Мнение

Алена Германович. ВЫБОРЫ. Откровение от избиркома

 

Алена Германович. Родилась днем 23 марта 1978 года. Через месяц, в три часа ночи, меня в бессознательном состоянии по причине младенческого возраста и в обстановке строгой секретности окрестили. Крестными выступили член Коммунистической партии, директор школы и первый секретарь райкома комсомола, что и определило мою будущность. Нет, я не стала коммунистом  — партия развалилась, не стала священником — по причине иного пола. Но люблю театр, экстрим и литературу. А, да, — собственный корреспондент БелаПАН по Гомельской области.

Редактор сказал мне, что — выборы. Поэтому писать — о выборах!

В Беларуси писать о выборах так же интересно, как об уборке зерновых, которая совершается по графику ежегодно и одинаково, а завершается радостным единым пафосным заголовком во всех газетах «Будем с хлебом!».

Так же интересно, как о памятных датах в календаре: «В этот день 59 лет назад родился известный ученый, изобретатель банного веника Александр Замойский».

Так же интересно, как о подготовке лагерей — к лету, и школ — к осени.

Так же интересно, как о проведении МЧС декад безопасности, горисполкомом — Дней трезвости, ГАИ — операции «Скорость», а МВД — месячника по профилактике преступлений в быту.

«8 августа завершилось формирование участковых комиссий». Календарный план, случайно замеченный на рабочем столе, вверг меня в имитацию бурной деятельности и напомнил о том, что «нужно писать про выборы». Моя задача, моя священная миссия, долг перед читателями и бухгалтером — за аванс: узнать цифру. Сколько членов вошли в многочлен «Участковые комиссии» в Гомельской области.

Звоню главному в области по выборам. Дмитрий Александрович. Шепчу про себя, чтобы не забыть, когда он снимет трубку, назвать его правильно: «Дмитрий Александрович, Дмитрий Александрович», на третье повторение откуда-то прорывается «Александр Федорович». Тьфу. Уже нет Александра Федоровича, на пенсии, а ассоциации-то какие крепкие: «Выборы — Александр Федорович, Александр Федорович — значит, выборы».

Александр Федорович был хорошим человеком, он всегда снимал трубку. В отличие от преемника. Который вообще не снимает. А нет, вру. Однажды я услышала его голос! На той стороне усталый голос произнёс «Слушаю!». Я вдохновилась (слушают же меня, а?) и бодро выпалила, не забыв представиться: «Сколько человек в Гомельской области будут работать в участковых комиссиях?» Усталый голос попросил позвонить через час, ровно в 12.00. Уже в 11.50 я стала звонить по номеру, который начинается на 74. И в 11.55, и в 12.00, и в 12.03, 04, 06, 09, 23, 34, 46, 55, и в 13.00 никто трубку больше не снимал. Черт! Не он черт, и не я. Просто - черт. Или какой-то черт оборвал провода, разъединил нашу чуть было не зародившуюся деловую телефонную связь. Черт.

В 14.00 — ноль. В 14.10, 22, 27 — ничего. Никого. Трубка разогрелась от постоянного держания возле уха. Мозг устал слышать «ту, ту, ту, ту, ту». Мозг жаждет человеческого голоса! Звоню пресс-секретарю. «Мне нужно узнать, сколько людей вошли в комиссии!» - «Я не знаю!» - «Спросите у Дмитрия Александровича!» - «Я не знаю, где он». - «Позвоните ему на мобильный!» - «Я не знаю его мобильного». - «Извините....»

Мне так важно узнать, сколько людей вошли в комиссии! Все читатели нашего сайта, я уверена, сейчас напряженно всматриваются в мониторы, через каждую минуту перегружают страницу, и ждут — от меня! Когда же я принесу эту благую весть сегодняшнего дня — число людей в участковых комиссиях. Это важнее, чем численность всей армии, важнее, чем количество евреев, которых Моисей вел, да не довел до земли обетованной, важнее количества младенцев, которые родились за прошлую неделю в Кормянском районе, важнее количества поступивших в вузы, и пошедших в первый класс, и родивших — четвертого ребенка для получения бесплатной квартиры. Это важнее количества жителей РБ, перешагнувших 100-летний рубеж, важнее тонн намолоченной кукурузы на зерно и пивоваренного ячменя, важнее количества комбайнеров-пятитысячников в Брагинском районе...

Я спросила у мужа за обедом: «Сколько людей вошли в участковые комиссии в Гомельской области?» Он мне предложил выпить «Новопассита», ромашкового чая, съесть ложку меда, а на выходные поехать на природу. Черт! Родной человек не понимает меня! Сколько?!? Сколько их? Сколько?

Я начертила таблицу, написала условие задачи: «Дано: в области организовано энное количество комиссий, в них должны войти от 5 до 19 человек. Вопрос: сколько людей вошло в комиссии?» И позвонила сестре. Она окончила математический факультет. Она предположила, что от 8 до 11 тысяч человек. Нет! Я не могу так написать! Меня редактор убъет! Мне нужна точная цифра.

Опять звоню на номер, который начинается на 74. «Ту, ту, ту, ту, ту».

Я не спала. Я пила ромашковый чай и «Новопассит». А потом опять позвонила. Тишина.

Я набрала телефонный номер пресс-службы. Пресс-секретарь говорит испуганным голосом, что «вчера видела случайно Дмитрия Александровича, около 12 он бежал, причем именно бежал в сторону гаражей, больше я его не видела».

В 12.00? В 12.00! Он ведь как раз просил, чтобы я ему позвонила в 12.00. Но убежал! В сторону гаражей!

Что я сделала не так? Почему я так испугала человека? Возможно, он уехал. Быть может, навсегда!

Мне страшно. Я боюсь. Из-за моего звонка человек бежал с работы, в сторону гаражей. И больше его нет на работе. Два дня он не поднимает трубку телефона! Возможно, с ним случилась беда! Я волнуюсь.

Я продолжаю звонить, еще и еще, и на следующий день. И даже в субботу. Нет, мне больше не нужны цифры, сколько там людей вошло в комиссии. Если мои вопросы и звонки так травмируют начальников — нет, я не буду больше спрашивать. Я волнуюсь по другому поводу: может, что-то случилось с Дмитрием Александровичем, который работает сейчас на месте Александра Федоровича?

И я продолжаю ему звонить. Это такой ритуал. В понедельник: с утра, потом — ближе к обеду, и после обеда, и к концу рабочего дня.

А потом завершилось выдвижение кандидатов в депутаты. И я опять звонила Дмитрию Александровичу. Но телефон молчал. Я звонила пресс-секретарю. Она была печальна, как и я. Отвечала скорбным голосом: «Нет, я не знаю, где Дмитрий Александрович, понятия не имею. Нет, я не знаю его мобильного. Где узнать про выдвижение кандидатов — я тоже не знаю».

Кандидаты, которые кандидаты в кандидаты, сдают документы в окружные комиссии. Эврика! Я звоню в окружную комиссию. Представляюсь. Еще раз представляюсь. Повторяю фамилию по слогам, потом — по буквам. На той стороне трубки — серьёзные люди, члены окружной комиссии, я понимаю! Повторяю фамилию в латинской транскрипции, называю паспортные данные. Я же понимаю, выборы — это очень важно, причем в обострившейся внутриполитической и международной обстановке. Я читала, что в Бресте на днях шпиона поймали, я все понимаю.

Член комиссии, записав мои данные, печальным голосом информирует меня, что не может мне сообщить, сколько заявлений от возможных кандидатов поступило к ним: «Вы же понимаете? Я же вас не знаю, кто вы...» Я повторяю паспортные данные, фамилию до брака, девичью фамилию матери мужа, данные об издании, которое «имеет регистрацию в Министерстве информации, двадцать лет безупречной службы...», фамилию главного редактора, и генерального директора. «Нет, знаете, конечно, у вас очень приятный голос... и….» - «И вероятно, я все же могу оказаться иностранным шпионом?» (подсказываю я). - «Ну, вы знаете, голос у вас приятный, и я не знаю вас...» - «Я еду! Я сейчас же выезжаю к вам, говорите адрес!» - кричу я, левой рукой вызывая такси (181, я обычно звоню 181, быстрое такси, мне заплатили за рекламу, весь этот материал — реклама такси 181, звоните 181 - приедут быстро, завезут далеко).

«Нет, ну что же вы так сразу... не надо к нам приезжать», - испуганно говорит член комиссии. «Но я приеду, привезу удостоверение журналиста, вы убедитесь!». Я готова была ехать в комиссию, доказывать — что я не шпион, что я знаю только белорусский, русский язык и трасянку, и совершенно не знаю такие необходимые для шпиона английский и шведский, и я готова была пройти в присутствии членов всех окружных комиссий исследование на полиграфе, и на рентгене, и показать флюорографию, и панорамный снимок зубов, и удостоверение партизана моего дедушки, и партийный коммунистический билет моего отца, и детские фотографии мужа, и школьные фотографии детей, и справку с ЖЭУ о том, что я зарегистрирована в квартире номер 66, и свидетельские показания соседей по подъезду, что я не привожу в гости иностранцев, а слушаю из музыки только Солодуху и Дорофееву, что выходные я провожу в деревне, а в магазине покупаю продукты только отечественных производителей.

Но - нет. Нет, нет, нет. «Нее надо, не надо к нам приезжать, я тут одна… председателя комиссии нет, я не могу до нее дозвониться, я понимаю, у вас приятный голос, но не приезжайте к нам, вы поймите — мы не знаем, можно ли вам давать ЦИФРЫ».

Цифры. Они боятся давать мне цифры. Они опасаются, что я растеряю их по дороге, выброшу в канаву, сожгу, предам позору, буду издеваться над цифрами, не пущу их на бумагу и в статью, засуну их в мясорубку, изуродую… Я понимаю. Я все понимаю. Мне цифры давать опасно. «Прощайте».

Звоню в другую комиссию. Они меня не видят. «Мы вас не видим, мы вас не знаем». - «Я приеду!» - «Не надо к нам приезжать, мы работаем» - «Я ненадолго, просто покажу, что я есть, и что у меня есть документ, удостоверение». - «Ну, ладно, приезжайте». ЕДУ!

В кабинете заседает член окружной комиссии, и еще два. Возможно, они даже не члены. Так, чай зашли попить. «Нет, ничего мы вам не скажем, потому что сейчас 18.45, еще до 19.00 прием документов, еще кандидаты могут прийти». - «Я подожду до 19.00» - «Не надо ждать, мы вам не разрешаем, у нас государственное учреждение». - «Я подожду под дверью» - «Не надо, вы будете мешать людям!» - «Я тогда подожду на входе, на крыльце в администрацию!» - «Не надо, и в 19.00 я вам ничего не скажу!» - «Почему?» - «Потому что у меня окончится рабочий день, и я хочу есть!» (я хотела предложить за свои деньги заказать пиццу в кабинет к члену комиссии, но постеснялась, все-таки пицца — итальянское блюдо, не знаю, как это будет понято, возможно, превратно, а доставки борща у нас нет). Но я продолжала просить сведения о кандидатах.

«Нет, мы вам сведений дать не можем о кандидатах, потому что это будет неэтично». - «То есть? Я же не спрашиваю, женаты они или нет, есть ли у них любовницы? Что значит -неэтично?» - «А вдруг кандидатам не нужна публичность, вдруг они не хотят, чтобы вы писали о них?» - «Да, логично. А как же мы их будем выбирать, если они не хотят, чтобы избиратели знали их фамилии?» - «Ну, это не мои вопросы. Я понимаю, ваша работа — получить информацию..» Я перебиваю: «А ваша, я так понимаю — не дать?»

Член комиссии: «Как же я вам скажу сведения о кандидатах, которые сдали документы? А если они передумают и заберут документы обратно?» - «У вас такие несерьезные кандидаты? То есть они в 18.00 сдают документы, а в 18.45 — могут их забрать обратно?» - «Ну, знаете, кандидаты разные бывают. Я вам ничего не скажу, а то потом кандидаты будут меня упрекать, что я рассказала вам о них. И опять же — вы звоните по телефону...» Я опять перебиваю члена: «Ну как же по телефону? Я же приехала! Вот же она я — перед вами!» - и даже поворачиваюсь вокруг своей оси, чтобы продемонстрировать, что я имею физическое тело, а не только голос, как утверждает женщина-член. «Ну, раньше ведь вы звонили по телефону, и мы вас не знаем. Вот и вы. Звоните сюда по телефону, и думаете, что тут окружная комиссия, но вы же не знаете — кто снимает трубку? Мало кто может снять трубку и неизвестно что вам наговорить?» - терпеливо объясняет мне член комиссии. Я бормочу что-то про табличку на дверях и вывеску на входе «администрация района». Член комиссии смотрит на меня сочувствующе и успокаивает словами «мало что где написано».

И я поняла! Я понялА! Она - не член комиссии вовсе. И я — не журналист. Все — подставные лица! И я вовсе нахожусь не в администрации района!

Разум пытается пробиться ко мне: «А как же табличка на дверях — окружная комиссия?»

А как же женщина в очках с множеством диоптрий, которая намекает, что это, возможно, не она, не член комиссии, и я — не я, а администрации района вообще не существует, как и окружной комиссии!

Боже! Спаси меня, Боже!

Я выбегаю на крыльцо, мимо безучастного милиционера на вахте, которому что-то бормотала рация.

Страшная тайна открылась мне! Раз нет председателя участковой комиссии, и даже самой окружной комиссии, то и выборов в Беларуси нет. Все это — вывески, наглядная (наглая!) агитация, календарные планы, сообщения о заседаниях Центризбиркома, задания главного редактора — фантом, мираж.

Хорошо, что меня просветила достигшая дзэна (духовного просветления) женщина в администрации, которая не член комиссии.

Мнения колумнистов могут не совпадать с мнением редакции. Приглашаем читателей обсуждать статьи на форуме, предлагать для участия в проекте новых авторов или собственные «Мнения».