«Праздник», продленный навеки

Сегодня Минск вспоминает одну из самых черных дат в своей истории: 30 мая 1999 года в жуткой давке в подземном переходе станции метро Немига погибли 53 человека, около двухсот получили различные травмы. Как все это произошло…

30 мая 1999 года, центр белорусской столицы, около восьми вечера, внезапное начало ливня. В это время в окрестностях Дворца спорта подходил к концу праздник, организованный FM-радиостанцией «Мир» в честь собственного двухлетия. Поучаствовать в розыгрыше призов от производителя сигарет «Магна», попить пива от «Оливарии» и послушать группу «Манго-Манго» собрались несколько тысяч минчан. При первых раскатах грома и каплях дождя те из них, кто находился вблизи станции метро, бросились искать укрытия в подземном переходе. Навстречу весело улюлюкающей толпе как раз вышли многочисленные пассажиры очередного поезда. На ступеньках перехода произошло столкновение.

Возбужденная толпа снаружи отбросила поднимавшихся людей назад, под землю. Кто-то упал на гранитный пол — пролилась первая кровь. На ней кто-то поскользнулся, повлек за собой других. Упавших начали топтать. Дождь усиливался, и напор людей, желающих остаться сухими, нарастал. С противоположной стороны Немиги, оттуда, где расположен Кафедральный собор и остановка общественного транспорта, тоже шло немало людей. Многие из них направлялись к месту массовых гуляний. Рев толпы, несущейся навстречу, был воспринят как естественный отголосок веселья. А тут еще с той же стороны, от собора, в переход кинулись случайные прохожие, спасавшиеся от дождя.

Столкновение было страшным. Сквозь веселые крики и свист пробились крики боли. Свидетельство девушки, оказавшейся в подземном переходе: «Помню, прямо передо мной мужчина держал девочку на руках и кричал: «Осторожнее, не задавите ребенка!» Но толпа все давила. Там были такие веселые парни, которые с криком «Эх!» надавили, и я потеряла сознание...»

А люди падали и падали под ноги все набегающей толпе. За считанные минуты в стометровый переход набилось более двух тысяч человек. Образовалась плотная, едва шевелящаяся пробка. Люди, оказавшиеся неподалеку, говорили, что из подземелья валил пар. В этом аду выживали и выбирались наверх самые сильные. Они оставляли за собой остальных, буквально размазанных по стенам, вдавленных в пол перехода, задохнувшихся в неимоверной давке… (обо всем этом рассказывает документально-честный интернет-сайт «Трагедия на Немиге»)

Следы человеческих рук на потолке (!) в подземном переходе Немиги. Когда масса тел валилась по ступенькам вниз, то некоторые люди выдавливались поверх остальных и отчаянно хватались за уступы. Отпечаток последнего смертного мгновения… Фотожурналист Артур Прупас успел запечатлеть это свидетельство перед тем, как его приказали стереть.

29 мая 1999 года — за один день до катастрофы на Немиге — газета «Советская Белоруссия» напечатала журналистские заметки «Типы нашей улицы». Это были тревожные размышления об откровенном отупении белорусского общества, о «детях бетонных кварталов», об «уличных отморозках, которые способны затоптать насмерть кого угодно»:

Пива и зрелищ! Не имея возможности заработать нормальным путем на достойную жизнь, в том числе на здоровый отдых и развлечения, люди бездумной массой выходят просто на улицы и по-скотски ломятся за подачками.

Бедные люди. Бедные — во всех смыслах. Газетная публикация была проиллюстрирована фотоснимком предыдущего «городского праздника» — одуревшая толпа с пластиковыми бутылями дешевого пойла валит по проспекту Машерова (ныне проспект Победителей) в Минске. Вот один из парней дует пиво «из горла», усевшись «ради понта» на плечи товарищу… То самое место неподалеку от станции метро Немига!

Увы, автором-Кассандрой был я. Напророчил завтрашнее вот это:

Сотрудник милиции и медики перекладывают раненого на носилки возле больницы скорой помощи, куда его доставили от станции метро Немига вечером 30 мая 1999 г.

В сегодняшней публикации мы решили обойтись без фотографий голых раздавленных трупов — тех, что извлекали из подземного перехода и штабелями укладывали в кузова грузовиков. Есть предел допустимости натуралистических подробностей, и хватит терзать родных и близких погибших людей всей этой «документалистикой», отдающей некроманским смакованием.

За прошедшие десять лет мы, журналистская братия, сотворили сотни душераздирающих статей, а кроме того сняты фильмы, написаны книги о трагедии на Немиге, и лично я больше не хочу мучить несчастных родителей навеки семнадцатилетней Иры Ш. и навеки пятнадцатилетнего Андрея К. дурацкими вопросами типа: «Кем хотел стать ваш ребенок, когда вырастет?.. Покажите его фотографии в детском саду».

Но обо всем ли случившемся уже рассказано?..

 

I. Судьба девушки, у которой порвалась босоножка

Вот подлинная история, которую две недели назад я записал на диктофон. Позвонила молодая дама, представилась Людмилой и попросила о встрече: «Десять лет я никому не рассказывала об этом, только каждый год молча ставила свечку за свою погибшую подругу Лену. А ведь это я вместо нее должна была принять смерть в подземном переходе. Мне нужно перед кем-то выговориться, считайте — покаяться…»

Рассказ такой. В училище их было три подружки — Лена, Оля и Люда. Всем по шестнадцать лет. На «пивной праздник» приехали порознь, потому что жили в разных районах. Здесь встретились, вместе веселились. Итог следующий: Лена погибла, Оля попала в реанимацию, уцелевшая Люда живет с психической травмой, у нее не сложилась личная жизнь, нет и не может быть детей.

«…К эстраде, возле которой раздавали пиво, нам было не пробиться. Там теснились парни, которые пришли со своими подружками, а у нас кавалеров не имелось. Но мы тоже напрыгались, накричались вдоволь, а потом присели передохнуть на скамейке. Начали обсуждать обновки к лету. У Лены оказались новые босоножки, а у меня — тоже. И тут выяснилось, что босоножки Лены больше подходят по цвету к моим колготкам, а мои — к одежде подруги. Решили на время поменяться обувью. На этот счет у нас в училище были простые нравы. «Дай поносить сережки, давай махнемся на день туфлями» — обычная просьба. Переобулись, и, кажется, это я предложила купить пива и бутербродов в гастрономе на другой стороне проспекта». — «Людмила, позвольте вопрос. Вы в шестнадцать лет уже пили пиво?..» — «Про Лену и Олю не могу сказать. Мы при таких обстоятельствах встретились впервые. А насчет себя скажу откровенно: да. Я выросла во дворе хрущевской пятиэтажки на «Розочке» — улице Розы Люксембург. Отца в семье не было. Мама работала медсестрой в девятой больнице, постоянно на дежурствах. И у нас во дворе было нормальным такое, что даже девчонки скидывались от скуки и брали «полторачку» на троих… Я побежала на ту сторону проспекта в гастроном. В этот момент хлынул ливень. Помню, капли поначалу били в землю, как пули, отскакивали от нее и оставляли на колготках пятна. И тут я с ужасом почувствовала, что у новой босоножки, взятой на время у подруги, отрывается ремешок. Замедлила шаг, тревожно оглянулась. Помню, мысль была дрянная: неужто Ленка заметила, что я «збаёдала» ее обновку?.. Но девочки махнули мне издали и показали руками, что побегут прятаться в метро. И вот мои крепкие босоножки понесли Лену навстречу ее смерти… Пива я так и не купила, а ливень переждала под козырьком здания. Ремешок оторвался окончательно, я взяла босоножки в руки. В метро, как было мне известно, босых не пускают. Я побрела в сторону остановки пятьдесят третьего троллейбуса за Домом моделей. Плакала от досады. И тут мне попалась навстречу девушка: она шла от перехода метро Немига. Тоже держала в руках босоножки и тоже плакала. Ну, думаю, не одна я такая несчастная… Потом заметила подъезжающие машины скорой помощи… Подлая дура! Это я предложила Лене поменяться обувью, а после спряталась в гастрономе. Это я во всем виновата. Простите меня!»

Бог видит, Людмила, что виноваты вы только в одном. В том, что вообще пришли на тот странный искусственный «праздник».

Но кто-то же виноват в случившемся. Кто?..

Безответственные дельцы под покровительством официальных властей заманили в одно тесное место тысячи простых небогатых людей и подогрели их… не столько даже пивом, сколько провокационным общим «кодированием»: балдейте «на халяву», хватайте бесплатное.

В лучшем случае такие «городские праздники» унижают человеческое достоинство. В худшем — становятся причиной трагедий. Ибо толпа, заряженная подобным «кодом», способна на что угодно.

Вопрос не в том, что бесплатные развлечения были плохо организованы, что где-то не закрыли или наоборот открыли какие-то входы-выходы. Такие мероприятия нельзя «улучшать». Их в принципе не должно быть в здоровом обществе, потому что в основе здесь — провокация низменных, на уровне инстинктов устремлений. А устремления эти такие: коль дают бесплатное, то надо давиться и хапать побольше.

Синдром массы… Если начать вспоминать, то обнаружится, что «предтечей» трагедии на Немиге было несколько. Человеческое обличье терялось там, где что-то «давали». Разве что смертей в давке еще не случалось. Достаточно упомянуть открытие «Макдональдса» на проспекте (за несколько месяцев до трагедии Немиги) с бесплатной раздачей чизбургеров, когда масса уличных гопников готова была разнести центр столицы. А вспомнить случай недавнего времени, когда «руденские пацаны» после официально устроенных гуляний в Минске устроили побоище со швырянием булыжников и разгромили пригородный электропоезд!

Подросло новое поколение граждан «благополучной и стабильной» Беларуси: люди с бутылкой пива в руке и «со шкваркой» в голове.

 

II. Толпа и «личное пространство»

Знакомая англичанка, которая прожила в Минске около года, рассказывала, что сумела привыкнуть у нас ко многому, кроме одного — взаимной людской бесцеремонности (по-русски говоря, обыденному хамству):

— Вхожу в вагон метро и чувствую, как сзади подталкивает меня в поясницу чья-то рука. Толчок не сильный, а так, «для порядка» — как в улье или муравейнике при контакте насекомых. Заведомо ясно, что быстрее, чем кому бы то хотелось, пассажир не продвинется, но ваши люди, похоже, инстинктивно производят «пальпацию» впередистоящей особи. В Лондоне, если вы вот так же хамски прикоснетесь к кому-то, то наверняка получите ответный удар зонтиком или тростью. Ваше чисто машинальное движение расценят как физическое нападение…

Для сравнения характеров минской толпы и лондонской мне показали вот этот фотоснимок:

Да, толпа явно «не наша»… Иной тип. Гляжу на фото и думаю вот о чем: за давностью лет уже, верно, не важен событийный повод, по которому десятки тысяч лондонцев заполнили пространство какого-то там «сквера». Более интересно другое — форма самоорганизации людского скопления.

Приглядимся внимательнее: это толпа, но не стадо. Вне сомнения, действует тот самый «эффект английского джентльмена», о котором писал еще Тургенев в «Отцах и детях»: требуя уважения к себе, человек уважает прочих сограждан. Так люди становятся не «массами», не «материалом», а самоценными личностями.

Что я мог ответить англичанке… Что, к сожалению, по нашим улицам ходят люди, о которых принято говорить, что они выросли в очередях. Что их отцы и деды-прадеды спали вповалку на полатях, на нарах и «ген давки» укоренился, похоже, надолго.

Да, есть проблема того, что на среднеевропейском уровне понимается как personal space — личное человеческое пространство.

Захожу в современный минский банк, чтобы получить наличность. Очередь — каких-то пять человек, все стоят свободно. Следом за мной влетает объемистая тетка с пластиковыми авоськами и бросается грудью на прилавок. Однако ей вежливо указывают на белую черту. Эта черта на полу зала метрах в двух от окошка — граница пресловутого personal space. Когда первоочередной клиент манипулирует с деньгами, то из уважения к такому интимному процессу остальные люди должны выдерживать дистанцию.

Тетка, ругаясь вполголоса, становится за мной. Она уверена, что если перед прилавком никто не сгрудился, не прилип один к одному, то это противоестественно. Нашу флегматичную очередь она всей своей натурой пытается превратить в агрессивную напирающую толпу.

«Жэншчына! — в конце концов заявляю я, не в силах сдержать ее толчки в лопаточную область и жаркое дыхание в затылок. — У вас замечательный по красоте и мощи бюст, но от того, что вы им свалите меня наземь, банк не станет работать быстрее».

Тетка сосредоточенно сопит, пытаясь вычислить процент комплимента в моих речах. А когда я оказываюсь у белой черты, выдает мне на прощание ощутимый пендель.

Я знаю, кто устроил давку на Немиге вечером 30 мая 1999 года — сынки этой тетки.

Еще картина. Вполне культурная и просторная конечная остановка троллейбуса с тыльной стороны железнодорожного вокзала — на улице Дружной. Народу человек тридцать, но никто не нервничает. Все знают, что регулярно приходит просторный сдвоенный троллейбус, в котором всем хватает места.

Но вдруг появляются трое с базарными сумками: папаша с мамашей и сынуля-подросток. Их всего трое, однако семейка эта мгновенно делает тесным пространство остановки, электризует прежде спокойных пассажиров. Нужно быть профессиональным режиссером, чтобы воспроизвести такую манеру поведения: громкие реплики, метания с сумками, загораживание выхода к бордюру, агрессивное оттирание прочих людей. Слышно, как папаша инструктирует сынка перед подходом троллейбуса: «Ты давай пробивайся вперед и занимай места». И мускулистый парнишка «пробивается», отталкивает в дверях женщину с младенцем, а затем разлегается на четырех сиденьях сразу и верещит на весь салон: «Тут занято!»

Люди, одумайтесь! Ради чего давитесь? Это что — последняя шлюпка на тонущем «Титанике»? Ехать максимум полчаса, а вы готовы затоптать ближнего.

Можно не сомневаться, что, собравшись массой, такие парнишки при случае устроят новую «Немигу».

Самое страшное, что большинство погибших в переходе были девушки — сорок две. А многие их сверстники мужского пола вывернулись благодаря силе собственных мускулов.

«Хамье, — довелось услышать злое суждение. — Агрессивный напор одного жлоба тысячекратно умножался массой схожих индивидуумов».

Действительно, если кто-то упрется, толкнет в спину стоящего впереди человека с усилием двадцать килограммов, а он в свою очередь сделает то же самое с соседом, то уже через два-три десятка людей суммарное давление достигнет полутонны. И каково придется тому, перед кем окажется бетонная стенка?

А где были стражи правопорядка?..

 

III. «Коэффициент полезности милиции»

Есть непреложный факт: милиция тоже пострадала в катастрофе на Немиге. В числе 53 погибших были двое сотрудников органов внутренних дел.

Боец ОМОНа отдает честь укрепленному рядом с цветами черному берету погибшего 30 мая 1999 г. омоновца Владимира Говина на стене подземного перехода станции метро Немига.

Честь гражданскому подвигу молодых людей в погонах. Но это был именно гражданский подвиг. А совершили ли подвиг служебный отцы-командиры этих милиционеров?..

В газете «Народная воля» за 24 августа 1999 года довелось прочитать весьма злое и весьма аргументированное суждение о роли милиции Максима Ясюлевича, служащего из Минска:

«Много говорилось и писалось в прессе о кровавых событиях на станции метро «Немига» 30 мая этого года, но, похоже, тема эта не будет до конца исчерпана, а народу никогда не будет сказана вся правда. Именно поэтому хочу высказать свое мнение о виновных в массовой гибели молодых людей. По утверждению официальных лиц и руководства МВД, для «соблюдения» порядка во время проведения «Праздника пива» и поп-концерта было привлечено около 200 милиционеров, омоновцев и представителей других силовых служб.

В кульминационный момент, предшествовавший трагедии, на самом опасном участке, у входа в метро «Немига» оказались только пять работников милиции (причем два из них были не на службе, а отдыхали с родственниками на празднике и добровольно пытались оказать помощь дежурным нарядам милиции).

Где были остальные?

Как свидетель происшествия, могу утверждать — попрятались от дождя в спецавтобусах, машинах и в здании Дворца спорта. Спрятались не от бомбежки, цунами и извержения вулкана и даже не от вооруженной банды, а от дождя. Вдумайтесь только, три милиционера из 200 спасали ребят и пытались остановить толпу, а остальные сбежали, не выполнив свой главный профессиональный долг — спасать людей в опасной ситуации.

Что это — трусость или банальный непрофессионализм?

Скорее последнее. Дело в том, что их никогда не учили спасать людей, — они натасканы разгонять демонстрации, избивать людей дубинками и просто «не пущать». Вот почему только 1,5 процента из них выполнили свой долг. Этот процент и можно считать коэффициентом полезного действия ОМОН 30 мая у метро «Немига».

Как гражданин своей страны твердо убежден — в этом кровавом событии есть непосредственные виновные.

Во-первых, на мой взгляд, не то место было определено для проведения массовых мероприятий. С одной стороны река, с двух других — транспортные магистрали и узкий вход в метро (прямой эффект горлышка бутылки). И, что самое главное, никто не распорядился закрыть станцию метро «Немига» на время массового мероприятия, а это не что иное, как очевидный и элементарный дилетантизм. Ведь не случайно же жители Москвы, Киева, Санкт-Петербурга и других крупных городов, где есть метро, узнав о трагедии на Немиге, задают только один вопрос: «Как могло случиться, что станция метро на время мероприятий не была закрыта?».

Кроме того, район Немиги — исторически святое место, где покоятся кости наших предков. Поэтому там веками не селились минчане, не проводилось празднования. Да и 30 мая совпало с религиозным событием — Святая Троица, когда люди должны заниматься очищением души, а не пьянством. Однако это уже нравственный, а не юридический аспект, и судить за это будет, как говорят, Бог. Правда, чиновники... существующие только для того, чтобы «все запрещать», полностью лишены национальной гордости, не знают истории своей страны, так как Главная настольная книга у них — «Краткий курс истории партии».

Во-вторых, виноваты омоновцы и милиция, которые сбежали с места трагедии и не выполнили свои прямые обязанности — обеспечить порядок и безопасность, спасти молодежь. Как утверждают специалисты, для предупреждения катастрофы на «Немиге» хватило бы 40–50 профессионалов, — четверть от присутствовавших на мероприятии милиционеров и омоновцев. И что нельзя понять и простить — они предали своих пятерых коллег, оставив их без помощи против возбужденной толпы.

Убежден, что в конце концов виноватых все равно не окажется. Если президент во всеуслышание заявил, что в трагедии виноват только дождь, то следователю, как добросовестному госслужащему, ничего не останется, как подтвердить этот факт, тем более что дождь действительно был...».

Надеемся и верим, что сегодня в учебных заведениях для милиции осваиваются специальные навыки «сдерживания и направления» (а не только «подавления») людских масс. Но что, собственно, есть толпа? С какого количества людей она начинается? Сто человек — это толпа? А тридцать? А пять?..

Толпа, думается мне, начинается с одного человека — когда он решает, что лично ему позволено идти напролом. Когда в узком проходе вместо того, чтобы выждать или обратиться словесно, он толкает соседа. И уже не важно, что может спровоцировать цепную реакцию взаимной людской бесцеремонности и насилия в месте скопления — балдежный концерт группы «Банан-Банан», раздача бесплатного пива или желание укрыться от ливня. В начале цепочки — просто нажим кому-то в спину, а в конце — кровавый студень на бетонной стене.

…Вчера в Минске в 19 часов 30 минут прошел ливень со страшным градом. Точное напоминание о трагедии десятилетней давности.