Электоральная география. Лукашенко стер линию между востоком и западом

За три президентских срока Гродненская область из электоральной Вандеи для Лукашенко трансформировалась в электоральное Эльдорадо.

Где заканчивается Европа? Согласно авторитетному мнению американского политолога Сэмюэля Хантингтона, «Европа заканчивается там, где заканчивается западное христианство и начинаются ислам и православие». Если согласиться с классиком, то Беларусь оказывается за пределами европейского культурного пространства.

Однако существует и альтернативное мнение. Активным его сторонником является Александр Лукашенко. Ограничусь примером из доклада на IV Всебелорусском народном собрании: «Она (Беларусь. — С.Н.) не останется белым пятном. Это центр, это душа, это сердце Европы».

Чье мнение ближе к истине — вопрос спорный. Но справедливости ради следует отметить, что американский политолог признавал претензию хотя бы Западной Беларуси считаться частью Европы. «Линию великого исторического раздела» он проводил по границе России с Финляндией, государствами Балтии, по Западной Беларуси, Украине, отделяя «униатский запад от православного востока».

Кто не наш, тот — фашист

Наличие двух украинских идентичностей (западной и восточной) никогда не являлось тайной для исследователей. «Крымнаш» и последовавшие за ним события выставили цивилизационный раскол южной соседки Беларуси на всеобщее обозрение.

Одним из базовых элементов культурного ядра народов славянского треугольника (Беларусь — Россия — Украина) является манихейство, то есть представление о мире как арене вечной борьбы двух космических сил — Света и Тьмы, Добра и Зла, «наших» и «не наших».

Естественно, что типичный представитель белорусского «большинства» воспринимал украинцев как «наших» (в марте 2015 года 67% соотечественников согласилось с тем, что белорусы, русские и украинцы являются тремя ветвями одного народа).

Факт цивилизационного раскола в украинском обществе поверг белорусских манихеев в состояние шока. Неожиданно выяснилось, что далеко не все украинцы являются «нашими». Но «не наши» — они кто? Для манихея «не наши», как отмечалось выше, могут быть только представителями сил Тьмы и Зла, а в конкретном историческом контексте — фашистами.

Поэтому не стоит удивляться, что в сентябре 2014 года с оценкой украинской власти после Януковича как фашистской согласилось 52% белорусов.

История с электоральной географией

Но вернемся к «линии великого исторического раздела», которую из окна своего кабинета в Гарвардском университете разглядел на территории Беларуси Хантингтон.

Все мои попытки отыскать ее с помощью данных НИСЭПИ закончились безрезультатно. Мне могут возразить, что имеется карта голосования на президентских выборах 1994 года, составленная украинским политологом Василием Бабичем на основании официальных данных голосования по районам.

Действительно, в 1994 году в отдельных западных районах Беларуси Лукашенко набрал менее 20%. В этих же районах лидер Белорусского народного фронта Зенон Пазьняк, как правило, набирал более 30%.

Однако первые президентские выборы оказались единственными, в которых удалось зафиксировать элементы национальной мобилизации. Проиллюстрирую сказанное на примере языковой идентификации (таблица 1).

Таблица 1. Каким языком в основном вы пользуетесь в повседневном общении? (%)
язык общения	1994	2001
белорусский	17	2
русский	67	46
русский и белорусский	7	21
смешанный	6	30
другой	3	1

В 1994 году 17% респондентов в повседневном общении пользовались белорусским языком, а к следующим выборам их доля сократилась в 8,5 раза! При желании столь существенное изменение можно отнести на счет политики русификации. Но почему же тогда доля говорящих в быту по-русски также снизилась, и значительно (–20,2 пункта)!

Возможное объяснение феномена заключается в том, что распад СССР послужил мощным фактором национальной мобилизации. К лету 1994 года она еще не успела «рассосаться». Именно национальная мобилизация и заставляла людей самоопределяться с языковым предпочтением. Поэтому столь низка доля двуязычных граждан, а также говорящих на смеси белорусского и русского языков («трасянке»).

О стирании специфики по линии запад — восток свидетельствует и динамика голосов, поданных за Лукашенко в Гродненской и Гомельской областях (таблица 2). За три президентских срока Гродненская область из электоральной Вандеи для Лукашенко трансформировалась в электоральное Эльдорадо.

Таблица 2. Динамика голосования на президентских выборах за Лукашенко в Гомельской и Гродненской области, %
	1994*	2001	2006	2010
Гомельская	47	65	75	52
Гродненская	27	45	51	63
Гомельская / Гродненская	1,8	1,5	1,5	0,8
*данные первого тура

Многовекторность без качественного выбора

Фольклорный ласковый теленок двух маток сосет. Таков смысл официальной белорусской многовекторности во внешней политике. Подкреплю сказанное цитатой из послания 2014 года: «Сейчас опять многие «аналитики» крутят старую пластинку: вы туда или вы сюда? Вы с теми или с этими? «Качели» это или нет? Все это устаревшие подходы, примитивное мышление. Разумные политики понимают: нет никаких «качелей» — есть объективные интересы страны, диктуемые сегодняшним днем и будущим».

Насчет сегодняшнего дня не спорю, а вот по поводу будущего возникают вопросы.

В апрельском интервью газете New York Times американский экономист Джеффри Сакс, один из разработчиков политики шоковой терапии для Польши, следующим образом пояснил причину успеха польских реформ: «Прежде всего у них была правильная идея. У них было четкое видение: мы хотим быть нормальной европейской страной. И я сказал: окей. Как тот парень, который вырезал слона из куска льда — отсечь все, что не похоже на слона. Отрежьте все, что не похоже на нормальную европейскую экономику».

Белорусская же многовекторность качественного выбора не предполагает. Между тем, утверждал Сенека, «кто не знает, в какую гавань плыть, для того нет попутного ветра».

Страна с населением около 9,5 миллиона человек без «четкого видения» неспособна устойчиво развиваться. А «четкое видение» предполагает однозначность цивилизационного проекта.

Об авторе Сергей Николюк — аналитик, эксперт НИСЭПИ. В отличие от молодого поколения профессиональных политологов весьма скептически относится к западному гуманитарному наследию, будучи уверенным, что оно создано для описания иного типа общества. Отсюда склонность к цитированию российских авторов, в первую очередь социологов «Левада-центра».