Мнение

Дмитрий Галка. ПАРАЛЛЕЛИ. Белорусом можно быть по-разному

 

 

 Если кто-то вам говорит, что вы что-то должны, и это не Священное Писание, ваша жена или начальник на работе, то это либо бандит, либо идеолог. От последнего легче отмахнуться, если в вашей стране не предусмотрено жестокого наказания за мыслепреступление. В Беларуси его, к счастью, пока не предусмотрено. Поэтому можно было бы проигнорировать мнение Вадима Гигина, редактора журнала Администрации президента «Беларуская думка», который недавно рассказал, кем должен быть белорус. Но почему бы с ним не поспорить… пока ещё можно? Если мы хотим жить в цивилизованном обществе, надо учиться разрешать спорные вопросы в свободной открытой дискуссии.


Гулливер и неблагодарные лилипуты

24 декабря, в канун Рождества по западному стилю Вадим Францевич Гигин в своём блоге на сайте БЕЛТА заявил: «Так уж повелось со времён Достоевского, что настоящий русский человек (будь то великоросс, белорус или малоросс-украинец) должен быть православным, монархистом и любить Сербию».

Сербия здесь при том, что «без Великой Сербии не будет Великой России», как утверждает Гигин. Поэтому он призывает Путина «очнуться», чтобы принять «по-настоящему историческое решение» — вернуться на Балканы и не дать Сербии уйти в Евросоюз, сдав Косово. Он уверен, что Беларусь это начинание всячески поддержит.

Наш земляк Фёдор Михайлович Достоевский действительно любил Сербию и другие малые славянские страны, но — странною любовью. Русско-турецкая война 1877-1878 гг., которой предшествовала общественная кампания в поддержку «братьев-славян», весьма воодушевила писателя. Правда, эти самые «братья-славяне» скорее удачно подвернулись здесь под руку, главное — замаячила перспектива взятия Константинополя. О самих же угнетённых братьях меньших Фёдор Михайлович отзывался не слишком лестно. Бил их по рукам, тянущихся к будущему русскому Константинополю. Вот что он пишет в «Дневнике писателя» в 1877 году:

«Н.Я. Данилевский решает, что Константинополь должен, когда-нибудь, стать общим городом всех восточных народностей. Все народы будут-де владеть им на равных основаниях, вместе с русскими, которые тоже будут допущены ко владению им на основаниях, равных с славянами. Такое решение, по-моему, удивительно. Какое тут может быть сравнение между русскими и славянами? И кто это будет устанавливать между ними равенство? Как может Россия участвовать во владении Константинополем на равных основаниях с славянами, если Россия им неравна во всех отношениях — и каждому народцу порознь и всем им вместе взятым? Великан Гулливер мог бы, если б захотел, уверять лилипутов, что он им во всех отношениях равен, но ведь это было бы очевидно нелепо. Зачем же напускать на себя нелепость до того, чтоб верить ей самому и насильно? Константинополь должен быть наш, завоёван нами, русскими, у турок и остаться нашим навеки».

А в главе «Одно совсем особое словцо о славянах, которое мне давно хотелось сказать» Фёдор Михайлович пророчит страшное:

«Не будет у России, и никогда ещё не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобождёнными!.. Может быть, целое столетие, или ещё более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на неё и интриговать против неё… Особенно приятно будет для освобождённых славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия — страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации. У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать».

Главой ранее русский писатель сетует на болгар, что русские пришли их освобождать, измученных и угнетённых, а у них там «садики, цветы, плоды, скот, обработанная земля», к тому же, не хотят они освободителей на коленках встречать. «Они не стоят на коленках, они косятся, даже как будто и не рады нам! Это нам-то! Хлеб-соль выносят, это правда, но косятся, косятся!».

Фёдор Михайлович пытается этот неприятный факт как-то объяснить и оправдать, уверяя своего читателя, что когда-нибудь всё будет по-другому, славяне под предводительством России сольются в единую семью и поставят на место ненавистный Запад. «Все эти славянские восточные племена, освободясь, займут когда-нибудь огромную роль в новом грядущем человечестве, вместо сбившейся с правого пути старой цивилизации, и станут на её место».

Только это произойдёт в отдаленной перспективе, а в 1877 году писателя терзает то, в чём он сам боится себе признаться: в цивилизационном отношении России нечего предложить освобождённым славянским племенам. Потому они на неё и «косятся». Прошло 135 лет. Однако ей по-прежнему нечего им предложить. Нищие Абхазия и Южная Осетия с полукриминальными режимами тому красноречивый пример. Ещё недавно Беларусь для кого-то могла служить привлекательным образцом тесных отношений с Россией. Увы, эта сказка тоже развеялась, как дым на ветру.

Если бы вдруг случилось чудо — Россия вняла призыву Вадима Францевича Гигина, что бы она принесла разным там «лилипутам»? Кроме самого Гигина с потёртым томиком Достоевского под мышкой и разговорами про державное величие. Снова ведь «коситься» начнут…


Так уж повелось со времён Толстого…

Лично Вадим Францевич Гигин волен считать себя настоящим русским человеком, православным и монархистом, равно как любить Сербию в той форме, в какой ему это нравится. Я не Вольтер, поэтому умереть за его право разделять подобные убеждения не обещаю, но посягать на него не собираюсь. Есть убеждения куда более странные. Например, некоторые верят, что после Второй мировой в Антарктиде был основан Четвёртый рейх, Гитлер остался жив и заключил союз с инопланетянами и т.п. С ними я тоже готов мириться. Ровно до тех пор, пока меня не будут заставлять в них верить.

Гигин эту черту перешёл. Непонятно по какому праву он предписывает белорусам быть православными, монархистами и любить Сербию. Я её, может, сам ещё вчера любил. За музыку Бреговича и романы Петровича. А сейчас мне хочется срочно её разлюбить. Чтобы не подумали, будто я наказ Гигина выполняю.

Вадим Францевич заклинает нас потёртым томиком Достоевского. Смею напомнить, что даже если выбирать моральным ориентиром в жизни классика русской литературы, а это само по себе не обязательно, то он был не один.

«Так уж повелось со времён Толстого, что настоящий русский человек должен быть анархистом, пацифистом, любить детей и деревню. И быть отлучённым от церкви, разумеется», — метко высмеял безапелляционное утверждение Гигина блогер isto4nik_zarazi. Его поддержал naiwnyj: «Так уж повелось со времён Пушкина, что настоящий русский человек должен быть революционером, дамским угодником, мулатом и дуэлянтом».

Это не только остроумно, но и поучительно. Даже русским человеком, как бы ни хотелось Гигину, можно быть по-разному.

«Я жил за границей, читал газеты и, признаюсь, ещё до болгарских ужасов никак не понимал, почему все русские так вдруг полюбили братьев славян, а я никакой к ним любви не чувствую? Я очень огорчался, думал, что я урод или что так Карлсбад на меня действует», — досадует старый князь Щербацкий в «Анне Карениной». Как оказалось, с ним солидарен Константин Левин, которого Толстой писал с самого себя, вкладывая в его уста собственное тогдашнее мировоззрение. Не то чтобы ему было плевать на болгар и сербов, просто он не считал, что в этом кровавом месиве борьбы царств может быть достигнуто общее благо.

О монолитной нации, из которой будет удалено всё «лишнее», где будут сглажены все шероховатости и неровности, вытравлены все «ереси», мечтают носители тоталитарных идеологий. В действительности таких наций не существует. Если вы слышите, как кто-то говорит, что «настоящий (вставить национальность по желанию) должен быть (вставить определение по желанию)», знайте — перед вами носитель тоталитарного мышления. И бегите от него подальше, как бы вам ни нравились предлагаемые им определения.


Не рыпайся!

Телеведущая Люся Лущик как-то сказала, что «белорус должен быть законопослушным». Казалось бы, что плохого в законопослушности? Ничего плохого, одно хорошее. И всё же что-то в этом требовании к белорусам вызывает отторжение.

Я ввёл предложенную Люсей формулу («должен быть законопослушным») в Google на английском языке. Необходимость быть законопослушными предписывалась соискателям определённых должностей или участникам программ, тем, кто желает получить разрешение на владение оружием, иностранным гражданам во время пребывания в чужой стране, постояльцам отелей. В общем, отдельным категориям граждан в определённых ситуациях, когда отсутствие проблем с законом является условием получения чего-либо или нахождения где-либо. Предписаний быть законопослушными для целых наций мне на глаза не попалось.

Зато попадались критические эссе на тему «Существует ли общая обязанность подчиняться закону только потому, что это закон?». Это, оказывается, далеко не очевидно. Или вот статья на сайте Би-би-си  «Почему вообще люди подчиняются закону?», автор которой приходит к выводу: «Чем менее справедливой воспринимается система, тем менее склонны граждане подчиняться закону». На его взгляд, это неизбежная и в какой-то мере справедливая закономерность.

С предельной ясностью об этом говорится на одном из нигерийских сайтов: «Нигерийцы хорошие подражатели. Поскольку наши лидеры демонстрируют пренебрежение законом, они тоже научились не быть законопослушными».

В требовании быть законопослушным проявляется тоталитарное мышление, поскольку оно, во-первых, абстрактно, а во-вторых, не подлежит обсуждению. По большому счёту, оно означает что-то вроде «не рыпайся!». Будь глуповатым, нетребовательным и покорным. Или сторонником ничем не ограниченной монархии, что то же самое. Если он вдобавок полагает, будто фраза «всякая власть от Бога» означает, что всякое действие самодержца нужно воспринимать как волю Господню, то ещё лучше.


Гигин останется Гигиным

Кто-то может возразить, что нельзя с одинаковыми критериями подходить к «взрослым» нациям и таким как белорусская — недооформленным, становящимся. Из разрозненных граждан Беларуси ещё только предстоит вылепить нацию, с присущей ей системой представлений и ценностей, поэтому без «должен» тут не обойтись. Конечно, нельзя поручать это Гигину…

По мнению таких людей, достаточно Гигина заменить на какого-нибудь «правильного» человека, тогда всё образуется наилучшим образом. Можно будет наладить выпуск новых высококачественных белорусов, грамотно настроенных и прошитых. Всё-таки мантры об исключительной важности идеологии, которые мы так часто слышали за новейшую белорусскую историю, не прошли даром. Им многие поверили.

На мой взгляд, проблема с Гигиным не в том, что он Гигин, то есть носитель определённых взглядов. Проблема в том, что происходит их однонаправленная трансляция. Которая не предполагает обратной связи. Нет, вы можете отвергнуть сигнал, но это единственная предоставленная вам свобода. Ответить на равных правах, поставить эти взгляды под сомнение в том же поле — исключено. Идеология не обсуждается. Любая, я имею в виду.

Не желаете принимать её? Пожалуйста! Только в этом случае вы оказываетесь в стане врагов истины, которые по определению никогда и ни в чём не правы.

Для появления полноценной нации белорусам нужен не другой набор необсуждаемых истин, а восстановление пространства равноправного диалога. Иначе Гигин останется Гигиным, какую бы фамилию он ни носил.