Павел Усов. МНЕНИЕ. Между диалогом и политикой двойных стандартов

Павел Усов. Политолог. Аналитик Белорусского центра политических исследований. Окончил исторический факультет Могилевского государственного университета им. Кулешова, магистратуру Варшавского университета. С 2003 по 2005 годы — преподаватель политологии МоГУ им. Кулешова. Диссертационное исследование на тему «Формирование и консолидация неоавторитарного режима в Республике Беларусь 1994 — 2010 годах». Читал лекции по ситуации в Беларуси и других постсоветских странах в университетах и академических центрах Польши и Словакии. Занимается изучением специфики формирования, функционирования и трансформации авторитарных режимов, белорусского режима в частности, геополитическими процессами на постсоветском пространстве.

Продолжая дискуссию о степени эффективности санкций по отношению к авторитарным режимам в целом и к белорусскому в частности, хотелось бы обратить внимание на следующий факт. Дело в том, что спор о том, должен ли Запад проводить политику санкций или диалога по отношению к режиму Лукашенко, сводится исключительно к поиску доказательств эффективности или не эффективности санкций. Однако для того, чтобы всесторонне оценить ситуацию необходимо также ответить на вопрос: насколько политика диалога по отношению к авторитарному режиму является более эффективной, чем политика санкций, и может ли она приводить к реальным изменениям в недемократической системе?

Для начала стоит прояснить, что следует понимать под эффективностью той или иной политики. Прежде всего, это достижение поставленных целей. Основной целью политики стран западного мира является содействие демократическим преобразованиям в авторитарных государствах и в перспективе — установление там демократических режимов. Санкции, как и диалог, — это инструменты достижения этих целей.

Однако оценить, какой из этих инструментов является более эффективным и содействует переменам в авторитарных системах, крайне сложно. Сторонники политики диалога утверждают, что ее результаты можно ожидать только по прошествии нескольких лет, тогда как политика санкций якобы должна дать немедленный эффект. На чем строится такое утверждение, не совсем понятно.

Авторитарные режимы могут существовать на протяжении долгого времени и испытывать на себе различные механизмы внешнего воздействия. И если в какой-либо недемократической стране происходят изменения, совершенно невозможно сказать, что стало основной причиной этого: политика давления или политика диалога, либо же внутренние процессы, проходившие в политических элитах и обществах. Например, в 1986 году в результате революции на Филиппинах был свергнут диктатор Маркос, правивший страной 21 год. На протяжении всех этих лет он пользовался расположением со стороны правительства США, то есть, был объектом «политики диалога». Но было ли его свержение результатом данной политики? Ведь режим Маркоса, более жесткий, чем белорусский, функционировал без каких-либо внутренних демократических преобразований. Или все же его падение было результатом деградации системы, социального взрыва и того, что США решили больше не оказывать поддержку Маркосу, хотя он и получил возможность скрыться на Гавайях под юрисдикцией США?

Как мне кажется, в данном случае «диалог» не влиял ни на внутреннюю политику режима, ни на процессы, связанные с его свержением, так как похожие процессы (деградация режима, революция) происходили и в тех недемократических режимах, в отношении которых политика диалога не проводилась (например, в Сирии). Соответственно оценка эффективности политики диалога довольно субъективна.

Прежде чем продолжить анализ эффективности политики диалога с авторитарными режимами, необходимо внести ясность относительно того, что же собой представляет данная политика как таковая.

В общих чертах основными ее элементами являются: встречи на высшем уровне, двусторонние визиты, инвестиции и экономическое сотрудничество, в ряде случаев — расширение геополитической сферы влияния и стратегического присутствия западных государств.

Однако представленные выше элементы диалога между демократическим западным миром и авторитаризмами — это всего лишь внешняя форма взаимодействия, предполагающая некоторые внутренние изменения в авторитарном государстве. Вот здесь и возникает проблема, так как реальные сдвиги в таких системах происходят крайне редко, если вообще имеют место.

В чем эффективность диалога?

В целом то, насколько эффективна политика диалога, может быть продемонстрировано на двух уровнях:

1. Микроуровень. Может показаться, что диалог эффективен в решении и достижении краткосрочных целей, — политической либерализации. Авторитарный режим в качестве ответного шага идет на освобождение политических заключенных. В отдельных случаях могут быть приостановлены явные репрессии, может происходить процесс фасадной демократизации, имитации переговоров с оппозицией, как это было в случае с белорусским режимом в 2008-2010 годах. В то же самое время возникает схоластический вопрос: является ли такая «демократизация» результатом диалога как такового или же желанием недемократического режима избежать дальнейшей эскалации конфликта с Западом и его негативных последствий и как такая политика отражается на системе в целом?

2. Макроуровень. Несмотря на временное потепление, которое происходит на микроуровне в авторитарном режиме, диалог, тем не менее, не эффективен в решении долгосрочных макрополитических проблем. А именно — он не приводит к трансформации политической системы. Общество и оппозиция продолжают функционировать в узкоочерченных границах, установленных режимом, выход за которые приводит к немедленным репрессиям, независимо от того, есть диалог или его нет. Оппозиция, как и прежде, остается в маргинальном состоянии и аутсайдером в процессе принятия политических решений. В то же самое время режим использует период диалога для того, чтобы снять внутреннее и внешнее напряжение, получить дополнительные ресурсы для поддержания функциональности системы и отдельных ее элементов.

Важно также отметить, что даже в период «диалога», несмотря на то, что режим может приостановить открытые репрессии, то есть, в политике давления на оппозицию и общественных активистов не используются государственные органы (милиция, суды и т.д.), это совершенно не означает, что режим полностью отказывается от механизма репрессий. Они принимают другие формы — не менее брутальные. Например, оппоненты власти продолжают подвергаться физическому и психологическому воздействию, им могут угрожать, избивать. Редакции независимых газет и офисы оппозиционных партий поджигаются, политически нелояльных студентов исключают за неуспеваемость, преподавателей, служащих, рабочих увольняют за нарушение трудовой дисциплины и т.д. Нередко представители оппозиции исчезают или гибнут при невыясненных обстоятельствах. К примеру, в Казахстане, в отношении которого Запад на протяжении последнего времени осуществляет политику диалога, в 2006 году был убит известный оппозиционер и наиболее активный противник Назарбаева Алтынбек Сарсенбаев. В Беларуси в период оттепели (2009 год) до самоубийства была доведена солигорская правозащитника Яна Полякова, при невыясненных обстоятельствах в 2010 году погиб Олег Бебенин.

В этих случаях власти, как правило, «разводят руками», утверждая, что налеты и смерти людей — дело рук «неизвестных» и что расследование ведется. При этом политическое руководство формально остается непричастными к гибели своих оппонентов.

Анализируя политику диалога, также важно понимать, что любые договоренности западных партнеров с диктаторами совершенно ни к чему последнего не обязывают. Если диктатор узурпирует власть, нарушая при этом законы своей страны и международные соглашения, то почему он должен соблюдать некие обещания, данные западным политикам? Психология диктаторов совершенно понятна: для них нет никаких правил игры, кроме тех, которые они устанавливают сами. И смотрят они на диалог с позиции своих собственных интересов, которые выражаются в удержании и укреплении власти, но никак не в ослаблении ее. Любой диалог с диктатором заканчивается там, где разговор начинает касаться неприкосновенности и ограничения власти.

Таким образом, не вызывает сомнения тот факт, что, несмотря на снижение благодаря диалогу между диктаторским режимом и демократическими странами, но он не меняет природу и сущность самого режима, что в целом делает политику диалога неэффективной.

Для того чтобы аргументировать свою позицию, приведу несколько конкретных примеров, отчетливо показывающих результаты «политики диалога».

Одним из одиозных политических режимов, по отношению к которому Запад реализует политику диалога, является авторитарный режим в Азербайджане. Напомню, что нынешний президент страны Ильхам Алиев получил свою власть непосредственно из рук отца. По данным Economist Intelligence Unit, по уровню демократии Азербайджан в 2011 году занимал 140-е место. К слову, Беларусь — 139-е. Несмотря на неограниченную персоналистскую власть, явные репрессии в отношении оппозиции, Ильхам Алиев регулярно принимается западными державами на самом высоком уровне. Азербайджан является страной, в которую идут миллиардные западные инвестиции. И, тем не менее, активный «диалог» с Западом никак не отражается на внутриполитической ситуации в стране.

Такой же остается ситуация и в Казахстане, где президентом страны вот уже более 20 лет является Нурсултан Назарбаев. Казахский режим продолжает быть включенным в политику «активного диалога» с Западом. Результатом диалога даже стало скандальное назначение Казахстана в 2010 году председателем ОБСЕ — несмотря на то, что оппозиция и демократическое сообщество в этой стране находились под постоянным прессингом. Недавние же события в Казахстане, расстрел митингующих рабочих в Жанаозене, только подтвердили тот факт, что диктаторский режим, несмотря на «политику диалога», будет всеми методами подавлять любое сопротивление. Игры Запада в «диалог» также не удержали Казахстан от геополитической переориентации на Россию. Хотя Назарбаев регулярно высказывал мысль о том, что Казахстан — это мост между Азией и Европой, страна активно включилась в строительство нового союза с Россией.

Рассуждая об эффективности диалога, стоит также упомянуть о Муамаре Каддафи и Хосни Мубараке.

Каддафи, несмотря на имеющуюся репутацию тирана и террориста, все же был включен в политику «диалога» после 2000 года. В Ливию пришли не только западные кампании, но частыми стали и визиты западных политиков. Однако, как известно, диалог нисколько не повлиял на функционирование системы. Для того, чтобы устранить диктатора, потребовалось кровопролитное восстание и бомбардировка страны силами НАТО в 2011 году. С таким же успехом революция и бомбардировка могла бы произойти в Ливии и в условиях санкций. Вероятно, что так бы и случилось в начале 2000-х в рамках глобальной войны с терроризмом, если бы Каддафи не пошел на диалог с Западом. Тем самым он снял напряжение в отношениях с Западом и продлил свое правление еще на 11 лет.

Похожие процессы происходили и в Египте в 2010 году. Несмотря на то, что режим Мубарака был втянут в орбиту влияния западных государств (Египет являлся членом Евро-средиземноморского партнерства), его внутренняя экономическая и социальная политика продолжала оставаться неизменной, как и функционирование политической системы в целом (Мубарак оставался несменным президентом Египта 30 лет). В конце концов, только рост социальных противоречий, деградация режима привели к социальному взрыву.

Можно долго перечислять список диктаторских режимов, с которыми Запад устанавливал «диалог», но так и не сумел повлиять на процесс демократической трансформации политической системы.

«Диалог» как политика двойных стандартов

В большинстве случаев смена авторитарного режима осуществляется не в результате диалога, но по причинам, никак не связанным с ним: а) смерти диктатора; б) революции; с) военного переворота; д) внешнего вмешательства.

Сам же диалог, скорее, приводит не к трансформации авторитарной политической системы, а к изменению оценки и подхода западных государств по отношению к диктатору. В итоге он из категории «сукиного сына» переходит в разряд «своего сукина сына», что превращает «политику диалога» в политику двойных стандартов.

Иначе говоря, Запад, опираясь на внешнюю лояльность диктатора и его готовность «участвовать в диалоге», начинает игнорировать то, что на самом деле происходит в государстве. Репрессии и отсутствие свободы, демократических выборов объясняется долгим процессом перехода к демократии в условиях авторитаризма, который затягивается на многие годы, что обеспечивает диктатору относительно спокойное существование.

Во многих случаях, когда Запад проводит политику «диалога» с диктаторскими режимами, границы между желанием повлиять на «поведение диктатора» и банальным решением деловых или геополитических интересов практически не существует.

Более того, «диалог» в большей степени требует лояльности и соблюдения договорённостей со стороны демократических западных государств, чем со стороны диктатора. Как правило, за период «дружеских отношений» с автократом западные государства успевают создать так называемую «инфраструктуру диалога», т.е. начинают активно вести бизнес, размещать свои активы, фирмы, военные базы на территории авторитарного государства, включенного в диалог. Демократические страны становятся заложниками авторитарного режима и вынуждены его постоянно «подкармливать» и «задабривать», потому как любая критика диктаторского режима с их стороны может привести к конфискации имущества и ликвидации бизнеса западных фирм либо к геополитической переориентации государства в целом.

Такая ситуация приводит также и к тому, что зачастую политику по отношению к авторитарному режиму начинают определять не правительства, а крупный бизнес, ведущий дела с диктатором. Если западный бизнес чувствует себя комфортно в стране, где правит диктатор, то проблемы с соблюдением прав человека в таком государстве отодвигаются на второй план, а заявления западных политиков носят лишь декларативный характер и наоборот.

К сожалению, именно таким образом формировалась политика диалога западных государств по отношению ко многим диктаторским режимам в Африке, Азии и Латинской Америке. Так формировалась политика и в отношении белорусского режима, получив красивое название real politik.

Место оппозиции в «диалоге»

Очень часто в период «диалога» существуют определенные установки для деятельности оппозиции. Как правило, западные партнеры, реализующие политику диалога, ожидают от оппозиции конструктивного подхода в вопросах отношения с диктатором, принятия политической действительности такой, какой она есть. Оппозиции рекомендуется избегать таких действий, которые могли бы нарушить политическое равновесие, установленное посредством диалога. Более того, ожидается, что оппозиция будет подстраиваться под сложившуюся ситуацию: принимать участие в выборах, переговорах с властями. Это не только должно лигитимизировать диалог с диктатором, но и показать его успех, хотя в реальности все внутренние процессы носят исключительно имитационный характер и никак не влияют на политическую ситуацию в стране в целом. Если же представители оппозиции начинают действовать вопреки установившейся парадигме, идти на конфронтацию с режимом, подпадая под репрессии, то такие группы могут быть обвинены в том, что они излишне радикальны и деструктивны либо же являются агентами влияния неких внутренних или внешних дестабилизирующих сил. Факты репрессий против них в этом случае могут игнорироваться, как, например, было в период правления Пиночета в Чили или Сухарто в Индонезии.

Таким образом, диалог приводит к политической нейтрализации и ослаблению оппозиции, а не правящего режима. Он заставляет оппонентов власти идти на поиск компромисса с режимом, фактически толкает на его лигитимизацию, снимая тем самым напряжение внутри общества и отдаляя перемены.

Вместо заключения

То, что произошло в Беларуси после 2010 года, — это результат нежелания Александра Лукашенко проводить реальные системные преобразования в стране: вся его политика сводилась к имитации, не угрожавшей его личной власти. «Диалог» служил исключительно этим целям, не решая при этом внутренних социально-экономических и политических противоречий, которые рано или поздно должны были проявиться в форме нынешнего кризиса, независимо от того, как долго бы длился диалог. Поэтому даже если Евросоюзу и белорусским властям удастся найти новый компромисс, пока Лукашенко находится у власти, очередной диалог также будет обречен на провал.

Мнения колумнистов могут не совпадать с мнением редакции. Приглашаем читателей обсуждать статьи на форуме, предлагать для участия в проекте новых авторов или собственные «Мнения».