбасе по 2.20». Многим представлялось, что надо снова потянуться к Москве — и светлое прошлое вернется.

Попутно президент хотел сломать хребет своенравному Верховному Совету, выбить почву из под ног Белорусского народного фронта, который твердил как раз таки об угрозе российского империализма.

Три основных вопроса референдума (четвертый был консультативным) выглядели так:

• Согласны ли вы с приданием русскому языку равного статуса с белорусским?

• Поддерживаете ли вы предложение об установлении новых Государственного флага и Государственного герба Республики Беларусь?

• Поддерживаете ли вы действия президента Республики Беларусь, направленные на экономическую интеграцию с Российской Федерацией?

По первому и третьему вопросам глава государства получил, согласно официальным данным, более 83% голосов «за», по второму — более 75%.

Иллюстрация TUT.by

Началась эпоха политического насилия

Фактически плебисцит зафиксировал и углубил тот раскол в белорусском обществе, который и поныне констатируют социологи. С той поры 20-25% граждан, у которых стойкие оппозиционные взгляды, неизменно находятся под прессом дискриминации.

Депутаты Верховного совета указывали на то, что плебисцит назначен с нарушениями, но их волю грубо сломили.

Так утверждался правовой нигилизм исполнительной власти, стиль грубого продавливания нужных ей решений. Второй референдум в ноябре 1996 года окончательно подомнет другие ветви власти под президентскую.

Избиение же в апреле 1995 года людьми в масках депутатов, объявивших в здании парламента голодовку, положило начало эпохе брутальных расправ с политическими оппонентами.

Сегодня большие белорусские начальники хулят Запад за санкции, а пропаганда утверждает, что это месть за самостоятельный курс. На самом деле визовые ограничения против чиновников белорусского режима введены из-за политических репрессий.

И сейчас именно наличие политзаключенных мешает нормализации отношений с ЕС, США. Более того, бывший соперник Лукашенко на выборах-2010 Николай Статкевич переведен из колонии в тюрьму, анархист Николай Дедок получил год срока «сверху», готовится суд над диссидентом Юрием Рубцовым.

Такое впечатление, что страсть скручивать политических противников в бараний рог стала иррациональной. Полная свобода рук развращает.

Разрушение демократии и белорусскости

Референдум 1995 года «стал главным механизмом и первым шагом на пути уничтожения неокрепших основ демократии в Беларуси», заявил в комментарии для Naviny.by политолог Павел Усов.

По его словам, Лукашенко тогда, одержав важную политическую победу, «начал триумфальный марш по установлению авторитарного режима».

Подобным образом оценивает значение референдума-95 эксперт аналитического центра «Стратегия» (Минск) Валерий Карбалевич. «Это был шаг к легитимации авторитарного режима», — заявил аналитик в комментарии для Naviny.by.

С возвращением слегка перелицованной советской государственной символики началось и сворачивание относительной демократии начала 90-х. А русский язык получил де-факто монополию в важнейших сферах — от делопроизводства до образования.

Лукашенко же козырял решениями референдума перед Москвой: вот, мол, как мы дали укорот оголтелым националистам, которые уже было «посадили русских на чемоданы»!

Референдум поменял официальную идеологию, считает Карбалевич: «Место белорусского национального возрождения заняла идея “славянской интеграции”».

На практике это обернулось дальнейшей русификацией нашего народа, блокировало становление национального самосознания.

Формальное равенство двух государственных языков, как и предвидели защитники беларускай мовы, оказалось фикцией. На деле язык титульной нации утратил престижность, стимулов его изучать практически нет (наоборот, могут посчитать неблагонадежным элементом).

Если в 1994/1995 учебном году более 40% школьников (в том числе около трех четвертей первоклассников!) занимались на белорусском языке, то в 2013/2014 учебном году по-белорусски изучали все предметы лишь 15% школьников.

Сегодня, когда «русский мир» стал опасным и для режима личной власти Лукашенко, здесь, спохватившись, пытаются развернуть мягкую белорусизацию сверху. Но — слишком поздно, слишком робко, слишком узко (билборды, отдельные культурные мероприятия). И — с тем же презрением к «свядомым».

«Братская интеграция» оказалась ловушкой

Заметьте: референдум-95 дал добро лишь на экономическую интеграцию с Россией. Но затем Лукашенко стал подавать этот итог плебисцита как карт-бланш на «единение» вообще.

Злые языки утверждают: в конце 90-х полный сил и амбиций белорусский президент, став другом стареющего российского лидера Бориса Ельцина, имел серьезные виды на Кремль. Сквозь призму такой цели Беларусь и впрямь могла казаться разменной монетой.

Но уже в начале 2000-х конъюнктура резко изменилась, и занявший место Ельцина Владимир Путин поставил перед белорусским коллегой вопрос ребром: входите в Россию шестью областями!

«Братская интеграция» из мостика в Кремль превратилась в капкан.

Вскоре Лукашенко был вынужден дать бой единой валюте (ее введение планировали на 2005 год) и российскому варианту Конституционного акта Союзного государства, которые грозили урезанием единоличной власти авторитарного лидера над Беларусью, а то и ее инкорпорацией. Строительство Союзного государства фактически заморозили.

Но в целом ориентация на тесные связи с восточной соседкой осталась безальтернативной. Сегодня интеграция под эгидой Кремля вылилась в формат Евразийского экономического союза.

Да только вот незадача: российский мотор этой интеграции стал чихать и кашлять. Экономику России подрубили два фактора — падение цены на нефть и западные санкции из-за конфронтации на почве Украины.

Эксперты предрекают эпоху дешевой нефти (сланцевая революция и т.д.), с Западом Москва тоже вряд ли быстро замирится. Соответственно, ее возможности субсидировать Беларусь уменьшаются.

И потом, российские энергоресурсы по дружеским ценам — это лишь наркотик для белорусской экономики, а ей нужны реформы и модернизация.

В 1995-м белорусы хотели удачно подцепиться к российскому буксиру, но в результате экономическая (а с ней и политическая) зависимость от Москвы стала катастрофической.

Быль о потерянном времени

Да, но какие, собственно, были тогда, в 95-м, варианты? Мог ли белорусский руководитель, скажем, последовать примеру прибалтийских государств, взявших курс на ЕС и НАТО?

Теоретически Лукашенко как сильный лидер мог стать реформатором даже вопреки настроениям массы, считает Карбалевич. «Сильный лидер может в значительной степени увлечь свой электорат как в одну, так и в другую сторону», — говорит политолог.

Скажем, после прихода к власти Путина белорусский руководитель от объединительной риторики «повернул к независимости» — и его электорат поддержал это серьезное изменение политического курса, напоминает Карбалевич.

Усов, со своей стороны, подчеркивает: ориентация на Россию и сворачивание демократии были запрограммированы уже самой личностью первого белорусского президента: «Неразвитое политическое сознание Лукашенко просто не давало ему возможности думать иначе».

«Все его действия были продиктованы советской парадигмой, доминировавшей как в его голове, так и в головах тех, кто его окружал. Лукашенко был выразителем советскости и претворял эту советскость в жизнь, узурпируя власть и уничтожая все иные альтернативы, национальную идею Беларуси», — считает политолог.

«К сожалению, в нашей стране в середине 90-х установилась такая система, к которой было готово общество», — констатирует Усов.

Так что было бы слишком просто списывать корни сегодняшних проблем на одну только персону, на мировоззрение первого президента, который взял-де да и ввел «антинародную диктатуру».

Многие белорусы легко доверились иллюзиям реставрации «светлого прошлого», грезам о сытной жизни без потрясений под крылом Москвы. И в частности, голосуя на референдуме-95, сами отдавали свободу, приносили в жертву матчыну мову.

Сегодня жить все хуже, а попробуй вякни — хоть по-белорусски, хоть по-русски: быстро научат держать язык за зубами.