Андрей Вардомацкий: Беларусь — готовая европейская страна

 

«Белорусская аналитическая мастерская Андрея Вардомацкого» провела качественное дистанционное социологическое исследование на тему: знают ли белорусы об инициативе «Европейский диалог о модернизации с Беларусью»? В исследовании участвовали четыре социальные группы: студенты, пенсионеры, бюджетники, работники государственных и частных предприятий. О проведенном исследовании и не только Андрей Вардомацкий рассказал в интервью для Naviny.by.

— Андрей Петрович, давайте сразу быка за рога. Что в сухом остатке? Что больше всего впечатлило по итогам исследования?   

— Поразило то, что никто — подчеркиваю: никто из опрошенных не знал об этой инициативе Евросоюза вообще! Пришлось использовать проективную методику. То есть, предлагался некий текст, из которого люди узнавали о модернизационном пакете. Они реагировали на предложенный материал, оценивали его.

Так вот, все мнения расположены на континууме «неприятие — одобрение». Иначе говоря, то, что для ряда политологов, экспертов, вообще активных, продвинутых людей представляется очевидным благом, не всегда выглядит так в массовом сознании.

При этом респонденты одобряют идеи рынка труда, торговли, новых технологий, инвестиций, которые могут быть привнесены со стороны Европы. Люди понимают, что такое взаимодействие с Европой — вещь положительная.

Вместе с тем в массовое сознание проникают штампы пропаганды. Некоторые воспринимают инициативу «Европейского диалога о модернизации» настороженно и даже с возмущением, предполагая «происки врагов». Подозревают ЕС в попытке некоего тихого вторжения, корыстного использования нашей страны как для наживы, так и в плане политическом: а вдруг Европа исподтишка «посадит на Беларусь» своего человека?

— То есть, воспринимают эту инициативу как троянского коня?

— Совершенно верно, подозревают двойное дно. Причем на момент исследования положительные оценки инициативы ЕС как минимум не перевешивали. Но это было в июне. Дальнейшие исследования покажут динамику.

— Судя по всему, власти не хотят, чтобы народ вообще знал об этой инициативе ЕС. А поскольку основные СМИ в руках властей, велики ли шансы Европы достучаться со своим новым проектом до белорусского общества?

— Смогут ли достучаться — это зависит от того, насколько изобретательны будут европейские структуры в использовании самых разнообразных медиа при доведении идей диалога до обычных граждан. Телевидение и радио уже не являются основными СМИ. Есть очень много способов доведения информации через другие — не телевидение и радио — средства массовой информации. Если их креативно использовать, то все возможно. Это не вопрос наличия техники, а вопрос приоритета, значимости проблемы и белорусской тематики для ЕС вообще.

Это парадоксально, но важнейшее СМИ сегодня, как и столетия назад, — из уст в уста. Если 15 процентов общества что-то откуда-то узнают, остальные узнают от этих 15 процентов. Это закон неизбежного расползания информации.

Далее, телевидение в современных обществах уже не является основным средством массовой информации.

— Это можно сказать уже и о Беларуси?

— Да, и особенно применительно к той целевой аудитории, на которую и рассчитаны в первую очередь идеи «Европейского диалога». Для нее телевидение уж точно не является основным СМИ.

— А как вы видите, кстати, эту аудиторию? Более молодые, продвинутые?

— Не только более молодые. Речь идет о публике, продвинутой в экономическом, образовательном плане. Это люди, активные вообще — экономически (в том числе в плане предпринимательства), творчески (как в искусстве, так и в науке) и так далее. Те, кто причастен к новым технологиям.

— Так их и агитировать особо не надо. Другой вопрос: а что они могут, если власть этот диалог с порога отмела? Писать проекты в стол, как и раньше? Биться лбом о стенку?

— Да, люди не верят, что этой инициативе суждено воплотиться в жизнь. Полагают, что при всем благородстве целей ей суждено остаться на бумаге, потому что власти не заинтересованы в переменах.

— Получается, вся проблема — в политическом режиме? Он блокирует сегодня не только инициативу ЕС, но, главное, — саму модернизацию страны, хотя вопрос давно перезрел. Так что, при этой власти никакого движения не будет — или все же чувство самосохранения на каком-то этапе подтолкнет к реформам?

— Чувство самосохранения подсказывает верхам, что реформы лучше не начинать.

— Есть социологические данные, которые говорят, что свыше трех четвертей белорусов — за перемены. А что показал ваш зондаж?

— Три четверти за перемены… Я бы осторожно относился к этим цифрам. Когда о переменах говорят не эксперты, а обычные респонденты, то они совсем не обязательно имеют в виду перемены политические. Речь часто идет просто о переменах, например, в уровне собственной заработной платы. Это, вообще говоря, предмет особого отдельного исследования — что белорусы имеют в виду под переменами.

— Какова динамика геополитических предпочтений белорусов и как она может влиять на отношение к «Европейскому диалогу»?

— В марте — мае шел подъем проевропейских настроений. И одновременно наблюдалось ослабление пророссийских. Теперь пошел обратный процесс. И это связано в первую очередь с трудовой миграцией. Человек вечером садится в поезд, а утром уже зарабатывает деньги в России. Без визового барьера и без языкового, без различных формальностей.

— Иначе говоря, Евросоюз в этом плане начисто проигрывает конкуренцию России?

— В Европу, как показывают опросы, хотят уехать работать многие белорусы. Но в западном направлении такое желание реализовать не в пример сложнее: возникают визовые и другие проблемы.

— Да что там работа: для обычной поездки надо помучиться с бумагами, отстоять очередь. Правда, Брюссель кивает на белорусские власти: мол, с ними кашу не сваришь, поэтому не можем облегчить визовый режим…

— Такая аргументация отражает не степень технической трудности вопроса, а степень интереса к нему. Кто хочет сделать, ищет возможности, кто не считает что-то действительно важным — видит причины.

— То есть вы считаете, что Евросоюзу стоило бы пойти на асимметричные шаги, уже сегодня шире открыть калитку для белорусов?

— Именно так. Ведь сложности с попаданием в Европу буквально на глазах меняют геополитические ориентации наших соотечественников. Причем переориентация на Россию носит вынужденный характер: человек и рад бы поехать зарабатывать в Европу, да барьеры не пускают. И речь тут не о стоимости визы, а о процедурно-бюрократических трудностях.

— А вот насколько сами белорусы — европейцы? Насколько готовы к Европе? Насколько проникнуты ее ценностями? Может, для большинства дело ограничивается привлекательной витриной материальных благ, и не более?

— Если брать квалификацию, то белорусы вполне могли бы конкурировать на европейском рынке рабочей силы. Живя теперь здесь, в Европе, я хорошо это вижу.

Далее, наши сограждане по-европейски трудолюбивы, тяготеют к порядку. Белорусу все-таки обычно хочется встать и поправить покосившийся забор, а не сидеть под ним со стаканом и размышлять о глобальных материях.

Вместе с тем, отчетливо видны те изменения в массовом сознании, которые происходили в последние годы — имплантация страха и ориентация на индивидуальное выживание, однако процесс еще не зашел слишком далеко.

С точки зрения инфраструктуры Беларусь — почти готовая европейская страна. Мы привыкли к хорошей связи, неплохим дорогам, европейским расстояниям в 200-300 километров внутри страны. Белорусы мыслят европейскими географическими масштабами, а не как представители страны с огромной территорией, где в гости к родичам надо лететь через пять часовых поясов...