Общество

Дело «витебских террористов». А причем здесь домкрат?

Приговор по делу витебских террористов будет обвинительным и суровым. Косвенные признаки именно такого вердикта уже прозвучали.

Во-первых, награждены  люди, «которые имели непосредственное отношение к раскрытию теракта в минском метро». Это свидетельствует о том, что на самом высшем уровне власти нет сомнений в виновности двух фигурантов этого резонансного дела.

Во-вторых, Александр Лукашенко в интервью  российской программе «Вести в субботу», по сути, заявил о своей готовности подписать указ — «помиловать или не помиловать» — Коновалова и Ковалева. Сделано это было в то время, когда судья Александр Федорцов и двое народных заседателей находились в совещательной комнате, из которой они официально выйдут только сегодня, чтобы сообщить общественности о принятом решении.

Вот и получается, что мнение общественности, собирающей подписи под петициями, призывающими не допустить вынесения смертного приговора обвиняемым по делу о взрыве в минском метро 11 апреля 2011 года, здесь особой роли не сыграет.

В тоже время судебный процесс над Дмитрием Коноваловым и Владиславом Ковалевым, пожалуй, впервые в современной Беларуси высветил проблему смертной казни на фоне деятельности правоохранительных органов.

Мы ведь грешным делом все думали, что над раскрытием и расследованием столь ужасного преступления — 15 погибших и сотни раненых — будут работать лучшие в стране оперативники и следователи.

Что особо примечательно, в первые дни процесса, который начался 15 сентября, актовый зал Дома правосудия был почти полностью заполнен. В глазах практически каждого потерпевшего читалась уверенность, что сидящие в клетке парни и есть те самые террористы. Однако к концу судебного следствия от этой уверенности и следа не осталось. Как оказалось, скороспелое предварительное расследование собрало в кучу чуть ли не все, что под руку попалось.

К месту заметить, что в основу фактически всех доказательств по «детским эпизодам» начала 2000-х годов легли только показания Ковалева, данные в ходе предварительного расследования. По ним и сроки давности истекли, и так называемые свидетели ничего не помнят, но обвинение их зачем-то в суд притащило, да еще и прокурор Алексей Стук в своей обличительной речи не захотел от голословных доказательств отказаться. О каком профессионализме наших правоохранителей можно говорить, если они своими руками уничтожали вещественные доказательства и улики по делу?

В результате у следствия и гособвинения получилось нечто похожее на самодельное одеяло, сшитое из разноцветных грубо подогнанных лоскутов. Противоречий и нестыковок в уголовном деле № 11068930017 оказалось более чем достаточно. Практически каждый обвинительный лоскут-эпизод можно было подвергнуть сомнению, которое согласно презумпции невиновности должно трактоваться в пользу обвиняемого. О чем, к слову и говорили защитники Коновалова и Ковалева в прениях сторон. Их аргументы вкупе с нежеланием председательствующего детальнее изучить видеозаписи из метро, дали пищу для просто фантастических версий на тему «Кто стоит за Коноваловым».

Масла в огонь подлили и результаты экспертиз, сделанных по просьбе белорусской стороны криминалистами ФСБ России. Напомним, что по самому кровавому эпизоду — 11 апреля — эксперты ФСБ оценили данные по взрыву в метро и следственного эксперимента с участием Коновалова, и пришли к выводу, что «показания по конструкции и механизму его осуществления не соответствуют выводам экспертов по устройству, взорванному на станции «Октябрьская», по составу заряду взрывного устройства и номенклатуре поражающих элементов».

Недоверие к официальным результатам следствия вынудило КГБ выйти на сцену до вынесения приговора и заявить, что «обвинение, озвученное гособвинителем, развеяло домыслы, которыми оппоненты действующей власти пытались посеять сомнения в обществе». Увы, представитель действующей власти сам пользовался домыслами. Касается это витебских эпизодов, по которым Коновалов отказался признать свою вину, беря на себя взрывы в Минске. Прокурор Стук ничтоже сумняшеся в своей речи столь странное поведение предполагаемого террориста, которому терять нечего, объяснил тем, что Дмитрий не хочет остаться в памяти своих друзей плохим человеком, который, извините, гадил там, где жил.

Опроверг фантазии гособвинителя сам Коновалов. И сделал он это в своем загадочном стиле — молчаливо. Коновалов, как известно, отказался от последнего слова и не захотел сказать даже пару фраз в защиту своего друга детства витебчанина Ковалева, которого он, по сути, тянет за собой на эшафот. Получается, ему плевать на то, что о нем будут говорить в Витебске?


А причем здесь домкрат?

Обвинение лишь в двух случаях осмелилось поправить следственную линию. Прокурор попросил суд не считать целью взрывов в Витебске осенью 2005 года, совершенных якобы Коноваловым, «дестабилизацию обстановки в Республики Беларусь». На момент совершения преступления в тексте статьи 289 УК РБ («Терроризм») такой формулировки еще не было. Странно, что об этом правовом нюансе не знали «профессионалы» из следственной группы, которую возглавлял тогдашний заместитель Генпрокурора Андрей Швед.

Также в своей обвинительной речи прокурор решил пожертвовать… домкратом. Сей предмет фигурировал в обвинительном заключении и касался Владислава Ковалева. Упоминался он несколько раз и в ходе судебного разбирательства, но как-то вскользь.

Согласно обвинительному заключению:

«В феврале 2006 года Ковалев В.Ю. совершил заранее не обещанное укрывательство орудий и средств совершения тяжких и особо тяжких преступлений и следов этих преступлений т.е. домкрата, использовавшегося Коноваловым Д.Г. для изготовления взрывчатых веществ, на котором имелись их следы…»

По выводам следствия, Ковалев «с целью укрывательства преступлений, совершенных Коноваловым, принял от него этот домкрат и спрятал его в своей квартире». Примечательно, что в списке вещественных доказательств по делу домкрат отсутствовал. Из пояснения гособвинителя, почему он отказывается от этого эпизода, явствует, что домкрата в этом списке и быть не могло, потому что… следствие его при многочисленных обысках так и не нашло. Но откуда же следствие знало, что на нем есть следы «взрывчатых веществ»?

Понятно, что домкрат в этом громком деле сущая мелочь и его отсутствие на приговор никакого влияния не окажет. Но из этих так называемых мелочей все многотомное дело состоит. Поэтому вполне резонен вопрос: если не было домкрата, так, может, и мальчики, которых готов расстрелять прокурор, в клетку попали аналогичным образом?