Политика

Лукашенко: я и знать не знаю некоторые вещи, в которых меня почему-то обвиняют

За последние несколько месяцев президент Беларуси Александр Лукашенко дал много интервью западным средствам массовой информации. Последним из них было интервью агентству «Франс Пресс», состоявшееся 24 ноября. Предлагаем ознакомиться с текстом интервью, размещенном на сайте белорусского президента.

— Господин президент, в чем состоят основные задачи вашей внешней политики?

— Прежде всего хочу сказать, что наша внешняя политика оптимальна на сегодняшний день — это многовекторная внешняя политика. Она исходит из местоположения нашей страны. Находясь в центре Европы, невозможно проводить одновекторную политику, направленную только на восток, на запад, на север или на юг. Отсюда — многовекторность.

Но, тем не менее, мы не ставим перед собой каких-то глобальных задач. Мы не собираемся решать (и не имеем на это ресурсов) какие-то суперстратегические вопросы планетарного характера. Мы четко знаем и представляем свое место в этом взаимозависимом мире. И проводим многовекторную внешнюю политику.

В чем она заключается? Прежде всего, это нормальные отношения с нашими соседями, а соседи от Бога, их не выбирают. Это очень тесные отношения с Российской Федерацией, ведь мы практически один народ — белорусы и россияне. Нас очень трудно разделить, мы очень долго и небезуспешно жили в одном государстве. И высокотехнологичный Запад совсем рядом. Он здесь уже — мы граничим с ЕС. Около половины нашего внешнеторгового оборота — 44 процента — приходится на страны Европейского союза. Вот исходя из всего этого и определяется вся наша внешняя политика.

— Значит, Вы считаете, что Беларусь должна одновременно ориентироваться и на Россию, и на Евросоюз?

— Абсолютно так. Потому что это — наш ресурс. У России огромный ресурс энергоносителей. У Европейского союза — свой ресурс, прежде всего технологический. Вы, Европейский союз, очень продвинуты в этом отношении. И Россия, и Евросоюз используют свои ресурсы. Ну, а у нас ресурс заключается в том, что мы являемся мостом (между Востоком и Западом), и это немалый ресурс для любого государства.

Поэтому мы хотели бы, используя этот ресурс, я об этом откровенно говорю, играть соответствующую роль, нести ответственность за свои функции при поставках энергоносителей из России в Европу, при поставке грузов из Европейского союза в Россию, и наоборот. И я не думаю, что Европейский союз или Россия могут предъявить нам в этой части какие-то претензии. Мы в этом плане очень надежны и гибки, потому что это имеет для нас значение. Это не только наш имидж, это и большая экономика.

— Господин президент, как, каким образом это сделать — ориентироваться одновременно и на Россию, и на Евросоюз? Есть ли какие-то сложности в этом?

— Нет никаких сложностей. Ну, допустим, какие сложности, когда мы торгуем: половина внешнеторгового оборота с Россией, половина — с Европой? Нет же никаких сложностей. Вы — Европейский союз — покупаете у нас то, что нужно вам. Мы у вас покупаем то, что нам нужно. Тоже самое и с Россией: Россия у нас покупает то, что нужно ей, мы — то, что нужно нам.

Отсюда исходит и политика. Я только что сказал, что мы ведь не претендуем на решение каких-то глобальных вопросов. Нам надо обеспечить политическими методами нашу экономическую составляющую. Поэтому мы должны разговаривать, в силу этого, с Европой. Одновременно мы должны вести диалог и с Российской Федерацией, поскольку мы жили в одном государстве, поскольку все-таки наша привязанность, взаимозависимость, особенно Беларуси от России и в энергоносителях, да и в некоторых других вещах, высока. Тут и то, что мы, как я сказал, один народ. И то, что мы мыслим и понимаем всё так, как россияне. Да и многие-многие другие вопросы способствовали тому, что у нас очень тесные отношения с Российской Федерацией.

И мы пытаемся построить наш Союз таким образом, чтобы он был, я уже ни единожды об этом говорил, на равноправных принципах. Основа должна быть — равноправие. И мы должны с Российской Федерацией, договорившись о том, что мы строим единое союзное образование, обеспечить равные условия для субъектов хозяйствования, для предприятий. Это все не так просто.

И люди должны быть абсолютно равноправны. Тут мы почти все уже сделали: мы не являемся иностранцами в России, и они у нас тоже не иностранцы. У нас здесь отношения даже более продвинутые, наверное, чем в Европейском союзе. Исходя из нашей истории, недалекой истории, прежде всего, мы строим наши отношения с Российской Федерацией, как очень тесные. Но не против кого-то, не в ущерб кому-то.

Ну, а поскольку все-таки другим своим «крылом» мы опираемся на Европейский союз, мы хотели бы иметь соответствующий диалог и с Европой. В последнее время мы видим некоторые ростки — начало этого восхождения, этого «дерева» нормальных отношений, которое начинает произрастать. И это нас радует.

Вы думаете, что мы не можем вести такую внешнюю политику: нормальную с Россией, разговаривая при этом и с Европейским союзом?.. Мы обязаны это делать. Потому что Европе неспокойная страна здесь не нужна. Понимаете? Четверть потребляемого Европой природного газа и треть нефти идет через Беларусь. Поэтому мы не можем себя вести иначе. И Европа должна быть заинтересована в том, чтобы здесь была стабильность, и чтобы мы обязательно имели хорошие отношения с Россией. Также и Россия должна быть заинтересована (они мне об этом всегда говорят — и президент, и премьер, и другие) в том, чтобы у Беларуси и с Европой были хорошие отношения, и с Америкой тоже. Мы так и делаем.

— Что Вы думаете о планах размещения в Европе американской ПРО? Правда ли, что вы предлагали Москве или что Москва вам предлагала развернуть у вас российские ракеты «Искандер»?

— Что вы за этот «Искандер» так уцепились?! Что это уже за проблема для Европы — «Искандер»? Разве это такое опасное оружие? Ничего в этом особенного нет. Я еще раз хочу подчеркнуть: напрасно Европа так переживает по этому поводу.

У нас сегодня вооруженные силы, особенно противоздушная оборона, такие, каких Россия на западном направлении не имеет. Сегодня, это не секрет, идет речь о подписании договора о сотрудничестве в области ПВО между Россией и Беларусью. Что это за сотрудничество? Это сотрудничество заключается в том, что Россия хотела бы рассчитывать на западном направлении на войска ВВС и ПВО Беларуси. Они у нас достаточно мощные, и «искандеры» не очень бы усилили наши вооруженные силы.

Что касается «искандеров», я знаю, что фальсификации появились после моего недавнего интервью «The Wall Street Journal». Я абсолютно не говорил о том, что это — ответ Беларуси в интересах России, что это против Америки в связи с размещением в Европе ее ПРО. У нас есть программа перевооружения нашей армии. Она утверждена несколько лет тому назад. И там черным по белому записано, что мы будем модернизировать свои вооруженные силы, в том числе и ракетную составляющую, меняя некоторые устаревшие комплексы на «Искандер». Поэтому мы давно запланировали купить эти современные комплексы. Но пока у нас это не просматривается в ближайшей перспективе, потому что у нас на это денег не хватает. Вот в чем правда.

— Если вы сотрудничаете с Россией в ПВО, особенно в такой момент, то можно ли это интерпретировать, как ответ на ПРО?

— Абсолютно нет! Знаете, речь идет не о сотрудничестве в смысле ответа на угрозу ПРО. Речь сейчас идет о подписании договора — юридического документа. Что же касается сотрудничества, то обратите внимание вот на что: мы с россиянами создали единую группировку войск на западном направлении, основой которой являются Вооруженные силы Республики Беларусь, плюс — некоторые округа Вооруженных сил Российской Федерации. Это — единая региональная группировка. И в рамках этой единой группировки мы давно сотрудничаем, и не только в вопросах противоздушной обороны. Здесь для россиян нет никаких секретов. Наша ПВО давно работает и в интересах России. Встал вопрос о юридическом оформлении этого процесса. Так что здесь ничего нового абсолютно нет. И нет повода говорить о том, что мы против кого-то это делаем. Вы знаете, нам это не нужно, ни против Европы, ни против Америки. Абсолютно не нужно! И мы не собираемся против кого-то играть. Мы просто будем выполнять свои функции в рамках нашей совместной белорусско-российской военной группировки. И ядром ее является наша, белорусская армия.

— Что Вы думаете по поводу американской ПРО? И об ответе России, ее реакции на эти планы? Это очень важный вопрос для европейской безопасности.

— В этом вопросе важно обойтись без преувеличений. Наверное, здесь словесно слишком далеко зашли стороны. И мне кажется, что развязка проблемы будет найдена. Если американцы думают разместить эти силы противоракетной обороны, имея в виду Россию, — то это, как укус комара слону… Ну что такое десяток ракет, которые они собираются разместить, против такой махины как Россия?! Это просто раздражитель, не больше. Но если это первый шаг, а за ним последуют еще шаги, что не исключено, то это Россию насторожит. И она вынуждена будет (как и всякий бы на месте российского руководства) предпринимать адекватные ответные меры.

И то, что заявлено было — о подавлении этих точек (элементов ПРО) средствами радиоэлектронной борьбы или «искандерами», — поверьте, это еще очень слабый ответ Российской Федерации. У них есть более мощные рычаги. Россияне — умные люди. И понимая, что это очень мягкий ответ на размещение ПРО, особенно на возможные дальнейшие шаги, у России будет более, как они говорят, адекватный ответ. Есть ведь и другие средства, более опасные, чем «искандеры». Если россияне будут видеть новые шаги в направлении развития ПРО в Европе, так у России есть ракеты, которые и не надо везти в Калининградскую область. Они достанут эти объекты (ПРО) с другой части территории России.

Я думаю, что эскалация здесь не нужна ни американцам, ни тем более европейцам. Она абсолютно не нужна! Ну зачем находиться под прицелом ракет Российской Федерации той же Чехии или Польше? Мне кажется, что здесь поспешила одна сторона, в ответ — поспешила другая. Думаю, что развязку они найдут. Что касается американской ПРО, то, полагаю, они и в другом месте могли бы поставить эти комплексы и не дестабилизировать Европу. Не надо Европе это.

— Господин президент, если Беларусь идет навстречу Западу, сможет ли и хочет ли она прийти к членству в Евросоюзе и в НАТО?

— Мы даже таких задач перед собой не ставим — чтобы вступить в Евросоюз, а тем более в НАТО. Нас, во-первых, туда и не зовут. Мы даже не обсуждали подобную проблему. Может быть, когда-нибудь эти вопросы и встанут перед нами. Но пока они не стоят, тем более что мы являемся членами военно-политической Организации Договора о коллективной безопасности (где, кстати, сейчас мы председательствуем). Более того, мы находимся в военно-политическом союзе с Российской Федерацией (я только что сказал, что продукт этого военно-политического союза — единая группировка сил на западном направлении России и Беларуси). И Россия очень много делает для нашей армии, понимая, что Беларусь здесь обеспечивает безопасность всего Союзного государства.

Что касается Европейского союза. Дай Бог нам убрать все экономические барьеры, которые сегодня не по нашей вине во взаимоотношениях с Европейским союзом существуют. Но мне кажется, что мы их уберем, если у нас процесс и дальше так пройдет. И мы будем хорошим экономическим партнером для Евросоюза. Дай Бог нам наладить нормальное сотрудничество в сфере экономики с Европейским союзом.

Я знаю оценки разумных людей в Европе, в том числе в Европейской комиссии. Они говорят о том, что когда рассматривался вопрос о приеме новых членов в ЕС (еще до вступления Прибалтики и других государств), если бы речь шла о Беларуси, то она была бы самой подготовленной в этом отношении. Потому что у нас нет проблем с дефицитом бюджета. У нас здесь порядок. Мы не создаем и никому не создавали проблемы. То есть это спокойная, мирная европейская страна, которая существует в интересах Евросоюза. Это мнение не распространялось, но оно мне хорошо известно.

Однако же еще раз честно и искренне говорю, что мы не подавали заявок ни в Европейский союз, ни в НАТО. Такой вопрос в Беларуси не стоял и не обсуждался. Но партнерами мы для вас будем хорошими всегда, если вы этого захотите.

— Что Вы думаете о расширении НАТО? Разделяете ли Вы российские опасения?

— Да, мы разделяем российские опасения. Мы понимаем, что нет необходимости в расширении НАТО. Мы — ближе к натовским войскам, чем Россия, мы непосредственно граничим со странами, которые входят в НАТО.

Расширять НАТО, усиливать, зачем? Давайте лучше будем думать о том, как демонтировать ту милитаристскую машину, которая сегодня и у нас, и у вас. Она абсолютно не нужна. Ну, и потом, давайте будем честны: разрушая Варшавский договор, этот блок, который противостоял НАТО, вы обещали, что НАТО не будет. А оно не только не исчезло, оно укрепляется и расширяется. Как это понимать?.. Поэтому мы здесь высказываем свою обеспокоенность. Потому что это всё на наших границах происходит.

Зачем в странах Балтии разворачивают силы быстрого реагирования? Зачем? Как вы собираетесь реагировать на какие-то процессы в Беларуси? Вы же заставляете нас адекватно реагировать. И мы создали силы специальных операций в Беларуси. Допустим, самолеты НАТО начинают летать у границ нашей страны. Зачем? Мы в итоге вынуждены усиливать свою противовоздушную оборону. То есть эти действия подстегивают так называемую «мини-гонку вооружений». Мы должны, мы вынуждены адекватно реагировать на все телодвижения вашей военной машины. А мы этого не хотим. Честно говоря, у нас есть много проблем, на решение которых надо тратить деньги. А нам приходится усиливать нашу военную составляющую. Ну зачем нам смотреть друг на друга через мушку? Зачем через прицел нам друг на друга смотреть? Давайте лучше будем разговаривать и делом заниматься. Будем бороться вместе с этим мировым кризисом и, преодолев его, будем делать жизнь наших граждан лучше. А если мы уберем вот эту военную составляющую, а это немалые деньги, наши люди будут намного лучше жить. Мы этого хотим. Поэтому еще раз подчеркиваю: оставив блок НАТО после распада Варшавского договора, Запад нечестно в этом плане поступил. И американцы, и европейцы, усиливая этот блок, провоцируют, в том числе и Россию, на ответные действия. Так что в этом отношении, конечно же, мы занимаем позицию Российской Федерации.

— Что может дать Европе развитие отношений с Беларусью? И, по-Вашему, какие преимущества для Беларуси в таком сотрудничестве?

— Насчет преимуществ я уже сказал: мы хотели бы, чтобы этот рынок, где мы работаем сейчас, расширялся, углублялся, чтобы наши товары находили место там, в Европе, чтобы мы могли свободно реализовывать нашу продукцию, чтобы не было никаких барьеров. Ответно — мы готовы поступать так, как и Европейский союз.

Что полезного для Европы, то мы тоже эту проблему уже обсуждали. Ну как может Европа существовать без своего сердца — без центра? Ведь географический центр здесь. Как? Наверное, трудно.

Есть два гигантских геополитических образования — Европейский союз и Россия. Мост — Беларусь. Вот и всё значение Беларуси для Европы. Мост должен быть прочным. Это — интерес Европы. И европейцы должны быть, в общем-то, нам благодарны за то, что мы в порядке содержим этот мост. Как бы вы нас не критиковали, что у нас и того, и этого не хватает, и каких-то свобод, и так далее, но, тем не менее, вы всегда отдаете должное, что мост этот содержится в порядке, и по нему спокойно можно ездить, летать, ходить. Мы — не закрытая страна. Пожалуйста, мы — открыты, пусть приезжают люди, смотрят, работают здесь. Но только на взаимных условиях и так, чтобы это было солидно, и вы нас никогда не подталкивали в спину: делайте то, делайте это (то, что мы вообще делать не должны). То есть, чтобы не исходили из двойных стандартов.

Европа должна быть заинтересована в такой спокойной Беларуси. Потому что, если здесь будет неспокойно, будет плохо и Европе.

— Вы говорите о «двойных стандартах». А Вы можете сказать, о чем Вы думаете, когда Европа пользуется двойными стандартами?

—. Постоянно нам предъявляются претензии. К примеру, у нас демонстрация какая-то там незаконная и несанкционированная: начинают бить, ломать… Как вы во Франции в таких случаях поступаете? Даже вы, оплот демократии, очень жестко поступаете, мы это видели. Почему тогда вы считаете, что у нас должны быть беспорядки, и мы должны на это спокойно смотреть? Если мы поставили нарушителей на место, то вы их считаете политическими заключенными, говорите, что мы применили какую-то силу, неадекватные действия и так далее… Почему вы у себя поступаете так, а от нас требуете поступать по-иному? Как и во многих других ситуациях.

Я вам должен сказать, что и демократии, и прав для наших людей здесь не меньше, чем даже во Франции. Просто мы, может быть, не научились это так подавать в средствах массовой информации. Но зато мы более искренни и откровенны. Как есть — так есть. Хотелось бы, чтобы журналисты правильно оценивали эти процессы. Побудьте в Беларуси, походите, поездите, посмотрите. И увидите для себя совершенно новую страну, не такую, как ее описывают и рисуют в средствах массовой информации Запада, да и, порой, России.

— Что касается России. Изменила ли война в Грузии ваше отношение к России?

— Нет, абсолютно нет. Сегодня уже, наверное, ни для вас, ни для кого не секрет, что конфликт этот был спровоцирован грузинской стороной. Россияне не являются причиной этого конфликта.

— Почему Беларусь тогда до сих пор не признала независимость Абхазии и Южной Осетии? У вас есть намерения признавать или нет?

— Я совсем недавно говорил об этом: мы хотели бы пройти этот путь, как прошли его россияне. Да, президент должен подписать указ, если это признание. Но я хотел бы, чтобы эта тема прозвучала в обществе. Чтобы наш парламент, новый парламент (я еще до его избрания это сказал), это обсудил. Пришел новый парламент — он обсудит эту проблему. Выскажут свою точку зрения и элита, и народ, и парламент. Тогда и президент будет принимать решение. Но я еще раз подчеркиваю: если кто-то ставит этот вопрос в зависимость от России, что это — поддержка России — напрасно! У нас с Южной Осетией и Абхазией, с Абхазией особенно, свои давние дружеские отношения. Когда Абхазию хотели блокировать (на саммите СНГ с подачи Грузии: давайте блокируем Абхазию, она никуда не денется), я заблокировал решение этого вопроса. Я сказал, что Беларусь никогда не согласится с тем, чтобы заблокировать народ. Почему они умирать должны голодной смертью? И абхазцы к этому очень хорошо отнеслись. Поэтому у нас свои отношения, добрые отношения с Абхазией. Я хорошо знаю там ситуацию.

Если мы будем решение принимать по Абхазии и по Южной Осетии — это будет наше решение. Не решение под давлением России. Да я никакого давления и не потерпел бы в этом отношении. Не думаю, что это очень важный сегодня вопрос для них. Уже они существуют де-факто и де-юре как независимые государства!

— Ваши тесные энергетические связи с Россией и то, что вы получили от России — это как-то угрожает независимости Беларуси?

—. Абсолютно нет. В том числе это касается и уже полученного нами кредита в миллиард, Вы, кажется, его имели ввиду?.. Полагаю, нам поможет и МВФ — тот же миллиард, а, может быть, и больше. В МВФ нас не очень-то любили в свое время. Но и они уже отмечают прогресс и немалый в экономике Беларуси. Мы прислушиваемся, ведь они не только нас критикуют, но и подсказывают. Вот допустим, последняя миссия в нынешней ситуации высказала два или три замечания. И я абсолютно согласен с замечаниями МВФ! Мне кажется, что нас готов и Запад поддержать в этом отношении в этот период. Это же вопрос обсуждаемый. МВФ не выделит кредит без одобрения Западом, без Евросоюза и Америки. Потому что, если он будет выделен — это будет поддержка Беларуси Евросоюзом и Америкой. Мы так это расцениваем.

Россия выделяет нам деньги (миллиард они уже выделили, еще миллиард — в будущем году), но эти деньги не для экономики предназначены. Эти деньги идут нам в резерв для поддержания курса нашей валюты. Чтобы не было обвала на финансовом рынке. Хоть у нас и у самих определенные есть запасы, но мы хотели бы эту «подушку безопасности» увеличить, чтобы наш народ был спокоен. И спасибо россиянам за помощь.

И нас удовлетворяет ход переговоров с Международным валютным фондом на сегодняшний день. Мы ждем решения от МВФ.

Что касается зависимости по энергоносителям — ну так и Европа не в меньшей степени зависима в этом плане от России. И, тем не менее, свою независимость она не потеряла, и, наверное, не думает, что потеряет. Точно так и мы думаем. Главное, чтобы мы были состоятельными, работала экономика, и могли платить. Других проблем нет у нас с Россией по энергоносителям. Взял — заплатил. И полная независимость. Россия никогда не довлела над Беларусью. Да и я никогда бы этого не допустил. Я, как глава государства, являюсь гарантом независимости нашей страны. Поэтому я искренне и честно говорю, что Россия нас не давила в этом плане. Знает, что это — бесперспективно. Да и, наверное, не нужно. Россияне и руководство России абсолютно объективно оценивают ситуацию. И они нормально понимают ситуацию.

— А когда были проблемы с «Газпромом», с «Транснефтью», это были политические или экономические проблемы?

— Это была какая-то безумная проблема. Мы друг перед другом извинились. Это абсолютно недопустимо и неприемлемо в отношениях между государствами. Мы отстаивали свою цену на газ (так, как это было договорено и скреплено Договором между Беларусью и Россией), они — предлагали свою. Если мы даже не договорились, то вентиль закручивать не надо было. Я думаю, такого больше не будет в наших отношениях. Поэтому никакой тут политики нет, и никакой экономики нет. Это просто недопонимание.

— На таком высоком уровне?

— Это может быть и на высоком уровне. Кто-то кому-то там сказал, кто-то чего-то не понял, кому-то захотелось усилить это указание — вот оно и пошло... Но я не стал бы абсолютизировать подобные случаи.

— Нам как-то кажется, что медленно продвигается интеграция в рамках Союзного государства России и Беларуси. Вы считаете, что есть будущее у этого союза?

— По отдельным направлениям мы очень далеко продвинулись. Согласитесь, это дорогого стоит, когда русский человек приезжает в Беларусь, как к себе домой; или мы приезжаем в Россию, как к себе домой. Это дорогого стоит.

Но то, что у нас есть торможение по другим направлениям, а эти направления предусмотрены Договором о создании Союзного государства, то, что у нас до сих пор нет Конституционного акта, где было бы прописано, как будет устроено это союзное образование, то, что в силу этого не решаются другие вопросы — это плохо.

— Значит, без Конституции ничего невозможно?

— А какое может быть Союзное государство без основополагающего документа, без фундамента? Согласитесь, никакого. Когда будет Конституционный акт, там будет прописано всё. Но как создать такой тесный Союз и при этом остаться суверенными, независимыми государствами — Россией и Беларусью? Я считаю, мы тоже могли бы найти развязку этому вопросу. Может быть, на каком-то этапе в России опять возобладало мнение: «Вот мы — большие, они — поменьше»?

— Значит, проблема больше в России?

— Да. Мы действуем в соответствии с Договором, который никто не отменил. И Россия из этого Договора не вышла. А там черным по белому прописаны этапы становления, создания этого Союзного государства. Но мы, какой бы документ не прорабатывали, какой бы процесс не рассматривали, мы исходим из равноправия. Вы согласны, что нельзя построить Союзное государство без равноправия? Там не могут быть старшие, младшие братья. Ну и потом, откровенно говоря, мы же рассчитывали, что к этому союзу может присоединиться Украина, Казахстан, другие государства. Куда они, к чему они будут присоединяться, если там будет старший брат и братья поменьше, помладше? Они не присоединятся. Поэтому, если Российская Федерация хочет, чтобы были перспективы у этого Союза, чтобы этот Союз продвигался и дальше, то надо соглашаться с этой равноправной основой. Большой ты или малый, но надо разговаривать за одним столом на равных условиях.

— А как идет работа над проектом Конституции?

— Несколько проектов готово. Российская сторона предлагает проект Конституционного акта, который слабее ныне действующего Договора. На что я реагирую: зачем тогда нам смешить людей и на референдуме принимать такую Конституцию, если она слабее этого Договора? Пусть тогда действует Договор. Конституция должна быть Конституцией. Есть определенные к конституции требования, принципы, известны все разделы конституции, которые одинаковы что во французской, что в нашей, что в российской, что в казахской (тем более, они похожи, наши конституции, — мы пользовались вашей конституцией, российской, в Казахстане брали некоторые нормы, в Америке, когда создавали свою). На основании этого и надо создавать будущую Конституцию.

— Почему Вы считаете, что Евросоюз в последние недели стал лучше относиться к Беларуси?

— Все-таки Европейский союз озабочен тем (не знаю только почему такая озабоченность), что мы можем потерять независимость. Это, прежде всего. Во-вторых, вы видите, что с энергетикой творится. Ну ладно, сегодня цены упали, но это еще не окончательный вариант, они завтра могут и подскочить. Поэтому, да и в силу того, о чем мы здесь с вами говорили — о роли Беларуси — Евросоюз сделал определенные выводы.

Ну и потом, наверное, последние выборы убедили европейцев в том, что какая бы тут ни была «диктатура» — не Лукашенко виноват в том, что оппозиция не может делегировать во власть своих людей. Они увидели это невооруженным глазом. Мы приглашали всех желающих наблюдать, для всех были двери открыты. Даже тем, кому запрещен въезд на нашу землю — тоже всем разрешили, все приехали. Они увидели реальное положение дел и поняли, что плохой ли, хороший ли Лукашенко, но он избран народом. Депутаты, нравятся — не нравится, они тоже избраны народом. Значит, надо иметь диалог с этой властью...

Поверьте, мы высоко оценили шаги, сделанные Европейским союзом. Хотелось бы, чтобы они были более существенными, радикальными, чтобы этот диалог был более интенсивным.

— Теперь вы и с США хотите улучшать отношения. У вас есть особые надежды на новую администрацию Обамы, и, может быть, на Хиллари Клинтон?

— Хиллари Клинтон я видел лично всего один раз. Но Билла Клинтона (как он меня, так и я его) знаю хорошо. Что касается назначения Хиллари Клинтон государственным секретарем, то я здесь не лелею каких-то надежд. Но, мне кажется, что в какой-то момент нам удастся солидно переговорить и может даже провести солидные переговоры: честно, откровенно сказать друг другу в глаза, что мы думаем. Я на это рассчитываю. И рассчитываю и на Билла в этом плане, если уже так откровенно говорить. Но вы же понимаете, Америка — это давнее, стабильное независимое государство, где все уже отрегулировано, и машина эта движется. И даже если в эту машину садится новый водитель, она все равно движется в нужном направлении — в интересах американцев. Да, могут быть какие-то нюансы. Да, по дороге они могут обратить внимание не только на Польшу, Германию, Францию, Ирак и Россию, но они увидят рядом с Украиной и Беларусь. Поэтому мы на это надеемся. Но мы выстраиваем отношения не только с администрацией, с новым президентом. Мы выстраиваем отношения так, чтобы это было выгодно и нашему народу, и американскому народу. Мы с американским государством выстраиваем наши отношения. И мы начали их выстраивать во времена «неудобного» (я в кавычки беру это слово) Буша. И мы полны решимости продолжить этот процесс.

— Как сложились хорошие отношение с Клинтоном?

— Эти отношения у нас сложились со времен подписания Договора и Протокола по выводу ядерного оружия из Беларуси. Я, Ельцин, он, Кучма и Назарбаев подписывали этот документ. Тогда мы просто познакомились. Потом я был в Америке, позже мы встречались. И даже когда он уже не был президентом, мы по-дружески общались. Он мне импонирует многим.

— А вот то, что вы принимали Чавеса и Ахмадинежада не означает, что вы считаетесь частью антиамериканского альянса, или что-то в этом роде?

— Абсолютно нет. Я только что сказал, мы не дружим с кем-то против кого-то. Это, во-первых. А во-вторых, почему мы не должны были принимать Чавеса? Чавес бывает во всей Европе: и во Франции, и в Испании, и в Португалии, везде бывает, его принимают. Почему мы не должны принимать? Тем более, у нас там значительные интересы, мы там работаем очень интенсивно, мы там добываем нефть. У нас большие интересы в Венесуэле. Мы в десять раз, как ни с кем, увеличили с ними товарооборот. И наш экспорт туда значительно выше импорта. Чавес готов наших специалистов приглашать: мы там строим предприятия, добываем нефть и так далее. Почему я не должен этого человека принимать? Мы благодарны ему, потому что он много сделал в наших отношениях, для Беларуси.

То же самое и с Ахмадинежадом. Мы, скорее всего, разработку нефти будем вести там: месторождения подобраны, исследования проведены, сейчас решается финансовый вопрос. Мы интенсивно торгуем с Ираном. И мы нормально выстраиваем отношения. Да и он не только к нам — он и в Москву приезжал, и в Киев, и в другие столицы.

Иран — крупная газонефтяная империя. Европа не побежала в фарватере политики Буша в отношении Ирана, а заняла прагматичную позицию, понимая, что может там наступить второй раз «на грабли», как в Ираке. Где оружие массового поражения в Ираке? Нет его, этого оружия! А я ведь предупреждал, в том числе и американцев об этом. Хусейн никакого ядерного оружия не разрабатывал. Но, тем не менее, страну разбили, разбомбили…

Европа очень правильную позицию заняла в отношении Ирана, очень правильную, имея в виду, что там огромные запасы энергоресурсов. Китай, вы знаете, какую позицию занял в отношении Ирана, и там работает. Почему мы должны иную политику проводить и занимать другую позицию? Тем более тогда, когда нас в Европу не пускали. Мы должны были искать друзей в других частях света, а не в своем европейском доме. Поэтому этот вопрос отчасти и не ко мне.

— Господин президент, теперь о внутренней политике. Как лучше всего управлять Беларусью? Изменился ли Ваш стиль управления за эти годы?

— Конечно, за это время он изменился, и изменился значительно. Вы вспомните те времена, если вы, конечно, бывали здесь, после распада СССР что творилось… Жуть! Есть людям нечего было, предприятия все были остановлены (неплохие, конкурентоспособные предприятия — время потом показало). И как я должен был управлять страной, если мне всё приходилось собирать по кусочкам, по клочкам?

А сегодня мы создали мощную, без преувеличения, индустриально развитую державу. Мы создали государство. Беларусь стала государством. Понимаете? Все атрибуты государственности сегодня есть, сильные атрибуты. И это благодаря тому, что управляли государством. Даже не просто управляли, мы создавали его! Нужна была воля. А как во Франции во времена де Голля было? Мы, кстати, многому у вас учились.

Меня часто спрашивали: «А вот кому вы там подражаете, с кого берете пример?» Конечно, я никому не подражал и, в общем-то, не ставил кого-то себе в пример. Но всегда отмечал де Голля. А какая у него была политика — вы лучше меня знаете. Он укрепил страну за период своего президентства, очень укрепил. И французы благодарны ему за многое.

Но времена меняются… Мы сегодня вполне контролируем ситуацию в стране. И поэтому я объявил о либерализации. Скорее всего, мы в отдельных направлениях перейдем от разрешительного принципа регистрации предприятий к заявительному. Нам бояться нечего. Мы либерализировали банковскую систему. И не только потому, что это финансовый кризис на Западе разразился. Нет. Время пришло такое. Идет либерализация, и нам надо все больше и больше открываться, потому что у нас экономика открытая, она не может быть закрытой. Поэтому и общественную жизнь в новом направлении надо выстраивать. Ну а то, что мы сохранили государственное влияние, так сегодня даже американцы с англичанами (кто бы мог подумать!) заговорили об усилении роли государства. Начали национализировать всё, начиная от банковских институтов и заканчивая отдельными предприятиями. Значит, не совсем неправ был Лукашенко.

— Что привело Вас к решению освободить всех политзаключенных в этом году?

— Знаете, мне уже этот вопрос изрядно надоел — о политзаключенных. Во-первых, у нас нет политических статей, и не может быть политзаключенных. Это — обычные уголовники. Одни — налоги не платили, второй — взрывные устройства разбрасывал в ОМОНовцев, поэтому и получил по заслугам. Получил еще минимум. Но вы хотели, чтобы мы их освободили? Хотела Европа, американцы хотели. Мы их освободили. Я в шутку говорю: «Кого еще освободить, чтобы мы еще друг к другу могли сделать столько шагов навстречу?» И я честно и откровенно говорю: вы — хотели этого, мы — сделали. Я предупреждал европейцев: если вы рассчитываете, что они, вот эти так называемые «политзаключенные», выйдут на свободу и перевернут здесь всю жизнь, вывернут ее на изнанку — не надейтесь, они полные банкроты. Вы убедились в этом по прошедшим выборам. Какую роль они там сыграли, так называемые «политзаключенные»? Да никакую! И их родственники в парламент не прошли из-за их фамилий, из-за их деструктивной позиции.

Что касается «на что мы можем пойти»… Ну, а на чтобы вы хотели, чтобы мы пошли?

— Евросоюз просит, чтобы вы отменили, скажем, политические статьи в Уголовном кодексе.

— Какие?

— Например, вот то, что является преступлением клевета против Вас, против лично президента.

— Клевета против любого гражданина недопустима! У вас во Франции, опять же в России — это подсудное дело. Почему клевета не должна быть наказуема? Почему мы это должны отменять, а вы — не должны?! Ну, если уж Европейский союз так этого хочет или американцы, и готовы нам навстречу в чем-то пойти — отменим и статью о клевете на президента. Я готов терпеть клевету ради добрых отношений Европы с Беларусью. Если уж это так важно… Но не должно быть двойных стандартов. Не требуйте от нас того, что не делаете вы. Это будет честно и порядочно. Я так полагаю.

— Вы обещали дать больше свободы СМИ. Почему раньше была она ограничена? И теперь будет лучше?

— Это вы говорите: «Надо больше свободы средствам массовой информации!» Ну, если надо, скажите, где надо больше сделать. Вон в Администрации президента есть киоск газетный, можете купить оппозиционную газету, к примеру. Если уж я такой плохой, то в собственном доме, образно говоря, я бы не продавал оппозиционные газеты. Покупают наши чиновники, читают их. Не потому что они верят тому, что написано. Сравнивают: что там написано, что здесь.

Если кто-то думает, что я буду издавать оппозиционные газеты или дотировать их — этого не будет. Вы же так не поступаете, вы же не платите не за свои СМИ. Если эта газета содержится на американские или европейские деньги — ну на здоровье, тогда пусть хозяева и платят. Мы тоже глаза на это закрываем... Мы же эти издания не закрываем, не трогаем. Что еще надо?

И я вам советую посмотреть: где уж мы там ущемили оппозиционные СМИ? Они хотят, чтобы мы их печатали, распространяли, до людей довозили. Обленились они, зажирели на ваши деньги. Вы им переплачиваете. Они должны быть каждый день чуть-чуть голодными, в хорошем смысле слова, тогда они будут что-то делать. А так строчат вам туда петиции: «А-а-а, тут Лукашенко запретил»... А Лукашенко и знать не знает некоторые вещи, в которых меня почему-то обвиняют.

Там, где они нарушают порядок общественный, то я как президент, с меня же люди спрашивают, должен порядок навести. Вы уж мне разрешите этот порядок в стране наводить. Так, как во Франции вы это делаете. Я не говорю, что должно какое-то исключение быть. Вот как у вас — так и у нас. А Франция — это демократическое государство, как мы полагаем. И никто не упрекает вас за то, что вы бесчинствующих мальчиков, которые жгли автомобили, магазины громили, ставили на место. Мы к этому положительно относились. Во Франции должен быть порядок. Там большинство людей — это те, кто хочет жить спокойно. Или в Германии вон разгоняют демонстрации: и слезоточивый газ, и прочее… Или Грузия: слезоточивый газ, пластиковые пули, дубинки. Мы, кстати, никогда ни слезоточивый газ, ни пластиковые пули не применяли для разгона демонстрантов.

— А когда в Евросоюзе критикуют вас за то, что посадили людей, которые участвовали в демонстрации?

— Посадили? Ни одного не посадили. Задерживали. Конечно! А как же? Как у вас задерживают, или в России для выяснения: «Объясните, почему вы это делали?» Кто-то, конечно, 10 или 15 суток получил за то, что в бессознательном, пьяном состоянии нарушал порядок. Поэтому зря вы думаете, что мы пересажали всех в тюрьмы.

— Когда вас критиковали, говорили (вот это из США, если не ошибаюсь), что Вы — последний диктатор... Ваша личная реакция на это?

— Сейчас — с иронией и улыбкой. Я часто журналистам говорю, что надо еще сказать Кондолизе Райс спасибо, что там кто-то придумал и ей в уста вложил эти слова. Ну, а если уже всерьез говорить: ну это же не серьезно... У нас нет оснований, нет возможностей и нет ресурса для того, чтобы кому-то что-то диктовать. Здесь нельзя быть диктатором, в Беларуси. Беларусь, в силу своего положения, должна дружить со всеми. Диктаторы не дружат ни с соседями, ни с кем. А я хочу и с вами, и с немцами, и с россиянами в хороших отношениях быть, жить. Какой же я диктатор? Ну, если вам так удобно говорить, пожалуйста, — это ваш выбор.

— Настанет ли время, когда бы Вы могли сказать: я сделал всё, что должен был сделать и пора уходить или заниматься другими делами?

— Я уже сегодня могу сказать, что я сделал столько, что если бы мне об этом сказали тогда, когда меня избирали первый раз президентом, что я это сделаю — никогда бы не поверил. Впервые в истории нашего клочка земли мы на нем создали страну — независимое суверенное государство, где живут граждане, которые гордятся своей страной, которые хотят всегда вернуться сюда, где бы они ни были. Поэтому я уже сегодня сделал столько, что и сам в свое время не мог мечтать об этом.

А уходить мне, или не уходить… Вы знаете, если бы я себя плохо чувствовал, со здоровьем было что-то неважно, поверьте, я бы минуты не держался за эту власть. Я уже тоже на этот вопрос отвечал: буду я здоров, будет нормальная ситуация, будут ко мне люди так относиться как сейчас — я свою кандидатуру снимать не буду и отказываться от выборов не буду. Пусть решит народ на выборах. Будет иная ситуация, значит, будут другие люди здесь руководить. Беларусь богата талантливыми людьми. Не будет Лукашенко — будет другой.

Вы хотите, чтобы я уже ушел? Наверное, я Европе не очень удобен, да? Но это, наверное, потому что я защищаю интересы своих людей и своей страны. Ну а Николя Саркози, он что, не защищает интересы французов? Защищает. Я тоже защищаю интересы своих граждан. Потому что для этого меня люди избрали. Этот многострадальный народ, который били, топтали, в том числе и французы, и немцы… Мы все время страдали. Но, тем не менее, недавно, кстати, мы французских солдат хоронили здесь, памятник открыли.

Все — история. Поэтому мы так доброжелательно реагируем на эти вопросы. Мы говорим и немцам, откликнувшись на их просьбу: «Давайте перезахороним ваших солдат».

Нормальная цивилизованная страна с нормальным подходом. Не было у нас еврейских погромов (мы хорошо относимся к евреям, здесь была черта оседлости, их было очень много тут), нет у нас этого антисемитизма дикого, нет какой-то религиозной вражды (у нас все конфессии нормально живут). Вот вам и вся диктатура. Плохой Лукашенко или хороший, но я работал ради людей и создавал им нормальную жизнь. И мне люди за это благодарны. Это для меня главное, а не то, что обо мне скажут где-то за пределами моей страны. Меня, конечно, это расстраивает, я тоже человек. А успокаивает, с другой стороны, то, что говорят здесь мои люди, мои граждане, мои избиратели.

— Что Вы думаете об оценке, данной белорусским выборам? Мы немного слышали со стороны наблюдателей из Евросоюза и от демократических неправительственных наблюдателей.

— А почему вы говорите только о Евросоюзе и каких-то демократических организациях? У нас наблюдателей было много: и от СНГ, и из Китая, и из Америки. Разные были точки зрение, разные. Большинство — положительно оценили эти выборы. Многие говорили: «Дай Бог, чтобы у нас так проходили выборы». Они же разные люди. БДИПЧ, ОБСЕ — оценили по-своему. Но при этом люди из миссии ОБСЕ в разговорах с нами, неофициально, говорят: мы поражаемся тому прогрессу, который происходит в Беларуси, в том числе в выборном процессе. Кстати, накануне вечером они общались с наблюдателями из СНГ — у всех единая была позиция. Утром — новый, иной доклад. Ну что ж, мы сказали: «Раз так, над ошибками будем работать». Нам там указали на некоторые недостатки, согласны — не согласны, но мы их все рассматриваем. Мы — хорошие прилежные ученики, грамотные. И мы будем над ними работать, нравятся они нам или нет.

Но я думаю, что объективности здесь еще не хватает в силу двойных стандартов. В России выборы признали? Признали, общаетесь с Россией. Но у нас выборы не хуже прошли. Выборы в Украине — вы вообще почему-то ими восхищаетесь. Почему вы к ним так относитесь, а к нам — этак? Потому что они хотят в НАТО и в Европейский союз, а мы не ставим такие задачи или цели? А зря. Вам не нужны такие двойные стандарты.

Нормально, спокойно относимся мы к оценке выборов. Главное — что потом. А потом — наступил период спокойного, хотя маленького такого еще градуса потепления между Европой, Америкой, и с другой стороны — Беларусью. Вот это надо, прежде всего, увидеть, а не зацикливаться на том, что было вчера. Мы смотрим в будущее.

— Господин президент, насколько Вы популярны в Беларуси? Ваша популярность все также велика, как и раньше? Или она снизилась?

— В разные периоды по-разному бывает. Вы знаете, общественное мнение — это такой плавающий показатель. Когда-то — лучше, когда-то — хуже… В предвыборный период она была очень высокой, и в момент выборов. Потом, как и у вас, наверное, какая-то усталость наступает, и популярность может снижаться на несколько пунктов. Но, знаете, дай Бог, чтобы и дальше так было.

— Так что, Вы не боитесь какой-то «оранжевой» революции?

— Я абсолютно ничего не боюсь. Абсолютно. Мне нечего бояться. И я люблю свой народ. Я работаю ради своих людей. И это не патетика, это не громкие слова. Я люблю своих людей, очень люблю! Я люблю свою страну! Я ее ни на какую другую страну не променяю, как бы мне здесь ни было сложно. И отсюда ко мне отношение со стороны людей. Да, они меня могут ругать за какие-то решения, но они с уважением ко мне относятся, потому что знают, что я буду делать всё для того, чтобы им было лучше. И я сделаю всё возможное. Вот что только сегодня возможно — я для людей это делаю! Люди это знают, и это ценят. Поэтому мне абсолютно ничего не страшно, когда меня поддерживают люди.

— Но довольно много молодых людей уезжает на Запад, чтобы учиться в университетах...

— Нет. Абсолютно немного. Вот к нам значительно больше приезжает для того, чтобы учиться отдельным специальностям. В последнее время — всё больше и больше. И не только врачи, не только военные, не только физики и математики — у нас эти школы очень мощные.

Вот этот кризис, который разразился в мире… Сегодня мы фиксируем большой приток в Беларусь, начиная от строителей и заканчивая учеными, футболистами, спортсменами, хоккеистами и так далее. Все возвращаются на родину. И потом, даже если и раньше выезжали умные люди («утечка мозгов»), то сейчас очень многие вернулись. Это хорошо, потому что они приехали, к примеру, из Франции с опытом Франции. Сейчас этот опыт применят в Беларуси.

Мы, конечно, без восторга воспринимаем, когда люди уезжают. Но останавливать этот процесс мы не намерены. Да, мы будем делать всё, чтобы здесь оставались умные люди. Поэтому Парк высоких технологий сегодня строим, создаем. В десятки раз увеличился экспорт услуг наших программистов Парка за два года. Значит, люди остаются здесь. Только нормальные условия надо для них создавать. Мы их создаем.

—Так что, Вы не видите в этом опасности, что люди уезжают?

— Опасности никакой не вижу. Ни-ка-кой.

— А то, что эти молодые люди в формируются на Западе?..

— Во-первых, этот процесс не является таким, знаете ли, опасным: вот взяли и все уехали. Во-вторых, то, что наши люди побудут на Западе, нам плюс большой. Они приезжают и говорят: «Нет, только в своей стране жить надо. Какой бы ни была хорошей Франция (а она действительно красивая, хорошая страна), какой бы ни была хорошей Германия, Великобритания, мы к себе домой хотим». Это — особенность белорусов.

— Некоторые молодые люди уезжают потому, что им не нравится ваш режим, ваша политическая система. Как Вы можете их убедить, что это изменилось?

— Давайте разберемся. Вот в Германии у власти, к примеру, были социал-демократы. Потом пришла коалиция ХДС/ХСС. Какая по большому счету разница этому немцу, какой там у них режим — социал-демократов или ХДС/ХСС? Что там изменилось в принципе?.. Так и везде. Ты хочешь работать здесь — пожалуйста, регистрируй свою компанию, иди, занимайся делом. Если ты, конечно, хочешь работать. Если ты хочешь быть политиком, заниматься политическими вопросами, тебя может этот конкретный режим не устраивать, потому что ты оппонент этой власти, оппозиционер, хоть и молодой, но оппозиционер. Но раз ты хочешь быть в этой стране политиком, тебе надо бороться. Ты должен быть оппозиционером. Нормальным оппозиционером. Как во Франции, как в Германии, как в Америке, и даже как в России (компартия — в оппозиции, но она никогда своему народу вреда не желает). А если не нравится тебе режим и ты хочешь заниматься политикой, а сам уехал в Германию или во Францию, — ну такой ты тогда политик?

Да, есть определенные люди, оппозиционеры или оппозиционно настроенные, или их дети, которые сегодня учатся где-то в Польше, в Германии или в Литве. Так никому и не запрещено, если у тебя есть на это деньги. Всегда возникает вопрос: «А деньги где взял?» — «Французы дали». Но если французы дали, так чью ты политику будешь проводить, белорусскую?

Поэтому давайте разберемся и всё это разложим по полочкам. Мы никому не мешаем работать. И будет этот режим поддерживать всех тех, кто хочет работать. Кто хочет бороться — боритесь. Но бороться надо здесь! Чтобы был результат. А если ты едешь на Запад бороться с этим режимом… Ну и вам, наверное, такие борцы не нужны, даже если вы против этого режима.

— Вы здесь отчисляете из университета оппонентов режима?

— Полная глупость! Если человек успевает, не нарушает устав учебного заведения, нормально себя ведет, как это положено по законам, кто же его будет отчислять? Ну, наверное, кого-то кто-то отчисляет, если он бездельник. Главное — чтобы хорошо учился. И никто тебя не будет отчислять.

Вы всегда поинтересуйтесь, если кого-то отчислили, поинтересуйтесь: как он учился, посещал ли занятия, и какие оценки получал. Вот и всё.

— Господин президент, нынешний мировой кризис, по-Вашему, это проклятие или удача для Беларуси?

— Для сильных, это и у вас так, и в Америке, — это удача. Тот сильный, кто выдержит этот кризис. Он и займет достойное место в посткризисный период и будет успешным на рынке. Проклятие — для тех, кто сегодня занимался спекуляциями на биржах, на рынках и так далее.

Беларусь не была в это так втянута, и у нас нет огромной внешней задолженности. У нас вообще нет оттока иностранного капитала. Просто западные банки не в таком объеме с нами сотрудничают. Это — естественно, потому что у них проблемы у самих с ликвидностью. Но не сказать, чтобы они вообще свернули эту деятельность. Если вы пришли к нам работать, а мы банков с иностранным капиталом много создали, пожалуйста, работайте здесь в нашей стране. В том числе и в кризисный период. Мы об этом им напоминаем. Потому что потом, после кризиса, к ним будет соответствующее отношение. Почему мы не можем им об этом сказать? Говорим. И они нас понимают в этом отношении. Но опять же, у нас не было огромных заимствований за рубежом. Поэтому мы как-то в стороне остались от этого кризиса. Но есть и проблема — сегодня спрос упал и у вас, и в России на продукцию вообще. На 30-40 процентов упал. Наша страна экспорто-ориентированная, поэтому мы не столько получаем сегодня доходов от экспорта. Вот это самая большая проблема для нас.

— Почему вы запустили план такой широкой приватизации? И почему именно сейчас?

— Вы опять же разберитесь. Нет никакого плана широкой распродажи государственной собственности. Мы никогда не пойдем на «чоховую», обвальную, как в России было, приватизацию. Но мы акционировали большое количество предприятий. И сегодня эти акции лежат в сейфе государства. Придете с деньгами, заинтересуетесь каким-то предприятием, пойдете на наши условия — покупайте часть акций, договоримся. Если вы нас не устроите — мы с вами дела иметь не будем. Поэтому не надо думать, что мы здесь и сейчас — раз… и всё продадим. Приходите с деньгами, говорите о своих условиях, мы вам изложим свои условия. Договоримся — будем действовать. Это же не ново. Вот так надо это понимать. А не так, что мы тут завтра начнем всё продавать с молотка.

— Вы не потеряете контроль над экономикой во время приватизации?

— Мы не собираемся терять контроль. Если потерять контроль, то вы знаете, к чему это приведет. Этот экономический кризис многому научил, особенно европейцев. И европейцы всё больше и больше говорят о нашей модели экономического развития, белорусской модели.

— А вы планируете помогать белорусским предприятиям, пострадавшим от экономического кризиса?

— Помогаем, и будем помогать. Будем их поддерживать. Пока они нас о глобальной помощи не просили. Мы, прежде всего, их напрягаем, чтобы они работали и не паразитировали на этом кризисе. Ну, а где надо помочь — мы поможем.

— Как можно это понимать: где кончается приватизация, где начинается свободный рынок? Что будет в Беларуси? Государственный контроль будет?

— Свободный рынок — однозначно. Конкуренция — прежде всего, какие бы ни были предприятия. Я давно сказал, кому-то может это не нравится, что конкуренция — это великое дело. Когда есть конкуренция — есть жизнь. А она может быть в свободном рынке. То, что государство имеет определенные экономические рычаги — так а у вас во Франции также. Будучи во Франции, я убедился в том, что государство не должно уходить из тех сфер, где оно может работать, где оно не мешает. Где государство не справляется, туда лучше не лезть, пускай там свободно работают предприятия, фирмы, холдинги. Но если государство выполняет свою функцию — пусть и выполняет до поры до времени. Появится эффективный хозяин — отдайте ему бразды, пусть это и частник будет. Он ведь налоги будет платить.

Поэтому никто не отрицает свободные рыночные отношения, абсолютно. Но государство из экономики никогда не уходило и уходить не будет, особенно в этот период этого финансового кризиса.

— Сможет ли Беларусь избежать негативных последствий глобализации?

— Мы никуда не денемся от этого. Мы не можем быть в стороне. А глобальная экономика и глобальные процессы охватили весь мир. И в стороне Беларусь быть не может от этого. И насколько возможно, чтобы не потеряться в этой глобализации, чтобы не раствориться (особенно это касается небольших и средних государств, к которым и мы себя относим), надо ухо держать востро, ибо большие страны быстро «скушают» таких, как Беларусь. Нам приходится вертеться, обеспечивая свою безопасность, независимость и суверенитет.

— Часто говорят о китайском варианте развития общества, экономики, политики. У вас есть это?

— Отдельные вещи у нас очень похожи. Я много бывал в Китае в свое время. Еще будучи депутатом я наше правительство склонял к тому, чтобы мы заимствовали опыт Китая. Оно не очень этого хотело. Став президентом, зная хорошо китайскую модель развития, я очень многое брал у китайцев. Сильное государство, управление, рычаги государственные, контроль, свободные экономические зоны — это и многое другое мы брали у Китая. И китайцы оказались правы. И я был не совсем не прав. А еще мы сохраняли что-то из опыта нашей советской системы.

— Господин президент, если позволите, личный вопрос. Что вызывает у Вас уважение? С кем из современных лидеров Вы бы сравнили себя: с Путиным, Чавесом, с кем-то еще?

— Ни с кем. Я — Лукашенко. У меня есть свой стиль, свое лицо, свои недостатки и свои положительные моменты. Я вижу у многих людей и положительное, и отрицательное, особенно у тех, кого я знаю. У каждого человека есть что-то хорошее, что можно взять. Но, чтобы я сказал: вот икона, на которую я молюсь — нет, такого нет.

— Господин президент, что бы Вы посоветовали Обаме, новому президенту США?

— Я далеко от него. И не совсем знаю процессы, которые происходят в Соединенных Штатах, да и советников у него достаточно. Как-то, отвечая на вопрос западного журналиста, я уже говорил: «Как бы ни было трудно и сложно, ему надо выполнить то, что он обещал». Если он сделает, может быть даже не всё, но будет стремиться сделать, — Америка будет другой. Обама может перевернуть Америку. Но главное — результат. Должен быть результат. Да, время тяжелое. Но и результат будет более заметен, если он будет.

Поэтому я бы ему посоветовал не забывать то, что он обещал, и брать профессионалов к себе. Не важно, республиканец он там или демократ. Мне кажется, он подвижный, умный человек, разберется.