Мнение

Алена Германович. НЕ МОПАССАН. Начальник и пышки

 

Вышла сегодня в люди, а попала к начальникам. Дело было так. Нет, не так и не эдак. Я вообще не знаю, как было дело. И было ли дело. Но в общем, одна продавец одного хлебного магазина поспорила на рабочем месте с каким-то начальником. Не то она печенье ему дала слишком сухое, не то булочки без мака, не то пышки жирные, не то пончики сырые. Не то не так на него посмотрела. Ну, этот начальник осерчал, позвонил другому начальнику, который начальник этой продавщицы, и пожаловался. Что пышки жирные, булочки без мака, печенье без масла, а продавец шапку перед ним синюю, фирменную, не сняла, книксен не сделала.

Алена Германович. Родилась днем 23 марта 1978 года. Через месяц, в три часа ночи, меня в бессознательном состоянии по причине младенческого возраста и в обстановке строгой секретности окрестили. Крестными выступили член Коммунистической партии, директор школы и первый секретарь райкома комсомола, что и определило мою будущность. Нет, я не стала коммунистом  — партия развалилась, не стала священником — по причине иного пола. Но люблю театр, экстрим и литературу. А, да, — собственный корреспондент БелаПАН по Гомельской области.

А потом продавца уволили. А я, чтобы понять — были ли пышки жирными, печенье ли было сухое, или продавец нехороший (ну не начальник же виноват, в конце концов), пошла к этому самому начальнику, который жаловался другому начальнику. Не верить же продавцу, правда? Явно тут она сама виновата, распустились, понимаешь. Иному начальнику и в хлебный магазин страшно зайти, того и гляди — продавцы. Начальник день и ночь работает на благосостояние народа, а народ как бы в издёвку доводит начальников до нервного состояния своими дурацкими пончиками, или пышками, которые не нужной свежести, или сахаристости, или жирности.

А ещё эта продавец вздумала жаловаться на начальника, и не в профсоюз, а независимым журналистам. Те и рады стараться! Сняли женщину на видео, да и поместили в эту помойку, интернет. Натурально, чтобы начальника опорочить! 

Ах, да. Пришла я, значит, вся такая с удостоверением прямо к этому начальнику. Чтобы он объяснил — чего это продавец так его разволновала? Зачем она, а? И приняты ли меры, в конце концов? А так мы неизвестно до чего дойдём, если вот все так, как продавец, будут нервировать начальников. А потом гадости размещать в интернете.

И вот так поздоровалась, говорю, мол, переживаю за вас, а сама я корреспондент. И услужливо так протягиваю коричневое удостоверение. Начальник раскрыл это удостоверение, и сразу же с места в карьер: «Клевета!» Я присела. Что, фальшивое удостоверение? Это не я, это редактор выдал такое! Но всё же я испугано переспросила: «Что — клевета?». «Всё — клевета!» — отрезал он. Я достала диктофон, он поморщился: «Вот только не надо!». Я достала блокнот (ха, а блокнота-то и не оказалось, но чтобы не позориться, что негде записывать, журналисту-то, я достала телефонный справочник, такой специальный, там все телефоны начальников, издаётся для своих, мне случайно попал, на улице нашла). И записала я ровным почерком в телефонный справочник (там сзади был чистый лист, для записей): «Всё — клевета!». И приготовилась записывать подробности клеветы, мучительно в уме прося начальника, чтобы коротко. А то если на эту страничку не уместится комментарий, то что же — на обложке телефонного справочника записывать? Или у него бумажку просить? Чёрт. Неудобно.

А потом начальник внезапно говорит: «А у меня и свидетели есть», тут же позвонил некоим свидетелям и попросил придти. Мне как-то не понравился вызов свидетелей, мне они вообще не нравятся, свидетели. Будь то на свадьбе, или в суде, или Иеговы (я не разжигаю, просто к примеру). Странная роль.

Предчувствия меня не обманули. Вот пришёл свидетель-женщина. Начальник меня представил: «Тут у нас независимая пресса» (с интонациями: «Тут у нас в чае таракан»). Мне стало как-то неловко, видно, независимая пресса — это что-то нехорошее, поэтому я сразу же открестилась: «Нет, я не независимая пресса, я зависимая!». Начальник только рукой махнул.

А свидетель тем временем пристально посмотрела на меня, и вероятно, ей стало всё понятно (ну, как обычно: что я не журналист, они не начальники, и вообще это параллельный мир, захваченный зелёными человечками).

Но меж тем я спросила: «И?». И начальник ответил, что в тот роковой день решил он с коллегами (свидетели — это, оказалось, коллеги его, их было две, женского рода) пышек поесть, и пошли они в магазин. А в магазине, по словам начальника, в очереди стояли две девушки, которых продавец обслуживала 10 минут, они хотели (девушки) пышки без сахара, а продавец продала им с сахаром. Девушки возмутились, но тут зашёл парень, и эти пышки взвешенные и пробитые по кассе благополучно достались неведомому парню.

Начальник выдохнул, я с горечью заметила, что куцый листок в конце телефонного справочника списала, а по сути-то ничего пока нет. «И… Вы... тогда....», — пыталась я подвести начальника к сути, как коня к воде. Но ведь коня к воде приведёшь, а пить не заставишь, тем более — при свидетелях. Потому что в эту минуту свидетель, до сих пор пристально в меня всматривавшаяся и молчавшая, даже головой не кивавшая, внезапно заговорила: «А давайте-ка тет-а-тет!». Я обрадовалась, подумала, что сейчас она мне рубанёт всю правду. Оказалось — она не мне предложила это, а начальнику. Потому что она добавила, глядя на него: «Давайте-как поговорим с Вами наедине!». Я вышла в приёмную, оставив по просьбе начальника удостоверение. Я слышала: он куда-то звонил, называл мою фамилию, и коротко отвечал: «Да, ясно, понятно, хорошо»… То, что для начальников — хорошо, для людей — беда, а для журналистов — вообще горе. И я приуныла.

Через минуту начальник вышел из кабинета размашистым шагом, сделал мне такой приглашающе-короткий жест рукой, мол, зайдите и скорее уйдите, сунул в мою протянутую руку удостоверение и торжественно произнёс: «Без комментариев!» (это его, видно, по телефону так научили. Проклятые телефоны! И куда он только звонил? Всё так хорошо начиналось: пролог, завязка, конфликт, девушки-пончики, пышки с сахаром…).

Пытаясь сохранить лицо перед секретаршей в приёмной (которая бы удивилась, если бы я вышла из кабинета через 0,5 секунды после того, как вошла) я ещё потянула время и спросила: «А почему?», дождалась «Потому!» и вышла.

Вероятно, потому, что как и было сказано вначале, — клевета. Всё вокруг клевета. И не пышки были вовсе, а пончики. И не жирные, а постные. И не в магазине. И то была не продавец вовсе. А видео в Интернете — не видео, а фотошоп.

Послесловие. Я планирую ещё долго, долго жить. Буду долго ходить по кабинетам, отделам, управлениям, учреждениям, организациям, предприятиям, часами сидеть в приёмных, разглядывать там нелепые обои, и потолки с лепниной, и линолеум, и деревянный плинтус, и стучать в двери, искать, звонить по номерам, которые начинаются с 70, или 74, или еще как, просить комментарии, и никогда не получать их. А когда я умру, то буду приходить во сне, размахивая коричневым удостоверением, и укоризненно-печально спрашивать «Ну почему?». Или так: «Почем пышки?».

Я напишу в завещании, перепишу в завещании все номера из справочника всех управлений и отделов, и отпишу свои деньги тому, кто будет звонить начальникам каждый день. А они будут отвечать «Без комментариев».

Мнения колумнистов могут не совпадать с мнением редакции. Приглашаем читателей обсуждать статьи на форуме, предлагать для участия в проекте новых авторов или собственные «Мнения».

Читать полностью:https://naviny.by/rubrics/opinion/2012/09/23/ic_articles_410_179310/