«У белорусской милиции два лица: одно — для общества, другое — для задержанных»

Правозащитники продолжают изучать, как работает белорусская милиция. Но дальше входа в отделения их по-прежнему не пускают. То есть проверить, есть ли питьевая вода и информация на стендах, они еще могут. А вот как содержатся административно задержанные, уже нет.

 

«В изоляторе бегают крысы, а людей выводят в душ раз в неделю»

Попасть в общественную комиссию, которая имеет право посещать исправительные учреждения, для независимых наблюдателей крайне сложно. Правозащитник из Витебска Павел Левинов неоднократно обращался с подобными заявлениями в областное управление юстиции, однако все время получал отказ.

«Независимый наблюдатель может попасть в эту комиссию только по недосмотру чиновников, — считает собеседник. — Поэтому пока мы работаем так: даем анкеты людям, которые выходят из изолятора. Что они рассказывают? В ИВС не хватает питьевой воды, бегают крысы, зимой холодно, обращение грубое, задержанным зачастую не предоставляют отдельное спальное место, в душ выводят хорошо, если раз в неделю. Передачи не принимают, пока не оплатишь свое содержание в изоляторе. А ведь речь идет не о злостных преступниках. Чаще всего туда попадают простые люди. Кто-то поскандалил, кого-то нетрезвым задержали на улице».

Левинов признает, что информация, которую правозащитники получают таким путем, может иметь субъективный характер.

«Условно говоря, человек спал на белых простынях, но его обидели и он пишет, что на кровати не было даже матраца. Как это проверить? Когда есть масса анкет, которые заполнили люди, незнакомые друг с другом, можно найти общие замечания, — отмечает Павел Левинов. — Мы неоднократно направляли руководству ИВС обращения по поводу нарушений, о которых сообщают граждане. В ответ — выдержки из закона, как должно быть, и приписка, что все нормы выполняются. Казалось бы, разрешите независимым наблюдателям увидеть все своими глазами. Если у вас все так действительно хорошо, что вы скрываете? Мы посмотрим, убедимся, и у нас больше не будет вопросов. Но власти упорно не предоставляют доступ».

По словам правозащитника, прямо сейчас в Витебском СИЗО содержится гражданин Великобритании, которого обвиняют в организации незаконной миграции.

«Он там сидит, языка не знает, даже не может попросить воды,— рассказал Левинов. — Переводчика предоставляют только на момент следственных действий. Он два месяца сидит, один раз видел следователя. Я разговаривал с людьми, которые были с ним в одной камере. Говорят, что он просто сходит с ума».

Однако помочь ему правозащитники, по словам Левинова, не могут: «Администрация изолятора отвечает, что мы не имеем права представлять его интересы. Поэтому пока мы обратились в МИД Великобритании. Посольство, насколько нам известно, тоже уведомлено о ситуации».

 

Что не показали Дорофеевой в могилевской тюрьме?

Недавно горячо обсуждались высказывания Ирины Дорофеевой, которая как член общественного совета при МВД побывала в исправительном учреждении Могилева и была так приятно поражена, что заявила, будто бы кормят там не хуже, чем в ресторане.

Правозащитник из Могилева Владимир Кравченко поясняет, что Дорофееву завели в тюрьму, минуя «самое интересное» — изолятор временного содержания, где условия «действительно очень тяжелые».

«Дорофеевой показали камеры, где содержатся люди, приговоренные к длительным срокам заключения — 10-15 лет. Их даже во двор не выводят. Прогулочная камера у них закрытого типа, зарешеченная. Вот раз в день туда выведут, а остальное время они сидят в камере, без работы. Даже скотину хозяин во двор выпускает. Не думаю, что певице это объяснили, — отмечает Кравченко. — Но сами камеры, надо сказать, в этой части тюрьмы более- менее нормальные».

А вот в изоляторе, по словам Кравченко, условия такие, что иногда на 12 квадратных метров помещают 24 человека.

«Когда там так много людей, комиссию не пускают, — поясняет собеседник. — Всю информацию мы получаем от лиц, которые там находились».

Правозащитник отмечает, что общественные комиссии — что при МВД, что при органах юстиции — «сформировали из своих людей».

«Они прекрасно понимают, как себя нужно вести, и не хотят никуда лезть, как всем известная Дорофеева», — говорит Владимир Кравченко.

Изредка туда попадают независимые наблюдатели. По словам правозащитника, аккредитованные наблюдатели заранее должны согласовать график посещения колоний с администрацией.

Результаты мониторинга они направляются в органы юстиции, которые, в свою очередь, связываются с руководством исправительных учреждений. Но с наблюдателями обратной связи нет. Их выводы общественности недоступны, так как нигде не публикуются.

 

«В милиции видят многие проблемы, но не готовы публично их признавать»

Председатель Белорусского Хельсинкского комитета Олег Гулак говорит, что обращался в Министерство юстиции с просьбой включить представителей его организации в состав комиссии, которая сможет посещать исправительные учреждения.

«Ответ был такой: состав комиссии нецелесообразно расширять,— пояснил правозащитник. — Что касается совета при Министерстве внутренних дел, то общественности доступен только его состав, который утверждает сам министр. Ни повестки, ни планов, ни отчетов не публикуется. И входят в этот совет люди, которые, как правило, не имеют ничего общего с правозащитной деятельностью».

Деятелей культуры там действительно больше, чем юристов. Возглавляет совет председатель БТ Геннадий Давыдько.

Для сравнения: в Казахстане подобный совет на две трети состоит из представителей гражданского общества. Любой желающий может направить свою заявку. На данный момент в совет входят представители адвокатуры, преподаватели юридических факультетов, представители правозащитных организаций. Сейчас совет возглавляет директор НИИ уголовно-процессуальных исследований и противодействия коррупции Марат Когамов.

Последние слушания были посвящены проблемам пыток в исправительных учреждениях, а также дактилоскопической и генетической экспертизе при проведении расследований. Заседания транслируются в прямом эфире, тезисы публикуются в газетах и соцсетях.

Олег Гулак говорит, что при проведении мониторинга отделений милиции правоохранители вели себя настороженно, но негативной реакции никто не проявлял.

«У милиции есть два лица. Лицо, которое они предоставляют общественности — оно более человечное. И лицо, с которым они работают с задержанными, — совершенно иное. Возникает вопрос: эта системная установка или инициатива отдельно взятых сотрудников? — говорит собеседник. — Милиционеры видят многие проблемы, и в меру своих возможностей с ними борются, но не готовы публично их признавать. По тому, как Шуневич действовал с пьяным барановичским гаишником… Казалось бы, что проще: извинись за систему. Ведь понятно, что министр не может контролировать каждого сотрудника. Но извинений так и не последовало».

Правозащитник также вспоминает громкое дело Птичкина, когда в СИЗО на Володарского погиб осужденный.

«Все случаи смерти в тюрьме развиваются по одному сценарию, — говорит Гулак. — Если удается добиться возбуждения уголовного дела, крайним оказывается фельдшер, который якобы неправильно оказал медицинскую помощь. Хотя на самом деле все прекрасно понимают, что всё совершенно иначе. Вина фельдшера в том, что он покрывает действия других лиц. Опять же вопрос: система не умеет по-другому работать или система не хочет сдавать отдельных людей, которых объективно нужно наказывать? Общественный контроль, конечно, помог бы пресечь такие случаи. Но пока у нас нет реального доступа в исправительные учреждения».

 

Фото Сергея Балая