Анастасия Дашкевич: муж — змагар змагаром, а квартиру вымывает лучше, чем я
Супруга многолетнего лидера «Молодого фронта» рассказала о своей не самой спокойной жизни.
Когда я слышу имя Анастасии Дашкевич, у меня в воображении непроизвольно всплывает образ «жены декабриста». Да, еще пять-семь лет назад Наста Положанко и сама была одной из наиболее заметных и ярых активисток оппозиции в Беларуси, но, выйдя замуж и став мамой, отошла от всего этого. По крайней мере, складывается именно такое впечатление, поскольку в последнее время Анастасия Дашкевич в информационном поле фигурирует исключительно как супруга Дмитрия Дашкевича.
Поэтому мне и захотелось побеседовать с Анастасией, понять, каково же это — пытаться строить обычную жизнь, когда твой супруг для государства, словно красная тряпка для быка. Ведь в отличие от жены, Дмитрий по-прежнему ведет активную политическую деятельность, то и дело попадая за нее под «сутки» и аресты. Как Анастасия все это переносит, пыталась ли она убедить мужа сконцентрироваться на семье, что говорит детям, если супруга в очередной раз забрали?..
Об этом и не только Анастасия Дашкевич рассказала в откровенном интервью Naviny.by.
«Я поняла, что хочу попытаться что-то изменить»
— Анастасия, вспомните, как и почему вы оказались в «Молодом фронте»?
— Я была ребенком с патриотическими взглядами. У меня с детства была огромная симпатия к нашей стране, к родному языку, который, к сожалению, я не слышала вокруг себя. Меня эта ситуация удручала и удивляла одновременно. Я искала людей, у которых похожие интересы и ценности. Искала их долго и мучительно. И вот как-то кто-то мне подсказал, что есть такая организация как «Молодой фронт». Это был 2004 год.
К политике я была, в принципе, равнодушна и захотела попасть в «МФ» никак не из-за политических убеждений организации. Скажу больше, если бы в достаточно раннем возрасте я не узнала про бело-красно-белый флаг, я уверена, что у меня дома сейчас висел бы красно-зеленый, потому что я в первую очередь была патриотом своей страны и не задумывалась о важности тех или иных символов.
— Так как же вы нашли ребят из «Молодого фронта»?
— 8 сентября 2004 года в сквере Янки Купалы, куда мы пришли с подругами. Кто-то нам сказал, что именно там я и найду людей, которые говорят на мове. И правда, смотрим — какое-то скопление молодых людей. Это позже я узнала, что они праздновали годовщину битвы под Оршей. Ребята сами подошли, хотели познакомиться с нами, думаю, мы достаточно странно смотрелись на этом мероприятии. Они рассказали, что из «Молодого фронта». Говорили на белорусском, и мне этого было достаточно, чтобы завязать знакомство. Но они тогда сказали, что я слишком мала для организации (Анастасии было 14 лет. — Naviny.by.), и им надо обдумать, можно ли меня принять.
— Дмитрий Дашкевич был среди них?
— Нет.
— Расскажите о семье, в которой выросла девочка-патриот.
— Папа — офицер, политрук. Ушел со службы в конце 80-х. Мама была учительницей русского языка и литературы… Она умерла, когда мне было 12 лет. Поэтому растил меня отец. Как удивлялся начальник СИЗО, в котором я сидела, мол, дочь таких родителей — «это ж наш электорат», и недоумевал, как я здесь оказалась. Еще у меня есть старший брат — на 9 лет. Он всегда занимался айти-технологиями. Так вот, в 14 лет я присоединилась к «МФ», радости у отца это не вызвало…
— Были конфликты с ним на этой почве?
— Очень много и очень серьезные. Они продолжались до того момента, пока на меня не завели в 16 лет первое уголовное дело в 2007 году. Тогда отца «отпустило». Мне кажется, он смирился и понял, что это моя жизненная позиция и мой выбор. Он принял это как должное и всё. После того случая у меня с папой не было ни одной ссоры по поводу моего пребывания в «МФ».
— Вы сказали, что у вас сейчас на стене мог бы висеть красно-зеленый флаг. А почему вы считаете, что бело-красно-белый правильнее, чем красно-зеленый?
— Я не отождествляю Беларусь с советским прошлым. Мне ближе бело-красно-белый, поскольку он весь пропитан историей, независимостью. Хотя, с другой стороны, я абсолютно спокойно отношусь к людям, которые отождествляют красно-зеленый флаг с Беларусью, поскольку если человек не интересуется ни политикой, ни историей — это нормально. Тем более, красно-зеленый флаг уж точно лучше, чем георгиевская ленточка и триколор.
— Вы пришли в «МФ», чтобы просто общаться на белорусском языке, а в итоге стали одной из самых заметных активисток оппозиции и трансформировались, по сути, в политика. Когда вы перешагнули грань от «просто общаться по-белорусски» до «следовать политическим целям организации»?
— Это произошло тогда, когда я увидела поток несправедливости в отношении ребят из «МФ», которым постоянно давали «сутки», создавали проблемы на работе, учебе. Вот тогда я и поняла, что хочу попытаться что-то изменить. Причем это была далекая от политики позиция, просто человеческая позиция. После этого я начала активнее и глубже вникать в деятельность «МФ» и в политику в целом.
«Нам не нужны были слова, важно было просто увидеть друг друга»
— Как вы познакомились с супругом и многолетним лидером «МФ» Дмитрием Дашкевичем?
— О, лирика пошла. Познакомились мы не в самом романтичном месте — под стенами изолятора на Окрестина. Он отбывал административный арест. Это было спустя пару недель, как я пришла в «МФ». Помню, ребята мне тогда показывали газеты с фото Дашкевича, мол, вот наш лидер. Если честно, я тогда еще подумала, что за стрёмная такая организация, если ее лидер сидит. Он вышел, и мы с ним познакомились. Я была удивлена, насколько это милый, интеллигентный и спокойный человек. Еще поймала себя на мысли, мол, как и почему такой человек может оказаться за решеткой. В общем, с Дмитрием у нас наладились дружеские отношения, учитывая, что я принимала участие почти во всех мероприятиях «МФ».
— И когда эти дружеские отношения переросли во что-то большее? Вы помните, когда посмотрели на него как на мужчину, а не как на товарища по организации?
— Перелом произошел, когда он вышел после первого тюремного заключения в 2008 году. Вот в тот момент мы стали как-то ближе общаться и возникла некая симпатия, которой, кстати, мы не давали волю. Помню, Дашкевич тогда говорил про грядущие президентские выборы 2010 года: «Если мы не победим, то все сядем». Он объяснял позже, что из-за своей деятельности не может позволить себе серьезные отношения. Самые романтические эмоции по отношению к Дашкевичу я испытала, наверное, как раз после задержаний в 2010 году, когда и он сидел, и я была в «американке». Вот тогда мы и осознали, что значим друг для друга.
— Кто первый признался в чувствах?
— Дашкевич сделал это в письмах моему отцу. Наши отношения раскрывались, когда мы оба были под уголовными делами. Знаете, когда сидишь в камере, многое переосознаешь и переосмысливаешь. Как бы абсурдно это ни звучало, даже полезно в каком-то плане, главное, чтобы это было дозировано…
— Простите, перебью. Вы сказали про «дозировку» заключения. Теперь Дашкевич ваш муж, у вас двое маленьких детей. При этом Дмитрия регулярно отправляют за решетку. Вы пытались с ним поговорить на эту тему, мол, может его «доза» уже давно исчерпана и хватит заниматься тем, чем он занимается?
— Мы постоянно говорим на эту тему! Но мой муж ничего не делает, за что в другой стране мог бы оказаться за решеткой. На самом деле, он уже давно не позволяет себе тех вещей, которые позволял, когда не был в браке. Но просто сидеть дома и превратиться в среднестатистического мужчину — это не для него. Да и не могу я этого требовать от Дмитрия. Я же знала, за кого выходила замуж.
Я знаю, в чем он счастлив. Он не может не реагировать на какие-то вещи, которые, по его мнению, несправедливы. Хотя я прошу его всё время взвешивать риски его действий. Он достаточно круто изменил свою риторику и позицию после свадьбы. Он понимает, что у него семья и дети. Он всегда думает о нас. Мне кажется, что он мог бы вообще ничего не делать, собирать свои кухни, но это не застрахует его от задержаний.
— Секундочку. Акция Дмитрия на Новый год, когда вместо того, чтобы пить с вами шампанское, он в полночь вышел на Октябрьскую площадь с бело-красно-белым флагом. Разве это не лезть на рожон?
— На счет таких акций… Тогда был период либерализации в стране. И оппозиция эту ситуацию использовала. Он видел, что в тот момент особо «сутки» никому не давали. В нынешней ситуации он бы вряд ли вышел.
— Выйдя замуж, став мамой, вы значительно больше отошли от деятельности в «МФ», чем Дмитрий. Вы ожидаете того же от него? Вы хотите этого?
— Я хочу жить немного спокойнее, это однозначно. Без тюрем, передач. Но я не могу сказать, что хочу, чтобы Дмитрий сконцентрировался на семье и бизнесе. Его гражданская активность — это часть Дмитрия, без которой он будет неполноценен. Он делает то, что чувствует. Если он чувствует, что Ленина в нашей стране не должно быть — то когда открывают новый памятник, он не может просто сидеть, он воспринимает это как личное. Я не могу встать перед дверью грудью и не пустить его.
— Что вы испытываете, когда его мобильный недоступен?
— Сразу думаю, какое сегодня число и какие мероприятия возможны. Начинаю обзванивать РОВД, изоляторы. Учитывая, что я сама находилась в заключении, это как-то уменьшает переживания, поскольку ты знаешь, что и как. Но к этому невозможно привыкнуть. Пускай Дмитрия задерживали часто, но каждый раз это серьезные переживания.
— Вашей старшей дочке, если я не ошибаюсь, около трех лет. Когда Дмитрий на «сутках», она не задает вопрос, где папа?
— Я готовлюсь к тому, что эти вопросы рано или поздно будут. Пока дочке ничего не рассказываю и не объясняю. Она лишь раз спросила «Дзе тата?». Я перевела тему.
— Кто давал имена вашим детям?
— Имя дочки Мара — моё. Сына Давидом назвал Дмитрий. Я когда была беременна в первый раз, Дашкевич был уверен, что будет сын. Он и обращался к ребенку у меня в животе только «Давид». До заключительного УЗИ. А на нем стало ясно, что это девочка. А в день, когда должно было быть УЗИ, Дмитрия судили. Я сходила одна на УЗИ, потом пришла в суд, он смотрит на меня и понимает, что у нас девочка. Сказал, что был рад, хотя, повторюсь, 8 месяцев разговаривал с мальчиком.
— Не боитесь, что другие дети могут сказать Маре, где на самом деле ее папа?
— Поэтому мы и не водим детей в обычный садик и вряд ли поведем. А дальше важно, чтобы наши ценности стали ценностями детей.
— Самый тревожный момент для вас, связанный с Дмитрием?
— Когда в тюрьме в Горках ему начали создавать очень сложные условия, оказывалось невероятное давление. Около двух лет он провел в камерах-одиночках, было много разных провокаций. Нам не давали свиданий, к Дашкевичу не пускали адвоката.
Также по мне очень сильно ударило, когда Дмитрию увеличили срок на год. Ты ждешь, что вот-вот он должен выйти, а потом ему дали еще год. Ну, как-то всё пережили…
Я люблю Дмитрия. Предложение он мне сделал, когда находился в тюрьме. И моя задача была его поддерживать.
— А как он вам предложил выйти за него?
— Написал сначала моему отцу. Потом мне. Во время Пасхи. В 2011 году.
— Почему вы решили расписаться в тюрьме?
— Мы хотели сделать это гораздо раньше, но получилось только в Гродно спустя два года, как он сделал мне предложение. А спустя три дня, как он вышел на свободу, у нас было венчание.
— Помните, как прошла церемония бракосочетания в тюрьме?
— Целый шторм эмоций. Я очень боялась его увидеть впервые за два года, зная, через что он прошел. Знала, что очень мало времени у нас будет. Всё очень быстро произошло. Я увидела человека физически изможденного. Он и так стройный, а тогда был ну совсем строен. Он смеялся, хохотал. Пришел лысый, сказал, что перед моим приходом его обрили со словами «и таким будет любить».
— Что вы ему сказали?
— Мы обсудили его прическу. Если серьезно, мы не имели потребности в словах, для этого у нас были письма. Нам было важно просто увидеть друг друга.
— Как бы вы описали ваш семейный союз?
— Мы похожи. Оба амбициозные, с задатками лидеров. В этом плане нас с Дмитрием спасает то, что мы прекрасно понимаем, что брак — это работа. Наше счастье, что мы верующие и также пониманием, что наш союз — священен. Если возникают конфликты, а они возникают регулярно, мы пытаемся перестроиться. В плане отношений — мы гибки.
— Ваша самая серьезная ссора?
— Каждая наша ссора серьезная.
— Посуду били когда-нибудь?
— Не-не-не.
— Ну, это не ссоры тогда.
— Не в этом дело, просто жалко посуду. Если б мы с Дашкевичем били посуду, мы бы уже по миру пошли. Характерами мы вспыльчивые, но отходчивые. Что мне нравится в наших отношениях — это понимание того, что в любых конфликтах виноваты оба. Это дает стимул менять в первую очередь себя, а не друг друга.
«В “американке” у меня была прекраснейшая компания»
— Вы уже несколько раз вспоминали про ваше пребывание в СИЗО. Расскажите, как это было.
— В ночь после президентских выборов 2010 года ко мне домой пришли около 15 сотрудников КГБ и попросили проехать с ними. Я думала, что едем на Окрестина, но поехали мы в «американку». Там у меня была прекраснейшая компания — Ирина Халип и Наталья Радина. Первые трое суток я спала и ждала, что со мной будет. Потом допросы, камеры. СИЗО КГБ — интересное учреждение. Многие известные люди тут побывали.
Я сидела с экономистками, главными бухгалтерами, чиновницами… И мне было интересно наблюдать, как женщины ведут себя в тюрьме. Была очень удивлена, как они встают в шесть утра, наводят полный макияж, хотя за день ни разу не выходят из камеры. Когда я спросила, зачем они это делают, они ответили, мол, чтобы сохранить чувство собственного достоинства. Я была очень впечатлена.
— СИЗО вас изменило?
— Нет. Я к тому времени уже давно была в «МФ» и психологически была готова, что рано или поздно я должна была попасть в подобное заведение.
«Рожу третьего, уже и имя придумала»
— Вы окончательно отошли от политики? И вообще, можете ли вы назвать себя политиком?
— Нет, не могу. Я считаю себя человеком активной гражданской позиции. А что будет дальше — мне тяжело сказать. Я знаю только то, что рожу третьего ребенка. Только чуть-чуть попозже. Я уже и имя придумала. У нас всегда с Дмитрием были планы иметь большую семью.
— В чем вы находите вдохновение? В материнстве?
— Материнство — в том числе. Но часто и для этого нужно вдохновение, каторое ты черпаешь извне. Это учеба, работа, гражданская активность, друзья. Когда появилась Мара, я еще оканчивала университет (ЕГУ. — Naviny.by). Когда родился Давид — я писала диплом. Сейчас тоже всего хватает: пишу блог на «Радио Свобода», есть обязанности в бизнесе Дашкевича. Я не могу заниматься только детьми и сидеть дома, меня это угнетает. У нас с Дмитрием, кстати, нет разделения обязанностей на женские и мужские. Дашкевич — змагар змагаром, а квартиру вымывает лучше, чем я.
— Какие из женских слабостей вам свойственны? Следите ли за модой? Как часто посещаете салоны красоты? Шопинг?
— Шопинг не очень люблю. Хоть стараюсь выглядеть хорошо. Мне, как и любой девушке, главное — ощущать себя уверенной. Поэтому внешний вид играет важную роль.
— Наша беседа длится уже более полутора часов. Давайте еще несколько вопросов и будем закругляться. Один из них неприятный, один — шуточный, остальные — нейтральные. С какого начнем?
— С шуточного!
— Зря спросил. Нет, давайте все же шуточный оставим напоследок. Начну с неприятного, за который заранее извиняюсь. Знаете, есть такое выражение: «человек пахнет тюрьмой». Вы не боитесь, что если Дашкевич продолжит жить также, как и сейчас, то из него скоро этот запах невозможно будет выветрить?
— Не боюсь. Дмитрий прекрасно пишет о тюрьме. Лучше о личных переживаниях во время испытания писал только Быков. Поэтому все запахи оставим для книги. Но, надеюсь, он будет писать о прошлом опыте. Этого достаточно. Но попадание в тюрьму от него не зависит, как бы он себя ни вел. К сожалению.
— Вы серьезно? Вы думаете, что если Дмитрий полностью отойдет от политики, сконцентрируется только на вас и своем бизнесе, у правоохранителей и властей к нему по-прежнему будут какие-то вопросы?
— Мирослав Лозовский был в политике? А другие фигуранты «дела патриотов»? Если Дашкевича захотят зацепить, его зацепят.
— Кто вам импонирует из белорусских политиков?
— Со многими из них я имею человеческие отношения… Поэтому мне тяжело их характеризовать только как политиков.
— Что вас не устраивало в нашей стране 10 лет назад и что не устраивает сейчас?
— Если брать в политической сфере, я не знаю, что меня может устраивать в этой стране. Это, пожалуй, только мои друзья и мое окружение. Но мы же живем, рожаем, растим детей и волей-неволей изменяем пространство, условия для себя и своих близких.
— Существует ли женщина, на которую вы хотели бы быть похожей?
— Пожалуй, нет. Никогда у меня не было кумиров и тем более кумиров именно по гендерному признаку. Единственное, я всегда восхищалась женщинами, которые успешно совмещают карьеру и семью. Неважно, в какой сфере. Сама суть быть реализованной в двух этих ипостасях.
— Заключительный вопрос, как и обещал немного шуточный. Предположим, на моем месте сейчас оказался бы Александр Лукашенко. Что бы вы ему сказали?
— Ох… Да уж, шуточный… Даже не знаю, что ему можно было бы сказать… А хотя знаете, не о чем нам разговаривать с этим человеком…
Фото Сергея Сацюка
Обсудим?