Олег Волчек: милиционеры говорили «вы ж понимаете!» и смотрели на потолок

Правозащитник Олег Волчек 31 января вышел на свободу после отбытия четырехсуточного административного ареста за якобы нецензурную брань.

В интервью интернет-газете Naviny.by он рассказал подробности своего задержания.

— Олег, была информация, что ты пошел на почту, а тебя там уже ждали…

— За мной вели наружное наблюдение. Как бывший следователь прокуратуры, тесно работавший с оперативниками, на улице Каховской я обратил внимание на легковушку, которая совершала вокруг меня подозрительные маневры. Думал, за мной просто следят, чтобы фиксировать мои маршруты и контакты. Когда переходил бульвар Шевченко по пешеходному переходу, эта машина остановилась и меня пропустила. Я водителя кивком поблагодарил за учтивость, все же было холодно, и быстрым шагом пошел к почте.

Машина остановилась, из нее выбежали два человека и сразу ко мне. Они представились сотрудниками милиции: один из — замначальника Центрального РУВД Шахлаем, другой — участковым инспектором. Они потребовали предъявить удостоверение личности. Паспорта с собой не было, и я показал удостоверение «афганца». Им этого документа показалось мало, и меня попросили проехать в райуправление, предупредив, что имеют право задерживать на три часа и в случае неподчинения могут применить силу. Такие «маневры» я тоже знал, и подчинился, чтобы не провоцировать ситуацию. В машине узнал, что на меня будут составлять протокол за мелкое хулиганство.

— Милиционеры были в гражданской одежде?

— Да. Шахлай, как я понял, был за рулем своей личной машины. Во время движения он с кем-то связался по телефону и быстро-быстро заговорил: «Взяли, взяли…» Не знаю, перед кем он отчитывался.

— Тебя отвезли в Центральное или Московское райуправление?

— В Центральное РУВД. Там вокруг меня, что называется, забегали. Оформляла меня целая бригада офицеров. Приходил подполковник — одну бумагу составил, потом майор, потом капитан…. Меня это, честно скажу, даже огорчило. Когда сидел в кабинете, слышал, как по громкой связи сообщали о совершенном преступлении и направляли следственно-оперативную группу на место происшествия. Мной ведь занималось человек семь-восемь. Ведь нужно было вычислять, следить, рапорта сочинять, протокол оформлять… Я пытался выяснить, откуда такое внимание ко мне. Между писаниной они говорили «вы ж понимаете!» и смотрели на потолок.

Да, я понимаю, им дали команду, и они ее выполнили. Я спрашивал у офицеров милиции, не волю ли КГБ они выполняют, но они отмолчались. Оформили меня за мелкое хулиганство, дактилоскопировали, а потом отвезли в Центр изоляции правонарушителей и сдали. На Окрестина меня поместили в камеру с бомжами.

— Ты понял, в чем был смысл твоего задержания?

— Прикидывал со всех сторон. Сперва думал, что намечалась акция оппозиции и меня решили от участия в ней таким образом оградить. Но, насколько знаю, ничего подобного не планировалось.

— Олег, сообщалось, что ты собирался ехать на какое-то международное мероприятие…

— Была запланирована поездка в Польшу, где на нейтральной территории я должен был встретиться с коллегами из России и Украины. Мы хотели поговорить о создании профсоюза для бывших сотрудников правоохранительных органов. Мероприятие должно было состояться в понедельник, 30 января. У меня уже был куплен билет на самолет. Но кто-то дал команду меня тормознуть и посадить на сутки.

— Как тебя встретили в ЦИПе?

— Нормально, и сотрудники, и сидельцы. Первый вопрос от тех и других: «Политический?» Да, говорю, считайте так. В камере на «политического» сразу реакция: «Значит, матом ругался».

— Трудно представить, что ты, зная особенности белорусского бытия, шел по улице и орал на морозе благим матом.

— Я это в суде пытался объяснить, но все мои ходатайства отклонили. Судья был заметно напряжен. Меня удивило, что он запретил в зале суда пользоваться диктофонами. Аудиозапись по закону разрешена.

— Обжаловать решение суда будешь?

— Обязательно буду, мне по статусу положено.