Беларусь в дни путча. Пересидеть, а там — как карта ляжет
Такой позиции придерживалась большая часть высшей белорусской номенклатуры в августе 1991 года…
Двадцать лет назад в СССР случился путч — пусть и несколько корявый, но все же государственный переворот. Впрочем, из уст некоторых политиков произошедшее до сих пор звучит иначе — бразды правления, мол, попыталась взять группа ответственных товарищей, которые, отстранив от власти президента Горбачева, намеревались провести в стране преобразования, направленные «против анархии, кризиса власти и экономики, развала национальных отношений, ухудшения благосостояния людей, распространения коррупции и преступности».
Сегодня хватает желающих выстроить, а то и высосать из пальца собственную трактовку тех поистине драматических событий, к счастью, не получивших развития, а до Беларуси доходивших противоречивыми известиями и циркулярами самозваной власти. Согласно одной из новоиспеченных версий, тогдашний глава России Борис Ельцин был в курсе заговора и использовал неудавшийся путч для разгрома КПСС и смещения Горбачева. Согласно другой, сам Горбачев, уезжая погреться в черноморский Форос, махнул соратникам: мол, я немного отдышусь, а вы тут без меня… знаете, что делать.
Оставим трактовки для историков и сочинителей политических триллеров, вспомним факты — то, что задокументировано и уже стало достоянием анналов…
Итак, 19 августа 1991 года. Минск, Дом печати, редакция «Знамени юности» — самой популярной в ту пору белорусской газеты, чей тираж составлял 485.890 экземпляров. Автор этих строк — заместитель главного редактора той «Знаменки». Скажу сразу, мы были в те перестроечные годы искренними приверженцами преобразований и старались на полную катушку использовать возможности провозглашенной в отечестве гласности. Поэтому известия о явлении ГКЧП большинство из нас встретило вначале настороженно, а по мере поступления альтернативной информации однозначным неприятием — как попытку вернуть страну к тоталитарному прошлому. Между тем, с телетайпа пошел ворох литерных (что означает, «самые важных, подлежащих обязательному опубликованию») сообщений от имени Госкомитета по чрезвычайному положению в СССР. Забегая вперед, замечу, что почти все государственные издания (а таких в Беларуси было 99%) опубликовали эти пафосные декларации и директивы на самых видных местах). Мы же тогда решили обойтись минимумом: поместить на одну из внутренних страниц постановление о создании ГКЧП — в конце концов, читатель вправе знать о том, что это за структура, из первоисточника.
На открытие номера поставили большое фото Михаила Горбачева — усталый вид, ладонь у лба, тяжкие думы… Автором снимка, сделанного на сессии Верховного Совета в Москве, был один из лучших белорусских фоторепортеров Николай Амельченко. Рядом — мнения белорусских парламентариев Дмитрия Булахова и Сергея Наумчика о ГКЧП. Первый обращал внимание на то, что комитет образован неконституционным путем, другой однозначно оценивал происходящее как госпереворот. Кроме того, были обращение к «человеку с ружьем» Юрия Смирнова, публицистика Семена Букчина. Известный писатель и литературовед завершал свою статью так:
«Сегодня каждому из нас нужно понять: решается судьба свободы, демократии в нашей стране. Есть общая наша вина в наглости путчистов. Амбиции национальные, религиозные, политические, личные слишком часто оказывались выше судьбы народной. Сумеем ли преодолеть их в этот роковой час?..»
Завтрашний номер был почти готов — им занимались секретариат, корректоры и дежурная группа. Чтобы получить информацию с главного места событий, в Москву решили командировать журналистов Сергея Орловского, Романа Рудя и фотокорреспондента Игоря Макаловича.
Пополудни, когда мы с главным редактором Павлом Воробьевым обсуждали насущное, в кабинет бодрым шагом вошел невысокий худощавый мужчина. Отрекомендовавшись: «Эдуард Скобелев», протянул несколько страничек машинописного текста: «Предлагаю в номер материал «Конец горбостройки». Для приличия пробежав его глазами, Павел ответил: мол, спасибо, номер сформирован, да и позиция у нас несколько иная. «Что ж, дело ваше!», — не скрывая раздражения, бросил Скобелев. Замечу для непосвященных, этот писатель и одновременно партфункционер был ярым противником демократических реформ в партии и государстве, автором целого ряда погромных статей в разных изданиях. Именно из-за таких, как он, за Беларусью закрепилось тогда обидное определение «Вандея перестройки». Покидая нас, незваный гость столкнулся в дверях со своим антиподом в лице Семена Букчина — они поздоровались за руку. «Кто это?» — вполголоса спросил Букчин, когда дверь закрылась. Когда узнал, что Скобелев, отправился, — может быть, даже несколько картинно, — мыть руки...
В девятом часу вечера мне домой позвонили ребята из редакции. Сообщили, что типография Дома печати отказывается печатать «Знаменку», ссылаясь на распоряжение из ЦК КПБ. Позже мы уточнили, что такая директива была отдана заместителем управляющего делами ЦК А.Мордашовым (понятно, решение принималось не им, а кем-то из «идеологов»). Причина была озвучена смехотворная — «часть материалов стилистически плохо подготовлена». Не был допущен к печати и очередной номер газеты «Літаратура і мастацтва» — тогдашнего рупора демократической интеллигенции.
Запрещенный номер «Знаменки», конечно, перелопаченный — ведь события развивались стремительно, — вышел уже 21 августа.
В тот же день Бюро ЦК ЛКСМБ прислало нам с нарочным позорное, на мой взгляд, постановление следующего содержания:
«В целях предотвращения появления безответственных, невзвешенных публикаций в газетах «Знамя юности» и «Чырвоная змена», которые могут привести к конфронтации в обществе, резкому обострению ситуации в республике, хаосу и анархии, другим непредсказуемым последствиям, и на основании Закона СССР «О печати и других средствах массовой информации» Бюро ЦК ЛКСМ Белоруссии» постановил «возложить всю полноту ответственности за содержание газет «Знамя юности» и «Чырвоная змена» на главных редакторов тт. Воробьева П.В., Бельского В.П».
Что называется, подстелили соломки…
Замечу, что, в отличие от белорусских комсомольских аппаратчиков, ЦК ВЛКСМ выступил в дни путча с осуждением государственного переворота. На мой сегодняшний взгляд, позиция (а вернее, отсутствие таковой) руководства ЦК ЛКСМБ в августе 1991-го стала катализатором скорого краха этой организации.
Подобной позиции придерживалась и большая часть высшей белорусской номенклатуры — переждать, пересидеть, а там — как карта ляжет. Некоторые называют это сегодня скрытым саботажем решений ГКЧП, по мне же — просто трусливое следование инстинкту самосохранения.
Лишь в войсках Краснознаменного Белорусского военного округа безупречно сделали под козырек, получив приказ члена «хунты» маршала Язова о приведении войск в повышенную боевую готовность. Готовились оперативные планы действий гарнизонов в условиях чрезвычайного положения, предписывалось проводить среди военнослужащих активную работу по разъяснению решений ГКЧП.
Молодые офицеры принесли в те дни в редакцию фотокопии секретных телеграмм, которые рассылали в войска командование округа и политначальство.
Вот выдержки из депеш начальника политотдела воздушной армии В.Верещагина в части:
«Организовать широкую разъяснительную работу по доведению до всех категорий воинов-авиаторов, рабочих и служащих и членов их семей содержания указа вице—президента СССР Г.И.Янаева о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению, обращений ГКЧП к советскому народу, к главам государств и правительств, генеральному секретарю ООН, постановления №1 ГКЧП и других документов».
«Всеми формами политического и идеологического воздействия обеспечить поддержание высокой бдительности, боевой настороженности, дисциплины, организованности и порядка».
«Выявлять среди личного состава лиц, ведущих антиконституционную пропаганду».
«Старшим политработникам гарнизонов активизировать установление и поддержание связи со здоровыми силами местных органов власти, действующими в соответствии с правовым режимом чрезвычайного положения».
Аналогичным образом действовали и в МВД Беларуси, где 19 августа был создан оперативный штаб, который занялся разработкой плана по выполнению приказа МВД СССР и постановления №1 ГКЧП, организацией подготовки личного состава «к действиям при осложнении обстановки, при переводе на казарменное положение», усиления охраны особо важных объектов.
В войсках КБВО, особенно среди младших офицеров, было немало приветствовавших горбачевские реформы. К примеру, замполит одной из рот старший лейтенант Симаков направил в адрес главы ГКЧП Янаева телеграмму протеста. Она, увы, была перехвачена командованием части, и офицера начали прессовать по полной программе, даже поставив вопрос о его увольнении из армии. Против путчистов, а заодно и злоупотреблений со стороны собственного армейского начальства выступили офицеры одного из объединений, дислоцировавшегося в Бобруйске.
Вообще же каких-либо экстраординарных событий в Беларуси в те августовские дни не произошло. Вечером 19 августа на площади у Дома правительства состоялась немногочисленная встреча горожан с депутатами Верховного Совета от фракции БНФ.
Парламентарии настаивали на созыве внеочередной сессии, но спикер Верховного Совета Николай Дементей держался общей позиции выжидания. Так и дождались 22 августа, когда путч окончательно сдулся, как воздушный шарик, а в Москву из крымского заточения возвратился Михаил Горбачев. Но в Белокаменной был уже другой хозяин и иной триумфатор — Борис Ельцин. Правда, это уже — другая история.
Созданная Верховным Советов временная комиссия по оценке действий членов ГКЧП и поддержавших их общественно-политических образований, органов государственной власти и управления, должностных лиц и граждан пришла к выводам о том, что структуры Коммунистической партии Беларуси «прямо высказались в поддержку мер, принимаемых ГКЧП, или заняли политику выжидания — ни один партийный орган не осудил переворот». Косвенную поддержку незаконного ГКЧП проявил, по мнению членов комиссии, президиум Верховного Совета, оправдав принимаемые меры их вынужденным характером.
Среди условий, способствовавших захвату власти, комиссия назвала:
— жесткое подчинение центру основных элементов государственного устройства;
— практически повсеместный приоритет ведомственных нормативных актов над законодательством;
— несовершенное законодательство, в котором нет четких запретов на организацию и функционирование антиконституционных структур;
— затянувшийся кризис в экономической и социально-политической сферах;
— галопирующие темпы инфляции и значительное снижение уровня жизни людей.
Вас, читатель, вышеперечисленное не наводит на смутные мысли с проекцией в нынешнюю белорусскую действительность?
Обсудим?