«Семь месяцев муж умирал в тюрьме, врачи только разводили руками»

Исправительная колония в Глубоком считается одной из самых суровых в Беларуси. Именно здесь содержался 36-летний Сергей И., которого осудили за распространение наркотиков. По словам супруги, на протяжении семи месяцев мужчина умирал на глазах медиков. У него была третья стадия ВИЧ, он потерял почти 20 кг, но врачи только разводили руками. Никто так и не созвал комиссию, чтобы отправить его на свободу.

«На последней встрече с доктором, я спрашивала, сколько Сергей еще протянет, — говорит жена осужденного Ольга. — Врач прямо сказал: «Он умирает, не знаю, сколько еще выдержит сердце». Тогда я спросила, почему не созвать комиссию, почему не отпустить его хотя бы умирать домой. Но мне ответили: такое решение могут принять только в Жодино, там инфекционная больница для осужденных. Сергей бы просто не перенес дорогу. Он впал в кому на Володарке. На следующий день нам сообщили о смерти. Мне даже не дали с ним попрощаться».

 

За что судили Сергея?

Сергей был осужден в октябре 2016 года за распространение наркотиков на 12 лет лишения свободы (по ч. 3 ст. 328 УК). Эта была уже третья судимость за наркотики.

По последнему уголовному делу известно, что ему вменялось два эпизода. В ноябре 2014-го взял у знакомого деньги, чтобы купить ему «скорость» (особо опасный синтетический наркотик), после чего дозу разделили на несколько человек и вместе употребили. В декабре 2014-го купил «скорость» для себя и был задержан по дороге из Минска. Наркотик нашли в рукаве у товарища, он сообщил, что спрятал дозу по просьбе Сергея.

Друг проходил по тому же уголовному делу и получил год и четыре месяца лишения свободы (по ч. 1 ст. 328 УК) — суд учел его чистосердечное раскаяние, а также то, что он помог следствию изобличить приятеля.

Сам Сергей не признал вину ни по одному эпизоду. На процессе он говорил, что брал у знакомых деньги, но приобретенные наркотики забирал себе, то есть распространением не занимался. Некоторые свидетели, которые дали против него показания, в суде заявили, что на них оказывалось давление: обещали посадить за распространение, угрожали привлечь к ответственности родственников. Но суд посчитал эти признания недостоверными.

Аргументом обвинения были не только показания свидетелей, но также переписка Сергея с наркодилерами и отпечатки его пальцев на упаковках изъятой «скорости».

Приговор — 12 лет лишения свободы в колонии строгого режима. Принудительное лечение Сергею, в отличие от его подельника, не назначили.

 

«Его просто перебрасывали с одной медчасти в другую»

По словам супруги, на свободе Сергей получал терапию в связи с диагнозом ВИЧ.

«Случалось, что он попадал в больницу, с воспалением легких, например. Но его две недели пролечат, и он возвращается домой. Особых проблем со здоровьем не было, пока его не забрали в СИЗО», — отмечает Ольга.

Под стражей Сергей пробыл восемь месяцев. Супруга говорит, что состояние здоровья начало ухудшаться после первых судебных заседаний.

«Прошло несколько заседаний, и неожиданно для нас процесс сделали закрытым, поэтому я только через адвоката получала информацию, что ему всё хуже и хуже в изоляторе, — говорит Ольга. — Он простудился, пока сидел в бобруйском СИЗО, а поскольку нормального лечения там нет, ситуация начала усугубляться».

Приговор вступил в силу в декабре 2015 года. Сначала мужчину отправили в инфекционную больницу при жодинской тюрьме. Потом перевели в ИК-13 в Глубоком, где он и должен был отбывать наказание.

«Практически сразу он попал в медчасть, — рассказывает Ольга. — Температура у него держалась 39-40 градусов, не могли сбить».

На некоторое время Сергея отправляли подлечить в Оршу, в медчасть при колонии.

«Там врачи говорили, что его нужно активировать по состоянию здоровья, так на зоне называют досрочное освобождение по болезни. Но комиссию, которая бы приняла такое решение, не назначали ни в Орше, ни в Глубоком, ни в Жодино, ни в Минске. Полгода его перебрасывали из одной медчасти в другую».

 

Из письма Сергея: нет сил даже на мысли

Женщина показывает письма, которые муж писал ей в заключении.

«Врачи, которые ставят капельницы и делают уколы, говорят, странно, что тебя заказали на этап (перевод в колонию в Глубоком. — ред.), если у тебя еще назначено лечение, — писал Сергей из Жодино. — Как, не долечив, могут отправлять людей?»

И позже из Орши: «Врачи на Жодино даже не удосужились отписать подозрения, историю лечения и многое другое. По прибытию сюда, врачи были в шоке от своих коллег. Вообще, мне один доктор сказал: «С твоими болячками и состоянием здоровья можно подавать на «активировку». Есть такая практика у нас в стране в тюрьмах и колониях. Но это если родственники шевелятся».

С каждым письмом видно, что состояние осужденного ухудшается: он пишет все меньше, почерк неровный.

«Самую большую ошибку врачи допустили в Бобруйске — не взяли анализ на вирус, чтобы знать, каким антибиотиком лечить. А сейчас уже напичкали меня всяким разным, и все это было мимо… Много писать не буду, так как чувствую себя очень слабо. Нет сил даже в туалет сходить. В больнице снова капали мне кровь, так как у меня анемия и нет вообще гемоглобина в крови… Знаю, ты не любишь получать от меня короткие письма, но сил даже на мысли нет».

В марте у Сергея начались серьезные проблемы с гемоглобином, уровень упал до 40 при нижней норме для мужчин 130-140.

«Он не мог подняться, пришлось делать переливание, — говорит его жена. — Иногда у него не было сил даже написать письмо».

Сергей просил, чтобы жена сходила к руководству Департамента исполнения наказания, объяснила его ситуацию и попросила, чтобы врачи созвали комиссию.

«Скажи, что держится температура 40, и пять месяцев не могут ничего сделать и поставить диагноз. Мне писать в организации по защите прав осужденных нельзя. Навешают на ИК-13 нарушений и лишат всего. Там этого ой как не любят».

 

«Осужденный за убийство сказал: у меня статья получше»

Ситуацию осложняло то, что в официальном браке Сергей и Ольга не были, поэтому на многие жалобы женщина получала ответ, что она для осужденного никто и не имеет права представлять его интересы.

«Из-за того, что Сережу все время перебрасывали из колонии в колонию, нас не могли расписать», — пояснила женщина.

Последний раз она видела Сергея в начале мая 2016 года, им дали долгосрочное свидание на три дня, они смогли расписаться прямо в колонии.

«Врач мне прямым текстом сказал: «Он умирает. Не знаю, сколько еще выдержит его сердце». Я просила хотя бы отправить его в Минск, где при тюрьме есть больница. Но доктор сказал: «Чтобы отправить его в Минск, он должен у нас в медчасти хотя бы полгода пролежать». То есть время в СИЗО, а потом в больнице при жодинской тюрьме они учитывать не хотели. Но когда ему стало совсем плохо, все-таки этапировали в Минск».

Женщина вспоминает, что во время свидания разговорилась с еще одним заключенным: «Я спросила, у него такие же ограничения, как у Сергея, или нет. Он ответил: «У меня статья получше — я за убийство, поэтому у меня все нормально». Как я поняла, к осужденным за наркотики на зоне особое отношение со стороны и администрации, и медперсонала».

Собеседница отмечает, что ее супруг потерял 18 кг, пока отбывал наказание. Семья, как могла, поддерживала его: по рекомендации врачей отправляли лекарства.

«Была ситуация, когда сотрудники колонии не могли неделю забрать на почте медицинскую бандероль. И это при том, что муж был в критическом состоянии. Я звонила в администрацию, просила, чтобы отправили кого-нибудь за посылкой. Мне цинично ответили: «Вы думаете, мы сейчас всё бросим и будем этим заниматься?» В результате часть медикаментов нам вернули, несмотря на то, что их прописал врач».

31 мая Сергей прислал последнее письмо. Оно самое короткое, почерк уже неузнаваемый:

«Ну, вот я и на Володарке в республиканской больнице. Состояние очень плохое. Здесь я на месяца два, это точно. Пока меня не вылечат, никто отсюда не отпустит. Здесь очень хорошие врачи и отношение».

5 июня мужчина впал в кому, а на следующий день умер. Супруга накануне была в больнице, говорила с врачом, который оптимистичных прогнозов не давал. Но проститься женщине с мужем не дали.

 

«Для меня Сергей был не спецконтингентом, а любимым человеком, поэтому я решила бороться»

По словам Ольги, следователь, которая проводила проверку по факту смерти осужденного, сначала назначила экспертизу, но на следующее утро сама же ее отменила.

«Нам сказали, что его заболевание является основанием не проводить экспертизу, то есть вскрытия не было», — пояснила вдова.

Женщина считает, что по факту смерти ее мужа должно быть возбуждено уголовное дело.

«Ему неправильно оказывали медицинскую помощь, — говорит собеседница. — Семь месяцев у него держалась температура 40 градусов, обследование должным образом не провели, правильное лечение не назначили. Ситуация тянулась с бобруйского СИЗО, все только сбрасывали ответственность друг с друга. Никто так и не решился назначить комиссию, которая бы признала, что он не может отбывать наказание в таком состоянии. Да, он был осужденный. Но он все-таки человек, а колония — не концлагерь. Там должны перевоспитывать людей, а не сгноить».

Ольга возмущена, что Департамент исполнения наказаний так и не назначил проверку по факту смерти осужденного.

«Пока Сергей был жив, со мной разговаривали «на отшибись» и в ДИН, и в колонии. Грубости не было, но тон был такой: знай свое место, — отмечает женщина. — После смерти супруга я начала писать жалобы во все правоохранительные органы. А на ДИН мы даже подали в суд, потому что они отказались предоставить информацию по служебной проверке в связи с тем, что из ИК-13 пропали личные вещи моего мужа. Сначала в администрации говорили, что Сергей все увез с собой в Минск, но он бы просто физически не смог это сделать — там была и одежда, и продуктовая передача — под 40 кг. Потом заявили, якобы он раздарил всё зекам. Но после проверки выяснилось, что его вещи себе присвоили сотрудники колонии. Их за это привлекли к дисциплинарной ответственности».

По словам собеседницы, руководство колонии в Глубоком принесло ей соболезнования и извинения только после многочисленных жалоб во все инстанции.

«Я знала Сергея с другой стороны. Для меня он был не спецконтингентом, а любимым человеком, поэтому я решила бороться», — говорит Ольга.

 

«После Сергея в колонии было еще три смерти»

Сначала в Следственном комитете отказались заводить уголовное дело, но это решение отменено, проверка по заявлению вдовы продлена.

«Следователь отправила запросы во все лечебные заведения, где числился Сергей. Ждем заключений, — уточняет собеседница. — Сначала в СК мне говорили, что ничего я не добьюсь и что в ДИН меня уже все ненавидят. Но на последней встречи следователь сказала: «Всё может быть. Крылова же осудили».

Александр Крылов — бывший фельдшер СИЗО № 1, его осудили на три года лишения свободы за ненадлежащее исполнение профессиональных обязанностей, в результате чего погиб осужденный Игорь Птичкин.

«Конечно, очень тяжело добиться справедливости, — говорит Ольга. — Я понимаю, что правоохранительные органы только и ждут, чтобы я опустила руки. Но после Сергея в колонии было еще три смерти: одного осужденного убило станком во время работы, второй умер от воспаления легких, третий выбросился из окна — у него был геморрой, он добивался операции, но от него только отмахивались. Нельзя на это закрывать глаза».

В случае со смертью супруга Ольги стала очевидной проблема с досрочным освобождением заключенных по медицинским показателям.

«С одной стороны, в законе такая норма закреплена. Есть и перечень болезней, при наличии которых человек может рассчитывать на досрочное освобождение. Но практика такова, что эта норма просто не работает. Система настолько закрыта, что правозащитники не могут добиться никакой информации», — говорит юрист Анастасия Жаврид, которая помогала Ольге составлять жалобы.

Naviny.by писали о деле бизнесмена, которого судили за незаконную предпринимательскую деятельность и неуплату налогов. Его приговорили к 3,2 года колонии, но отправить по этапу не успели — мужчина умер в СИЗО. В редакцию позвонил его друг, который рассказал, что у погибшего была серьезная форма сахарного диабета. Обвиняемый говорил об этом судье. Он полностью признал свою вину, выплатил ущерб еще до начала процесса.

«Он говорил в суде, что в колонии просто не выживет. Но судья проигнорировала его слова», — пояснил товарищ. По оглашению приговора мужчину забрали в СИЗО, через пять дней он впал в кому.

«Еще через несколько дней он умер, — рассказал собеседник. — Пока был дома, был и уход, и медикаменты. А как попал туда, сразу всё обострилось. Человека, конечно, уже не спасти. Но люди должны знать, что происходит за решеткой».

Из доклада, который Беларусь готовила для отчета в Комитет по правам человека, известно, что с января 2012 по март 2015 следственными подразделениями проведено 169 проверок по заявлениям (сообщениям) по факту смерти 170 граждан в местах содержания под стражей. Мы обращались в СК, чтобы получить более подробную информацию по данным фактам, но нам отказали в комментарии.