Контроль и эмоции. Обещание арестов в системе ЖКХ как признак неэффективности власти

Председатель Комитета государственного контроля (КГК) Леонид Анфимов объявил, что по итогам проверки деятельности системы ЖКХ можно было бы арестовать — «на эмоциях» — половину состава профильного министерства. 

Эмоциональный глава КГК Леонид Анфимов. Фото natal.by

Должен сказать, что эмоции господина Анфимова понятны всем, кто живет в Минске. Например, в конце отопительного сезона, когда вдруг батареи начинают раскаляться до невозможности, и только идиоту непонятно, что наши коммунальщики таким образом списывают сэкономленное за зиму топливо. Или в самом его начале, когда уже неделю ты мерзнешь под двумя одеялами, а они и в ус не дуют (экономят, да?). А можно говорить об уборке дворов, о ремонте подъездов, о качестве питьевой воды — и так далее, так далее, так далее.

Но я не об этом. Я о системе государственного контроля.

Ощущение такое, что это мы живем с этой системой ЖКХ и с этими коммунальщиками. Это нас они то морозят, то поджаривают. А Госконтроль прямо вчера в полном составе вернулся из командировки и начал свои разборки с министерством. Или у каждого ответственного лица в Госконтроле какая-то иная система отопления — не та, что у оставшихся минчан. И так — на протяжении последних двадцати лет, как минимум.

Но ведь вся нынешняя власть вышла, как русская литература из гоголевской «Шинели», или из ЖКХ, или из Госконтроля. Премьер-министр Андрей Кобяков начал свое восхождение на вершину белорусской власти как раз в должности заместителя руководителя Службы контроля президента, позже преобразованной в КГК. Председатель Совета Республики Михаил Мясникович и его предшественник Борис Батура по очереди занимали посты во главе Минжилкоммунхоза. Да и сам Леонид Анфимов, если помнится, некоторое время успел-таки поработать заместителем председателя Минского горисполкома, то есть проблематику знает.

Но бардака в отрасли они все до сих пор не видели. Не замечали. Работали — но было им от этого ни тепло и ни холодно.

И вот сейчас всю нашу власть огрело «жировкой» по головам, да так, что впору, выясняется, сажать половину министерства.

То есть, раньше их сажать было не за что?

Раньше, что ли, было непонятно, что система устарела, что строится она на сплошных затратах, что все, начиная от слесаря-сантехника, берут в лапу? Что мусор вывозят так, что весь двор матюгается, прибирая потом от подъездов разбросанные отходы? Что покрасят стены в подъезде лишь после того, как ты пригрозишь написать на них ругательство в адрес «сами-знаете-кого»? Что дератизацию в подвалах не проводят до тех пор, пока ребенок не станет заикаться, увидев крысу у крыльца? А деньги на все это берут совершенно добросовестно — попробуй не заплатить!

Но государство с предельной степенью централизации, построенное за прошедшие двадцать лет, функционирует так, что проблему замечают лишь на следующий день после того, как о ней сказал Лукашенко. То есть, попалось ему письмо гражданки о недостатках приемной кампании в университетах — и Госконтроль будет добросовестно контролировать ход этой кампании. А попадется на глаза президенту письмо о бродячих собаках у подъезда — Госконтроль будет всем составом ловить их, а заодно и руководителей ЖКХ — по принципу «кто не спрятался, мы не виноваты».

Это понятно. Он — Госконтроль — не зависит от налогоплательщиков (они же избиратели). Он зависит от мнения одного человека в стране. А в «Дроздах», я убежден, автономная система жизнеобеспечения поселка. И мусор там убирают качественно. И вода, думаю, несколько чище. И на стене президентской резиденции никто не напишет матерное слово из нескольких букв, которое будет потом долго и нудно красоваться, пока его не заучит наизусть младший сын главы государства и не употребит вслух в присутствии батьки белорусского народа.

И так функционирует вся система контроля. Общественного контроля нет. Но это означает, что контроля нет вообще. Есть штурмовщина и кампанейщина.

Я помню, как однажды меня взялся подвести до дома депутат Палаты представителей от моего округа. Ну, да, мне повезло — он меня знал, и я его знал, еще до того, как он стал, а потом перестал быть депутатом. Он сам сидел за рулем и с гордостью рассказывал избирателю Федуте, как его «Форд» (американской, заметим, сборки) замечательно работает. И рассказывал он в точности до того момента, пока не въехал на улицу Белецкого, где я живу. А когда въехал, то уже через минуту этот интеллигентный бизнесмен внезапно замолчал, и было только видно, как молча его губы произносят одно и то же слово на каждой яме и колдобине. Догадались, какое? Его все автомобилисты произносят, когда съезжают с «президентских» трасс куда-нибудь поближе к рядовым гражданам. Он довез меня, вежливо попрощался — и уехал.

Это было в пятницу.

А во вторник асфальт на нашей улице внезапно начали укладывать с таким ожесточением, как если бы у рабочих стояли за спиной надзиратели с автоматом Калашникова наперевес. Потому что, насколько я могу судить, депутат от моего округа, возглавлявший по чистой случайности влиятельную парламентскую комиссию, позвонил в мэрию и устроил нахлобучку за состояние проезжей части на территории своего округа.

Но — это мне повезло. Я был лично знаком со своим депутатом. И депутат любил свою машину, все четыре колеса и подвеску. И он никак уж не хотел, чтобы в следующий раз, когда он вздумает баллотироваться, жители микрорайона пожаловались ему на его же бездействие. Хотя, прямо скажем, это не дело парламентариев — заниматься асфальтоукладкой.

И контролем за качеством уложенного асфальта.

И ответами на звонки по поводу не приглушенного отопления в момент, когда его и отключить-то уже надо бы — а не тупо оглядываться на нормативы.

Конечно, будь у нас нормальная местная власть, которую мы выбираем, всем бы этим занималась она.

И будь у нас депутаты местных советов, которые шли бы в советы не по разнарядке, а реально на конкурентной основе, они бы тоже этим занимались — то есть, конечно, не асфальт укладывали, а контролировали и направляли деятельность местной исполнительной власти.

Но у нас этого нет.

У нас государственная система реагирует только на решения одного человека, и стоит ему чихнуть в чей-то адрес, как госаппарат начинает немедленно лихорадить.

Стоит ему погрозить пальцем — и вот уже председатель КГК говорит о возможности арестовать половину сотрудников Министерства жилищно-коммунального хозяйства. То есть, в точности как Октябрьская революция: вчера было рано об этом говорить, завтра будет поздно. Высший начальник указал — и вот вам самое время!

Но как только перестанет лицо, обладающее полнотой власти, чихать — так температура спадет, арестовывать никого уже не придется, и КГК найдет себе какое-нибудь новое занятие. Например, озаботится качеством подготовки полета белорусского спутника. И тут такой космический погром начнется — хоть святых вон выноси…

А что? Тоже ведь — интересно, все ли там в порядке…