Мнение

Алла Бобкова. ПОЛЕМИКА. Былое и думы Андрея Звягинцева

Алла Бобкова. Независимый кинокритик, журналист. Соорганизатор проекта «Молодежная киношкола-конкурс». Публикуется в России, Беларуси и Польше.

Беларусь вошла в число 70 стран, в которых демонстрируется фильм Андрея Звягинцева «Левиафан». По заполненным залам четырех кинотеатров в Минске видно, что картина не нуждается в рекламе. Ее отрекламировали триумфальное шествие «Левиафана» по международным кинофестивалям и людская молва, подстегнутая реакцией лиц из Государственной думы, Министерства культуры России и рьяных до пены у рта апологетов отечества: мол, клевета, опорочивание государства под дудку западных недругов; на колени, Звягинцев, кайся на Красной площади, проси прощения у русского народа!

А как, господа-обличители, трактовать такой прецедент: фильм получил шесть «Белых слонов» и четыре «Золотых орла», присужденных российским киносообществом? По сути это и есть независимая экспертная оценка (при том, что единства среди кинематографистов и критиков нет). Ожидается также Национальная премия «Ника», итоги голосования которой вряд ли минуют «Левиафана». Про американский «Оскар» трудно что-то прогнозировать — слишком сильные у Звягинцева соперники (среди которых — польская «Ида» Павла Павликовски, получившая в 2013 г. на минском «Лістападзе» «Золото», «Серебро», призы за лучшую операторскую работу и лучшую женскую роль второго плана).

Еще могу привести афоризм, циркулирующий в общественном обиходе: «Житель российской глубинки вышел на улицу и случайно просмотрел «Левиафана».

Так отчего фильм повышает температуру до точки кипения? Попробую порассуждать со своей колокольни.

Название дает ключ к расшифровке, соединяя вечное, постоянное и сегодняшнее. Точнее, из вечного выбрано непреходящее в человеке и в общественном состоянии — такие категории, как испытание, вера, гордыня, прелюбодеяние, греховность в разных ипостасях, а также власть, ее социальные институты и взаимодействие человека со средой.

История автослесаря Николая, положенная в основу фильма, вполне укладывается в историю мифического (ветхозаветного) Иова, стоицизм которого Бог-Вседержитель перепоручил испытать Сатане-левиафану. «Зачем вы судите меня, словно во мне корень зла?» — отчаянно взывал возроптавший Иов, у которого отобрали все имущество, а тело подвергли проказе.

Простой смертный, живущий на самом краю сегодняшней России, тоже протестует против несправедливости. Кусок земли, на котором стоит дом предков Николая, сильные мира сего (в лице мэра) хотят отобрать якобы под строительство храма. «Рука Москвы», воплощенная в друге-адвокате, который пытается припугнуть мэра, бессильна. Суды Николай проигрывает. Попытка защитить человеческое достоинство заканчивается арестом.

Несчастья преследуют его одно за другим: приятель предает, жена изменяет и кончает жизнь самоубийством. Самого Николая обвиняют в ее смерти. Человеком потеряно всё — семья, свобода, а огромный зубастый кран-монстр превращает в руины его кров. Современному Иову, в отличие от мифического, Бог не дал прощение и избавление от мук. В душе Николай скептичен по отношению к церкви, проводнику божественного начала, что и высказывает священнику Василию по пьяни: «Стану в храме поклоны бить, так вы что — жену мне вернете?»

Все перипетии, отраженные в фильме (давление и беспредел власти, семейные неурядицы, душевные муки, которые Николай топит в алкоголе), «вписаны» в величественные, таинственные просторы моря и каменистых гор. Левиафан-пращур напоминает о себе гигантским скелетом, но его порождение не исчезло из мира — дважды спина какого-то чудовища мелькнет в морской пучине. Неуловимый, воплощающий силы Зла, он ищет жертву.

Всех охранителей «русского мира» отсылаю к эпиграфу из поэмы Тредиаковского, поставленного Радищевым к «Путешествию из Петербурга в Москву»: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй!» (обло — тучно, озорно — пакостливо, нагло, лаяй — лающее).

Тут и сформулирована образная символика, которая вполне проецируется на смысл фильма. Звягинцев с соратниками выставил напоказ общественное чудовище, скрываемое или маскируемое с разных сторон. Оно воплощает сращивание власти и капитала, власти и церкви, повязанность коррупцией и страхом, отношение к человеку как к винтику или букашке.

«Вы насекомые, — орет мэр, завернув ночью к дому Николая, — у вас не было прав и не будет!»

Вот он, прокламируемый системой произвол, припечатанный после Радищева Салтыковым-Щедриным в сказке-притче «Ворон-челобитчик»: «Кто одолеет, тот и прав». Мэр, судьи, прокурор, полицейские, архиерей — социальный монолит. Пастырь, провозглашающий власть от Бога, ратующий на литургии за правду и истину, благословляет мэра на неправедность — на применение силы, чтоб власть не сочли слабой. Местные подростки пьют пиво в храме с обнаженными кирпичами, который в советское время был попран, превращен в какой-нибудь склад. Новому же храму стоять — если стоять! — на месте попранного человека и его уничтоженного жилища.

Российское кино и до «Левиафана» беспощадно анатомировало действительность. Можно назвать полтора десятка талантливых режиссеров новейшей генерации, занесенных в список если не злобных клеветников, то очернителей — от покойного Алексея Балабанова с его «Грузом 200» до недавно появившегося Юрия Быкова, чей фильм «Дурак» тоже мозолит глаза суровой правдой. Но у Звягинцева — сгусток, сочленение, прозвучавшее мощно и узнаваемо.

Конечно, в «Левиафане» воплотились не только порочные стороны российской системы и слабость рядового человека в ее тисках. Такого рода картины вырастают из раздумий художника над тем, что человечество еще не придумало гармоничных отношений между верхами и низами, между духовным и деловыми практиками, между человеком Петром и человеком Павлом.

Фильм пессимистичен, он не указывает выхода, как того требует определенная часть зрителей. А произведение искусства и не обязано нас щадить и подделываться под наши пристрастия. Оно взрывает, заставляет повернуть зрачки внутрь себя, чтобы что-то там внутри шевелилось и возникали вопросы. Такие, например: кто я? Букашка? Винтик? Или состою при механизме для перемалывания?

Мнения колумнистов могут не совпадать с мнением редакции. Приглашаем читателей обсуждать статьи на форуме, предлагать для участия в проекте новых авторов или собственные «Мнения».