Мнение

Евгений Липкович. ПУТЬ ВОИНА. Стукачество

Евгений Липкович. Родился в 1958 году в Минске. Закончил физико-математическую школу, учился в БПИ. С тридцати лет не работает на государство. Женат, любит жену и дочь. Не любит телевидение и другим не советует.

— Бог умер, место вакантно. Мы без Бога жить не можем, Контора заполнила эту нишу. Поэтому мы твердим: Контора всё знает, Контора всё слышит, Контора всё читает, пути Конторы неисповедимы…

— А как же десять заповедей? Не убий, не лжесвидетельствуй….

— Дьявола без Бога не существует….

Такие рассуждения одного знакомого.

Это и про сегодняшних рыцарей плаща и кинжала, залетающих на взятках, заседающих в правлениях нефтяных холдингов, отчаянно спекулирующих недвижимостью, и про тех, старых, которые про себя говорили, что у них горячее сердце, чистые руки и холодная голова.

Старые тщательно оберегали миф. Глушили иностранные радиостанции, запрещали литературу, садили неверующих (верующих тоже садили, если они верили не в них), лелеяли конформистов. А потом оказалось, что они сами не верили в то, что делают. Как сегодняшние.

У нас была игра — поиски стукача. Свой путь к Богу, место которого уже было занято.

Ким Хадеев, мощный старик, воспитавший несколько поколений шизофреников, как-то продемонстрировал парижское издание Обериутов. Кухня, телогрейки, паутина в углах, консервные банки, полные окурков, тараканы по плинтусу… Хадеев засовывает руку далеко-далеко под грязную тумбочку, вытаскивает розовый том и протягивает книгу сидящему рядом внуку известного чекиста. Вижу, что это Хармс. Ким тоже видит, что я вижу и, ничуть не смущаясь, говорит:

— Тебе это не надо.

Так и не дал почитать.

Моя паранойя утешала, что это провокация. За эту книгу ничего не будет, Хадеев ищет стукача среди своих.

Девчонка, своя в доску, разбитная танцовщица и любительница мыть грязную посуду в чужих квартирах («как ты можешь жить в таком свинарнике?!») утверждала, что её пытались завербовать в деканате. Вызвали в кабинет и предложили сотрудничать.

— Дядька в штатском был и зам декана. Угрожали!

Она осмотрелась по сторонам, открыла полку, висевшую над раковиной, и принялась составлять туда мокрые тарелки.

— А ты что?

Я выглянул в окно. На клумбе лежали несколько пустых бутылок, вчера их туда выбросили вместо мусорного ведра. Старухи, несущие вахту перед подъездом, скорее всего, напрямую не заложат родителям, что происходит в их отсутствие. Но кто-то из них всё-таки может тихо стукнуть предкам.

— Что-что? Отказалась, ты же знаешь.

Это в порядке вещей. Не знаю, почему все считали своим долгом похвастаться. Наверное, это было возрастное. Нам казалось, что мы перерастаем систему, готовы с ней если не бороться, то, во всяком случае, пассивно сопротивляться.

Первым отъехала крыша у Генки (папа нашего знаменитого шоумэна). Он и до этого был не очень сильно в себе, правда, и среда была соответствующая. Даже выбрали секретарём комитета комсомола, притом что Генка никогда не был комсомольцем.

Он делил мастерскую с другим художником в бывшей келье старого монастыря (рядом с пабом 0.5), его гнало куда-то без остановки.

Вначале он посмотрел на Тихий океан, вымыл ноги, а только потом угнал самолёт.

Это был обычный рейс «Минск-Ростов», который Генка захотел развернуть на Париж. Два куска тонированного хозяйственного мыла, два проводка из картонной коробки…. Его больному воображению казалось, что это должно сработать.

Очень живо представляю, как борт запрашивает диспетчерскую: на чьё имя зарегистрирован билет, и когда приходит подтверждение, что это художник, пилот облегчённо вытирает мокрый лоб носовым платком. Группе захвата на земле дают отбой, к трапу подгоняют «скорую помощь» с успокоительным.

Генку этапировали в Минск, транспортная прокуратура вела следствие. На допросы вызвали человек пятьдесят. Было смешно. Все говорили одно и то же.

— Болен. Однозначно болен. А кто у нас сейчас здоров?

Следователям было легко.

Мне задали дополнительный вопрос.

— Вы написали?

На книжке, которую подарил Генке на ДР, красовалось:

Вкусы толпы — муть лозунгов «пьянству — бой».
Бдителен будь: враг даже в постели с тобой.

— Оригинально, — следователь странно посмотрел на меня.

Я пожал плечами. Это должно было означать — ну, вы понимаете: мы, блин, люди творческие, блин… Тема замылилась.

Девчонка, которая у меня тогда была, — совершенно сумасшедшая. У неё было ко мне не гормональное, а самое настоящее, большое чувство. Тогда не разглядел, да и не смотрел особо, а сейчас стыдно.

Она недавно приезжала из Ричмонда, оставив там взрослое чадо, которое уже самостоятельно покупает пиво на поддельные автомобильные права. Выпила бокал вина и всё-таки рискнула позвонить.

Слёз и соплей не было, прошла ведь уйма времени… Я сделал попытку извиниться за какое-то прошлое. Вышло как-то неловко. Чуть не испортил вечер. Мы оба смутились и больше к этой теме не возвращались.

Так вот, девчонка каким-то образом втянулась в сферу сумасшествия не только моего, но и Генки.

Как раз по обмену в наш Иняз приехали англичане. Человек десять. Они тут же накупили телогреек и шастали в них в Троицкое предместье.

Я видел их мельком, пару раз о чем-то разговаривал, подружка общалась больше. Один из них, коренной великобританский еврей, пробовался на русской службе Би-Би-Си. Они сильно сдружились, он уехал — и отношения прекратились.

Во время проводов случилось настоящее шоу. Генке из окна уходящего поезда всунули какой-то пакет. И понеслась! В КГБ посчитали, что передают «Архипелаг ГУЛАГ». Видимо, у них были серьезные основания так полагать. А может, просто паранойя. Они в качестве профилактики лазили по комнатам общежития, пока англичане в кофейне тусовались, и ничего не нашли. Но ведь должно же было что-то быть! Должно! Не учиться же они сюда приехали, на самом деле. Это же смешно, ей-богу. Просто надо было лучше искать. Тщательнее…

Погонь с перестрелками не было, Генку задержали прямо на вокзале, еще последний вагон не скрылся за поворотом. Ничего не нашли и вынуждены были отпустить. Может, Генка всех разыграл, как потом с мылом….

Девчонку на вокзале не тронули, а через пару дней вызвали на беседу. Лейтенант составил для неё опросник. Маленький лист бумаги, исписанный бисерным почерком. Синие чернила, тринадцать вопросов.

— Ваше впечатление об иностранцах?

— Занимались ли они агитацией?

Ну и т.д.: «Вы же советский человек, вы же должны понимать!»…

— А почему ты ему не сказала, что именно как советский человек ты этого не понимаешь?

Она задумалась….

Я рассматривал маленький вырванный из блокнота листок с вопросами и думал, что с этой системой можно воевать. И даже победить.

Это был не Бог. Обычные люди. Даже не очень умные…

Мнения колумнистов могут не совпадать с мнением редакции. Приглашаем читателей обсуждать статьи на форуме, предлагать для участия в проекте новых авторов или собственные «Мнения».